Элегия погибшей звезды

Драконица сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце.

— Но где я найду корень? — небрежно спросила она, отметив, что кожа прорицательницы посерела, а глаза вновь подернулись дымкой. — Прочитай для меня звезды, милая сестра.

Мэнвин вновь посмотрела на секстант.

— Ты можешь прямо здесь уйти под землю и следовать вдоль красной глины, пока она не станет коричневой, это произойдет неподалеку от русла Кровавой реки. Там ты найдешь корень.

В глазах драконицы появился радостный блеск.

— Спасибо тебе, сестра, — рассеянно пробормотала она, поскольку все ее помыслы сконцентрировались на поисках тропы.

Она вновь погрузилась под землю и быстро исчезла из виду, оставив сбитую с толку Мэнвин стоять на холодном ветру.

Земля еще не успела осесть, как Мэнвин заговорила снова.

— Преследуя женщину, ты убьешь собственное дитя, — пробормотала она.

Но Энвин была уже слишком далеко и не услышала ее последних слов.

Прорицательница посмотрела в звездное небо, которое по краям успело окраситься первыми сполохами зари. Нежные и теплые краски зарождающегося дня надолго привлекли ее внимание, и она еще долго любовалась великолепным зрелищем, пока совсем не замерзла.

Завернувшись в шелковую шаль, она медленно зашагала к своему некогда величественному храму, начисто позабыв о причинах, которые заставили ее выйти в пустыню.

40

Когда песнь рождения Меридиона наконец смолкла, когда свет в пещере совсем потускнел, когда была смыта кровь и наведен порядок, Кринсель взяла ребенка из рук Эши, постаравшись придать своему лицу строгий вид, и отнесла его к матери, чтобы Рапсодия накормила сына. Эши жестом позвал Акмеда, который так и оставался стоять в дальнем углу пещеры и теперь неохотно последовал за королем намерьенов. Они углубились в туннель, чтобы их не услышали женщины.

— Благодарю за помощь.

Король намерьенов протянул руку королю болгов. Акмед фыркнул.

— Не думаю, что человека, наблюдающего за происходящим из дальнего угла, стоит рассматривать как помощь, — мрачно буркнул он. — Впрочем, ты можешь поблагодарить приведенную мной повитуху, ведь именно ее руки обагрены кровью.

Тепло исчезло из глаз Эши.

— В некотором смысле у всех нас на руках кровь, Акмед, — ровным голосом проговорил он, стараясь успокоить разозлившегося дракона в своей крови. — Но сейчас кровь Рапсодии пролилась ради благой цели. И я благодарю тебя за спасение моей жены.

Король болгов коротко кивнул.

Эши неловко откашлялся.

— Значит, теперь ты намерен вернуться в Илорк?

— Да, в ближайшее время.

Эши кивнул.

— Тогда я не стану тебя задерживать. Наверное, не стоит просить тебя сделать круг и заехать в Наварн, чтобы прислать карету для ребенка и Рапсодии?

— Действительно не стоит, — раздраженно ответил Акмед. — Наварн находится далеко к югу, и мне придется сильно отклониться от намеченного пути. Я и так потратил слишком много времени, присутствуя на дурацких церемониях, которые ты так любишь, и теперь мне необходимо побыстрее вернуться в свое королевство. Я выполнил свое обещание и привел повитуху, которой Рапсодия доверяет. Теперь, когда дело сделано, я не вижу причин для задержек — не говоря уже о том, чтобы бегать по твоим поручениям. Быть может, твое положение позволяет тебе покидать трон на длительное время, но я не могу позволить себе такой роскоши. Всякий раз, когда я отправляюсь на запад, чтобы выполнить очередную прихоть Рапсодии, по возвращении я узнаю, что у нас что-нибудь случилось. Интересно, что ждет меня на сей раз?

— Ну, в любом случае, спасибо тебе, — со вздохом сказал Эши, стараясь сохранить свое радостное настроение. — Надеюсь, твое путешествие будет удачным.

За спинами мужчин послышалось вежливое покашливание Кринсель.

— Рапсодии потребуется два дня, чтобы прийти в себя и отдохнуть, но после этого ребенок должен вернуться домой, — осторожно проговорила она. — Оттепель заканчивается, скоро будет слишком холодно для путешествий — можно застудить легкие.

