Элегия погибшей звезды

Он говорил с такой страстностью, что стены пещеры завибрировали.

— Но я знаю; знаю , что, если абстрагироваться от деятельности Фейдрита и Гвиллиама, которых интересовало лишь собственное могущество, я смогу направить Светолову энергию Солнца. И тогда ему не нужна будет магическая сила стихии земли, а значит, своей работой он не потревожит Дитя, спящее в сердце нашего мира. Мне необходимы сведения, заключенные в этих свитках, для того чтобы создать не просто Огненную Кузницу, но Светолов. Мне нужно понять, каким образом можно брать силу не у земли, а из других источников. От звезды, от Солнца, то есть от тех стихий, которые созданы прежде Огня. И тогда я смогу использовать это устройство для того, чтобы увидеть тайные происки наших врагов, защитить свою страну, да и весь многострадальный Союз, сделать стены мира более прочными. Быть может, тогда — кто знает? — мы сумеем держать Подземные Палаты закрытыми, если никто другой, столь могущественный, не потревожит Землю.

Он бросил еще один быстрый взгляд вверх.

— Кстати, изнутри они выглядят очень похоже.

— На то есть причина, — печально ответила Рапсодия.

И пока ребенок спал, она поведала ему историю о первом Завершении, которую рассказала ей Элинсинос, и о том, как были построены Подземные Палаты.

— Меня мучает мысль об Элинсинос, — тихо проговорила Рапсодия, закончив свой рассказ. — Я не знаю, жива ли она или жестоко ранена и вернулась в свою пещеру. В противном случае она бы попыталась освободить нас.

Акмед вздохнул. Он никогда не умел утешать.

— Возможно, она жива-здорова и находится снаружи, но ничего не может сделать, чтобы нам помочь, — вполне логично предположил он. — Субстанция, которая возникает в результате воздействия стихий на плоть дракона в процессе Завершения, не поддается даже магии демонов в Подземных Палатах. Не могу себе представить, чтобы дракон сумел ее разрушить. Полагаю, здесь может помочь лишь ключ вроде того, что открыл Сагию. А он спрятан в Илорке.

— Даже если Элинсинос жива, я уверена, что она находится в страшном смятении — лишь дракон способен это понять. И я беспокоюсь из-за Эши. Рано или поздно он вернется, чтобы забрать нас с ребенком, и увидит своего отца. И это будет ужасно, ведь в его жилах течет кровь драконов.

— Это очень печально, но сейчас нам нужно беспокоиться совсем о другом, — усмехнулся Акмед. — К тому времени, когда он окажется возле нашей каменной тюрьмы, которая прежде была его отцом, мы задохнемся из-за нехватки воздуха.

44

Джерна'Сид, Сорболд

Средний день недели в Джерна'Сид назывался рыночным. В этот день улицы, вымощенные красным камнем, обычно заполняли толпы людей. Повсюду продавали соленую рыбу, обувь, кожу и одежду, пряности и веревки, ножи и соль и множество других самых разных товаров. Почти все население города выходило на улицы, чтобы воспользоваться изобилием и пополнить свои запасы. Такая возможность имелась только у жителей столицы и крупнейших городов, всем остальным гражданам Сорболда приходилось делать запасы заранее, поскольку для них торговля в зимнее время оживала лишь на период оттепели.

Среди торговцев и горожан сновали стайки детей, всегда жадные до любых развлечений и зрелищ. Карманные воры не теряли времени, хотя за ними и следила императорская стража. Нищие, калеки и всевозможные попрошайки теснились на обочинах, рассчитывая хоть чем-нибудь поживиться. И как во всех других двадцати семи провинциях Сорболда, здесь было полно солдат, число которых увеличивалось с каждым днем.

В рыночные дни на улицах появлялось множество самых разных подозрительных личностей. Иногда это были просто бродяги, иногда бывшие солдаты имперской армии; так или иначе, но в Сорболде их тоже становилось все больше. Казалось, у этой категории человеческих отбросов одна задача — увеличить страдания и неприятности остальных людей. Часто безобидные, но всегда вызывающие раздражение, эти наглые бездельники болтались по улицам Джерна'Сид от Площади Весов до самых дальних купеческих районов, ловко избегая встреч со стражниками, но всячески задирая прохожих, приставая к хорошо одетым людям, оскорбляя женщин и угрожая детям.

