Страница 15 из 29
— Слушай, Умэ, скажи ему, что я очень сожалею, что заставил его ждать, но я ходил в лес смотреть склад Тиаполо Кэза.
— Он хочет знать, испугались ли вы? — перевела Умэ.
Я захохотал.
— Не очень, — сказал я. — Скажи ему, что это просто игрушечная лавка! Скажи, что мы в Англии даем такие штуки для игры детям.
— Он хочет знать, слышали ли вы, как дьявол поет? — спросила она затем.
— Теперь пока я не могу, видишь ли, это устроить, потому что у меня нет струн, — сказал я, — но как только придет первый корабль, я устрою такую же самую штуку здесь, на своей веранде, и он сам тогда увидит, много ли в этом дьявольского. Скажи ему, что как только я добуду струны, я приготовлю одну такую игрушку для его пиканинни. Называется она эоловой арфой. Можешь ему сказать, что это название значит по-английски, что никто, кроме дурака, цента за него не даст.
На сей раз он так был доволен, что попытался снова заговорить по-английски.
— Вы говорить верно? — спросил он.
— Конечно, верно как Библия, — сказал я. — Принеси сюда Библию, Умэ, если она у тебя есть, я поцелую ее. Или вот что лучше, — сказал я, — спроси его, побоится он пойти туда сам днем?
Он, кажется, не боялся и мог бы рискнуть отправиться днем и в компании.
— Значит, дело в шляпе! — сказал я. — Скажи ему, что этот человек обманщик, что все его штуки глупость одна, и если он пойдет туда завтра, так увидит. Но скажи ему, Умэ, чтобы он понял, что если он будет болтать об этом, то это непременно дойдет до Кэза, и я погиб. Я веду его игру, и если он обмолвится хоть одним словом, кровь моя будет у дверей его и послужит ему в осуждение и при жизни, и после смерти.
Она ему передала, и он в подтверждение пожал мне руку, говоря:
— Не рассказывает. Пойдет наверх завтра. Вы мой друг?
— Нет, сэр, не так глуп. Я приехал сюда торговать, скажи ему, а не дружить. А что касается Кэза, так я спроважу этого господина в царство небесное.
И Миа ушел, насколько я мог видеть, вполне довольным.
ГЛАВА V
Ночь в лесу
Положение было затруднительное. Надо было разбить Тиаполо раньше следующего дня, и у меня было хлопот полон рот не только с приготовлениями, но и с уговорами. Дом мой походил на клуб рабочих. Умэ убеждала меня не ходить в лес ночью и говорила, что если я пойду, то обратно не вернусь. Вы знакомы с ее доказательствами, вроде королевы Виктории и дьявола, и я предоставляю вам вообразить, был ли я утомлен к вечеру.
Наконец у меня явилась счастливая мысль.
"К чему рассыпать жемчуг перед нею? — подумал я. — Лучше пустить в ход ее собственное оружие".
— Вот что я тебе скажу. Принеси ты мне свою Библию, и я возьму ее с собою. Это принесет мне пользу.
Она клялась, что Библия не поможет.
— Настоящее канакское невежество, — сказал я. — Принеси Библию.
Она принесла ее. Я перевернул первую страницу с заглавием, где, по-моему, должно было быть напечатано по-английски, что и было.
— Вот смотри! — сказал я. — "Лондон. Напечатано. для британского и иностранного библейского общества доминиканцев", и число, которого я не могу прочесть благодаря тому, что оно написано римскими цифрами. Ни один черт не подойдет близко к библейскому обществу доминиканцев. Как ты полагаешь, прогоняем мы на родине наших собственных дьяволов? Всецело библейским обществом!
— У вас их нет, я думаю, — сказала она. — Белолицый, он говорил мне, у вас нет.
— У нас нет? — спросил я. — Почему же эти острова наполнены ими, а в Европе нет ни одного?
— У вас нет плодов хлебного дерева, — ответила она.
Я готов был волосы на себе рвать.
— Послушай, жена, — сказал я, — засохни! Ты мне надоела. Я возьму Библию, и она приведет меня аккуратно как почта, и это мое последнее слово.