— Они могут оставаться у меня до весны, — лениво проговорила Элинсинос, на когте которой раскачивалось сверкающее ожерелье из изумительных самоцветов; ребенок не сводил с него взгляда своих ярко-голубых глаз со зрачками с вертикальным разрезом.

Кринсель покачала головой.

— Рапсодия слаба. Она потеряла много крови. Необходимы целители, особые лекарства — нужно скорее возвращаться.

Эши почувствовал, как у него перехватило горло, и он вновь посмотрел на Акмеда.

— Ты останешься с ней хотя бы на эти два дня? — взмолился Эши, уловив тревогу в глазах повитухи. — Я немедленно отправляюсь в Наварн, чтобы вернуться с каретой. Если ты задержишься на два дня, я смогу оставить Рапсодию, зная, что она в безопасности.

— Я с радостью изменю свои планы, Эши, поскольку твое спокойствие имеет для меня огромное значение, — язвительно поклонился Акмед.

Он бросил быстрый взгляд на повитуху, и та молча ему кивнула.

— Благодарю, — воскликнул король намерьенов, схватив Акмеда за руку. — Я рад, что они остаются с тобой, вы с Элинсинос сможете их защитить от любой опасности. Я немедленно отправляюсь в Наварн, только попрощаюсь с Рапсодией.

Акмед подождал, пока король намерьенов переберется через Тарафель, и только после этого подошел к Рапсодии, которая сидела со спящим ребенком на руках в углу пещеры, тихо напевая ему мелодию без слов.

Некоторое время Акмед молча смотрел на нее. Золотые волосы, обычно перевязанные черной лентой, сейчас волнами спадали ей на плечи, и она казалась юной и беззащитной. Она подняла на него глаза и улыбнулась, а у Акмеда сжалось сердце, как бывало в прежние дни, во время долгого путешествия по Корню, перерезавшему мир на две части. То было тяжелое время, но порой он вспоминал о нем с тоской, ведь тогда на его плечах еще не лежало тяжкое бремя заботы о королевстве и его народе, тогда весь мир состоял из Рапсодии, Грунтора, его самого и борьбы за существование. На протяжении долгих столетий у них была единственная задача: прожить еще один день в мире, где их никто не сможет найти.

— Он спит? — смущенно спросил Акмед.

— Да и крепко, — с радостной улыбкой ответила Рапсодия. — Хочешь его подержать?

Король болгов раскашлялся.

— Нет спасибо, — торопливо отказался он, оглядывая пещеру. — Где перевод? Раз уж я застрял здесь еще на два дня, то мог бы, не теряя времени, начать его читать.

Лицо Рапсодии стало жестким, а из голоса пропали ласковые нотки.

— Разве мы это не обсудили?

— Обсудили. Отдай мне перевод.

Наступило молчание, которое оказалось таким оглушительным, что встревожило ребенка, и он начал всхлипывать во сне, а потом расплакался.

Рапсодия покачала головой и отвернулась.

— Не могу поверить, — сердито проговорила она, укачивая ребенка, который плакал все громче. — После всего, что мы вместе перенесли, после всего, что я сказала, ты продолжаешь вынашивать свой безумный план?

Акмед бросил на нее свирепый взгляд.

— Доводить до конца безумные планы всегда было нашей традицией, Рапсодия, — хрипло ответил он. — Ты никогда не слушала моих возражений, а я оставлял за собой право не обращать внимания на твои доводы. Ты предельно ясно изложила свое отношение к проблеме. С такой же определенностью ты обещала мне помочь. Поскольку мне вновь удалось оказаться рядом в час нужды, я полагал, что ты охотно, хотя и без слов благодарности, окажешь мне услугу. А теперь отдай мне этот проклятый перевод.

Из-за горы золота и самоцветов появилась голова драконицы, окруженная туманом.

— Может быть, мне его съесть, Прелестница? — ядовито осведомилась Элинсинос.

Рапсодия продолжала пристально смотреть в глаза Акмеда, потом тряхнула головой и со вздохом произнесла:

— Нет, лучше отдай ему то, что он просит.

Она прижала ребенка к груди и посмотрела вслед удивленной драконице, растворившейся в воздухе.