В этот рыночный день один из таких бродяг случайно набрел на группу спящих нищих, укрывшихся от яркого утреннего солнца в узком переулке. Они громко храпели, от них несло дешевым элем.

«Какая удача», — подумал бродяга, довольный своей находкой.

Он неторопливо подошел к спящему седоволосому мужчине и пнул его ногой. Когда тот не пошевелился, бродяга ударил его ногой изо всех сил.

— Просыпайся, вонючий пьянчуга! Проваливай отсюда, чтобы глаза мои больше тебя не видели. Таким, как ты, не должно быть места во владениях императора. Уноси ноги, иначе тебе будет больно.

Несчастный проснулся и, дрожа от ужаса, обратил незрячие глаза, в которых отразился утренний свет, к своему мучителю.

— Пожалуйста, пожалуйста, господин, — пробормотал он в приступе безумия. — Пожалуйста, не забирайте меня в армию. Однажды я уже потерял там зрение. Не хочу, чтобы это повторилось.

Бродяга громко рассмеялся и присмотрелся к двум другим нищим: оба были калеками, один из них все еще спал, а другой только проснулся. Бродяга поднял ногу, чтобы его лягнуть.

— Я же сказал, жалк…

Рука нищего молниеносно схватила его за щиколотку и резко дернула. Бродяга задохнулся, так и не закончив свою речь, потерял равновесие и упал, ударившись головой о каменную мостовую.

Ошеломленный подонок попытался подняться, но в горло ему вцепилась сильная рука калеки.

Прежде чем бродяга успел понять, что происходит, он оказался лицом к лицу с нищим. Ему еще никогда не приходилось видеть таких глаз, поскольку жители Сорболда имели смуглую кожу и почти у всех были темные глаза, но эти глаза сияли пугающе яркой голубизной.

Нищий плюнул ему в лицо, обдав ароматами кислого вина и грязных зубов.

— Неужели тебе больше нечем заняться? Зачем ты обижаешь несчастных, мерзкий негодяй? — презрительно спросил оборванец.

Он ударил молодого бродягу головой о стену, возле которой устроилась компания нищих. Затем взял посудину с остатками кислого эля, вылил его прямо на штаны обидчика и наклонился к его уху.

— А теперь в твоей жизни наступил момент, когда ты должен решить: стать ли тебе приличным человеком, достойным дышать, или подписать себе смертный приговор, оставшись — ненадолго — неуживчивым придурком, который должен принести своей матери извинения за собственное появление на свет. Ты можешь уйти отсюда, вернуться домой, переодеться и раз и навсегда прекратить обижать стариков, которые не сделали тебе ничего плохого, или вновь присоединиться к своим дружкам негодяям. Но если ты выберешь последний вариант, запомни: во-первых, тебе придется объяснить им, почему ты обмочился. Во-вторых, меня ты здесь не найдешь, но можешь не сомневаться, я тебя отыщу. И если ты не хочешь, чтобы на тебя вновь обрушился гнев нищего с голубыми глазами, выбери честного человека.

Он еще несколько раз стукнул молодого негодяя головой о стену, а потом отбросил его в сторону.

— Пошел вон! — приказал он звонким голосом опытного командира.

Бродяга с трудом поднялся на ноги и побрел прочь, на углу его приветствовал взрыв смеха.

Анборн подождал, пока веселье за углом стихнет, а потом взялся за костыли.

— Найдите другую тихую улицу, друзья мои, — сказал он слепому нищему и его хромому спутнику.

Когда они, поддерживая друг друга, заковыляли прочь, он нашел новое место для наблюдения.

Он потратил несколько часов, чтобы незаметно перебраться поближе к дворцу Джерна-Тал, гордо вздымавшемуся ввысь напротив массивных Весов, темнеющих на фоне зимнего неба. Анборн видел Весы множество раз, но сейчас они каким-то образом изменились, в них появилось нечто зловещее. Вполне возможно, тому виной был прихотливо падающий на них свет, а может, направление длинных теней, ложащихся на мостовую. Впрочем, взгляд лорда-маршала на Сорболд мог быть пристрастен из-за многих других неприятных моментов, которые бросались ему в глаза на протяжении всего пути в столицу.