Освобождение

Федор посмотрел на карту, нашел на ней цель своего путешествия — город Ферм, располагавшийся не так уж далеко от того места, где он сейчас находился и уточнил диспозицию.

— Сколько людей у этолийского стратега?

Прежде чем ответить, царь македонцев сделал царственный жест в сторону Филопемена и произнес:

— Ты можешь идти.

Поклонившись царю македонцев, Филопемен смерил на прощанье Чайку пристальным взглядом и вышел. «Послал бог подчиненного, — подумал при этом Федор, — сам стратег и командовать хочет. Но ничего не попишешь, друг Филопемен, придется повоевать не только во славу Греции, но и во славу Карфагена».

Филипп между тем уже вещал о новом наступлении и том клубке проблем, в который сплелись отношения в Греции между союзами и отдельными полисами. О политике Федор слушал вполуха, лишь кивая головой, — слишком устал он за день, да и донесений уже начитался, был в курсе, — но когда дело дошло до выступления войск «проснулся».

До вторжения Филиппа в Эпир и Акарнанию силы этолийского союза, разбросанные по всей территории, насчитывали около двадцати пяти тысяч пехоты и сорока двух кораблей в коринфском заливе, не считая гарнизонов нескольких городов. Конницы у них, в отличие от македонцев, было немного, а ту, что была — меньше тысячи человек на весь союз, — Филипп высмеял. Однако Федор позволил себе усомниться в этих словах. Из донесений своих шпионов он знал о том, что мастерство этолийской конницы признавалось как в самой Греции, так и за ее пределами. Этолийские конные наемники служили даже в Египте. Но «ставить на вид» македонскому царю он не стал. Опасное это дело. В одном Филипп был прав, как бы ни были хороши этолийские всадники, их было мало. Большинство же эллинов вообще не признавали конницы, а зря.

А вот насчет порядков, царивших в пехотных частях, данные Филиппа и Чайки почти совпадали. Этолийцы, хоть и были неробкого десятка, выведенные в боях правила греческого военного искусства признавать не хотели. Доходило до того, что они не желали даже строить перед боем настоящую пехотную фалангу, не говоря уже о том, чтобы укреплять походные лагеря, выставлять дозоры и вообще подчиняться какой-либо дисциплине. Ну а если этолийцам представлялся случай заняться мародерством, то они его ни за что не упускали, наплевав зачастую даже на военные действия. В общем, в армии этолийского союза царил разброд и шатание. Федор только диву давался, как этот Агелай умудрялся держать в узде такую армию и еще выигрывать сражения. Просто батька Махно, не иначе. Филипп старался уверить Чайку, что разбить такую рыхлую армию не составит труда. Однако Федор не слишком в это верил. Парадоксов на земле немало. При такой убогой военной организации союз жил уже больше сотни лет и прожил бы еще столько же, не случись на его пути Федора Чайки. Теперь же, раз их пути пересеклись, Федор за будущее этолян не ручался. Были на его пути враги и покруче. Были да сгинули.

После нескольких сражений этолийцев с македонцами Филиппа, в строю их армии осталось не более пятнадцати тысяч. Но и македонцы понесли большие потери. Стратег союза Агелай оказался не так уж плох и отправил на встречу с богами больше семи тысяч македонцев, охладив их пыл. Захватив побережье реки Ахелой и проведя еще несколько стычек, в основном в горных районах страны, царь счел за благо отступить до подхода подкреплений союзников.