Ночь спустилась удивительно темная; облака покрыли небо вместе с солнечным закатом; не видно было ни одной звездочки, и лишь на короткое время показался кусочек луны. В самой деревне с горевшими в открытых домах огнями, с факелами рыбаков, двигавшихся у рифа, было весело, как на иллюминации, но море, горы и лес были совершенно темны. Было, должно быть, часов около восьми, когда я тронулся в путь, нагруженный как мул? Во-первых, тут была Библия, книга величиною с вашу голову, которую я взял по собственной глупости, потом ружье, нож, фонарь и патентованные спички, все нужное; кроме того, в руках масса принадлежностей: здоровенный заряд пороха, пара динамитных бомб и две или три штуки фитилей, которые я вытащил из оловянных футляров.
Как видите, у меня в общем было достаточно материала для хорошенького взрыва! На расходы я внимания не обращал, желая, чтобы дело было выполнено как следует.
Пока я находился на открытом месте и шел при свете лампы, горевшей в моем доме, я чувствовал себя хорошо; но когда я попал на тропинку, стало так темно, что я ничего не видел перед собой, натыкался на деревья и ругался, как человек, который ищет спички в своей спальне.
Я знал, что зажигать фонарь рискованно, потому что он был бы виден вплоть до самого мыса, а так как туда никто не ходил после того как стемнеет, то об этом заговорили бы и это могло дойти до Кэза. Однако как мне быть? Приходилось или отказаться от дела и потерять связь с Миа, или зажечь, попытать счастья и выпутаться из дела как можно хитрее.
Идя тропинкой, я продвигался с трудом, но, выйдя на берег, пришлось бежать, потому что скоро должен был начаться прилив, и чтобы выбраться сухим со своим порохом между прибоем и крутым холмом, нужно было бежать как можно быстрее. И теперь прибой был мне до колен, и я чуть-чуть не упал на камень. Все это время волнение, свежий воздух и запах моря поддерживали мое возбужденное состояние, но когда я попал в лес и начал взбираться по тропинке, я стал спокойнее. Лесные страхи были значительно ослаблены во мне натянутыми струнами и изваяниями, но все же прогулка была печальная, и я думаю, что ученики, поднимавшиеся туда, должны были быть порядком напуганы. Свет фонаря, пробиваясь среди всех этих стволов, развилистых ветвей и переплетавшихся нитей лиан, делал все это место, насколько мог видеть глаз, чем-то вроде сутолоки вращающихся теней. Они бежали вам навстречу, массивные и быстрые, как великаны, затем кружились и исчезали, а то поднимались над головой и улетали, подобно птицам.
Земля светилась засохшими сучьями, как светится спичечная коробка после того, как вы чиркнете спичкой. Точно пот падали на меня с верхних ветвей крупные холодные капли. Ветра и в помине не было, кроме легкого холодного дуновения берегового ветерка, который ничего не шевелил, и арфы молчали.
Я начал различать местность только тогда, когда выбрался из леса диких кокосов и очутился перед пугалами на стене, выглядевшими чрезвычайно оригинальными при свете фонаря с их раскрашенными лицами, глазами из раковин и повисшими волосами и одеждой. Я снял их одно за другим, сложил в кучу на крыше погреба, чтобы и они отправились к сатане вместе с остальным; затем выбрал место за одним из больших камней у входа, закопал порох и обе бомбы и приладил фитили вдоль прохода. Покончив с этим, я взглянул на прощанье на светящуюся голову. Славно она была сделана! "Радуйся! Ты пользуешься расположением", — сказал я. Первою моею мыслью было зажечь фитиль и отправиться домой, потому что темнота, светящиеся гнилушки и тени фонаря наводили на меня тоску; но я знал, где висела одна из арф, и мне стало жаль, что она не взлетит вместе с прочими, и в то же время я чувствовал, что до смерти устал за своим делом и что гораздо приятнее было бы находиться дома за затворенными дверями.
Я вышел из погреба и стал раздумывать. Снизу доносился плеск моря о берег; вокруг ни один листик не шелохнулся. По эту сторону мыса Горн я, пожалуй, был единственным живым существом. Пока я стоял в раздумье, лес будто проснулся и наполнился легким шумом, в котором не было ничего опасного: легкий треск, легкий шорох, но у меня сердце чуть не выскочило, а горло пересохло как сухарь. Испугался я не Кэза, что было бы естественно, но я о Кэзе и не подумал, а что схватило меня резко как спазм, так это бабьи россказни о чертовках и кабанах-мужчинах. Еще минута, и я побежал бы, но я совладал с собой, сделал несколько шагов вперед, поднял фонарь (как дурак) и осмотрел все вокруг.