Легкой победы у Филиппа не получилось, до осады городов дело не дошло, но теперь он горел желанием одним мощным ударом пробить брешь в обороне этолийцев на главном направлении, совершить марш-бросок и захватить Ферм, столицу союза, считая, что после этого союз перестанет существовать. У Федора этот план вызывал некоторые вопросы, поскольку кроме Этолии, самого большого полиса, в него входили и многие другие. При необходимости каждый мог выставить дополнительное ополчение, хотя, конечно, по отдельности они не смогли бы противостоять объединенному натиску армии союзников под командой Филиппа. Но кроме армии, были и вопросы другого плана. В Этолийский союз, например, входила Фокида с общегреческим святилищем в Дельфах, уже лет семьдесят находившимся под защитой и управлением этолийцев. Нападение македонцев на святыни вряд ли усилит дружеские отношения к их царю со стороны остальных эллинов, с которыми он пытался заигрывать. Впрочем, Филипп не вчера родился и отлично знал об этом. Подумав, Чайка решил, что македонский царь вряд ли пойдет на их разграбление, даже если ему придется захватить Дельфы силой. Насколько Федор понимал своих союзников, эта война только начиналась. А где она закончится, каждый из союзников представлял по-своему. Так или иначе, начать предстояло с Этолии, у западных границ которой они сейчас находились.

— Пользуясь временным затишьем, Агелай сейчас спешно проводит набор среди народов, что живут на дальнем краю территории союза, — в тон его мыслям вещал Филипп, водя по карте рукой, — локры озольские, часть акарнанов, амфилохи, доряне, энианы, малияне и этейцы, — все они уже давно называют себя этолянами и живут по указаниям синедриона.

Филипп посмотрел в глаза Федору, сделал паузу и продолжал.

— Их синедрион уже давно принял решение о войне и мира не просит. Зато, узнав о скором подходе войск Ганнибала из Италии, активно ищет союзников на стороне. Мне доносят шпионы, что они почти договорились с Афинами о помощи.

— Сюда может подойти афинский флот? — озадачился Чайка, не ожидавший, что это сухопутное столкновение перерастет и в широкомасштабную войну на море.

— Пока не ясно, — ухмыльнулся Филипп, распрямив спину, — купленные мною политики разжигают спор в афинском совете, пытаясь убедить остальных, что дружить со мной намного выгоднее, чем воевать. Возможно, флот останется на месте. Но гарантировать этого пока не могу.

Вновь склонившись над картой, царь резко провел рукой по ней от точки, обозначавшей Страт, через половину территорию Этолии, вдоль большого озера, и остановил свой указующий перст у надписи «Ферм».

— Время терять нельзя, — объявил царь, обводя взглядом своих военачальников, — у Агелая сейчас не больше пятнадцати тысяч пехоты, разделенной на две неравные части. Одна, около пяти тысяч пехотинцев, рассредоточена неподалеку за рекой Ахелой, чтобы сдержать нас в случае наступления и дать возможность основной армии подготовиться. Главная армия находится здесь, у озера, на подходе к столице, прикрывая направление основного удара по равнине. Пока этолийский стратег не собрал большого подкрепления, мы ударим внезапно. С прибытием Чайки у нас насчитывается почти тридцать тысяч человек, не считая флота. Этого вполне хватит, чтобы уничтожить противника и не дать ему отойти в горы.

«Столько же у тебя было и раньше, — невольно поймал себя на мысли Федор, — пока ты один их пытался утихомирить».

Филипп расправил плечи и посмотрел на своих военачальников сверху вниз, словно ожидая восхищенных возгласов.

— Мы выступим завтра, — продолжил он, — форсируем Ахелой и разобьем передовой отряд этолийцев.

Услышав о сроках наступления, Федор едва не крякнул.

— Но моя армия еще не готова, — слабо возразил он, — понадобится как минимум три дня, чтобы прибыли оставшиеся солдаты из Италии и время, чтобы добраться сюда. Дорога, по которой мы добирались, непригодна для быстрой переброски армии и артиллерии. Это может занять еще несколько дней.

— Именно на это я и сделал расчет, — самодовольно ухмыльнулся Филипп, снисходительно поглядывая на посланца Ганнибала.

Федор в недоумением воззрился на полководца, ожидая продолжения.

— Их разведчики знают о твоем появлении и уверены в том, что я буду ждать полного соединения с твоей армией, а до тех пор не тронусь в путь, — тоном победителя объявил Филипп, — Агелаю эта мысль понравится, ему же нужно время собрать ополчение.

Царь македонцев пришел в такой восторг от своей мысли, что даже отдалился от стола с картой и сделал несколько шагов вдоль него, погрузившись в предвкушение скорой победы.