Страница 39 из 120
— Не напал ли на нас неприятель? — спросил старик. — Не вооружиться ли нам?
— Нет, — отвечал Артур, — прошу вас не вставать и не поднимать тревоги, это дело касается одних только нас.
— Говори скорее, сын мой, я слишком привык к опасностям для того, чтобы их бояться.
— Это дело заслуживает того, чтобы о нем хорошенько подумать, — сказал Артур. — В продолжение моего обхода я узнал, что Ла-Феретский губернатор намерен захватить наши пожитки и товары под предлогом взыскания пошлины для герцога Бургундского. Меня также уведомили, что наша стража из швейцарской молодежи решилась воспротивиться этому насилию и надеется в том успеть.
— Клянусь Святым Георгом, этому не бывать, — сказал старый Филипсон; — мы бы дурно отплатили за гостеприимство Бидерману, подав буйному герцогу предлог к войне, которой этот достойный старик так сильно желает избегнуть. Всякую пошлину, хотя и несправедливую, я охотно заплачу; но беда, если отнимут у меня мои бумаги. Я и прежде немного опасался этого и оттого неохотно принял предложение присоединиться к отряду Бидермана. Теперь мы должны с ним расстаться. Этот хищный военачальник, верно, не осмелится оскорбить посольство, отправляющееся ко двору его государя, под защитой международных прав, но я предвижу, что если мы при нем останемся, то это послужит ему предлогом к распре, одинаково приятной как для хищного права Гагенбаха, так и для воинственного духа этих молодых людей, которые ищут только случая назвать себя оскорбленными: мы не доставим им этого случая. Мы отделимся от депутатов и подождем сзади, пока они проедут далее. Если этот фон Гагенбах не самый безрассуднейший из людей, то я найду средство его удовлетворить в том, что касается нас одних. Теперь я разбужу Бидермана и сообщу ему наше намерение.
Это было тотчас исполнено, так как Филипсон не любил медлить в своих делах. В одну минуту он очутился подле Арнольда Бидермана, который, облокотись на изголовье, выслушал его объяснение, между тем как из-за его плеч выглядывали голова и длинная борода швицкого депутата, большие голубые глаза которого устремлялись из-под меховой шапки на лицо англичанина, иногда же посматривали в сторону, чтобы видеть, какое впечатление слова чужестранца производят на его товарища.
— Любезный друг и хозяин, — сказал Филипсон, — мы из верного источника слышали, что наши бедные товары будут обложены пошлиной, а может быть и совершенно отобраны при проходе нашем через Ла-Ферет. Как для вас, так и собственно для себя, мне очень бы хотелось избежать всякого повода к ссоре.
— Вы, конечно, не сомневаетесь в том, что мы можем и желаем защитить вас? — возразил Бидерман. — Знай, англичанин, что гость швейцарца столько же безопасен подле него, как орленок под крылом своей матери; и оставлять нас по той причине, что опасность приближается, значит мало надеяться на наше мужество и верность… Я желаю мира, но не дозволю даже самому герцогу Бургундскому нанести обиду моему гостю, пока я в состоянии помешать этому.
При этих словах швицкий депутат сжал огромный кулак свой и протянул его через плечо своего друга.
— Именно, чтобы избежать этого, почтенный хозяин, — возразил Филипсон, — я решился оставить ваше дружеское общество раньше, чем я предполагал. Подумайте лишь о том, любезный друг, что вы посланник, отправленный за миром, а я купец, едущий за барышом. Война или ссора, могущая вызвать ее, одинаково повредит и вашим и моим выгодам. Откровенно признаюсь вам, что я в состоянии и охотно готов заплатить значительный выкуп, и когда вы отправитесь, то я сторгуюсь насчет его величины. Я останусь в городе Базеле до тех пор, пока заключу подходящие условия с Арчибальдом Гагенбахом; если он действительно такой корыстолюбивый хищник, как про него рассказывают, то он будет со мной поумереннее из опасения лишиться всего, если я ворочусь назад или поеду по другой дороге.
— Вы судите благоразумно, и я очень благодарен вам за то, что вы напомнили мне о моей обязанности. Но, несмотря на это, вы не должны подвергать себя опасности. Как только мы отправимся вперед, все эти места опять подвергнутся грабительству бургундских солдат, которые начнут разъезжать по всем дорогам. Базельские жители, к несчастью, слишком робки для того, чтобы защищать вас; они выдадут вас коменданту крепости по первому его требованию, а правосудия и человеколюбия столько же можно надеяться найти в аду, как и у Гагенбаха.
— Говорят, что есть заклинания, от которых может затрепетать сам ад, — возразил Филипсон, — и я имею средства расположить к себе даже этого фон Гагенбаха, если только мне удастся переговорить с ним наедине. Но признаюсь, что от его солдат мне нечего ожидать, кроме того, что они прикончат меня, хотя бы для того только, чтобы снять с меня платье.
— В таком случае, если уж нам непременно нужно расстаться по приведенным вами весьма основательным причинам, то почему вам не оставить Графслуст часами двумя раньше нас? Дорога теперь безопасна, потому что ждут нашей охранной стражи, и отправясь пораньше, вы, вероятно, найдете Гагенбаха трезвым, и насколько это возможно, способным выслушать благоразумные советы, то есть понять свою собственную пользу. Но после завтрака, запитого рейнвейном, что он всякий день делает до обедни, ярость ослепляет в нем даже самое корыстолюбие.
— Для исполнения этого плана, — сказал Филипсон, — мне только недостает лошака для моего сундука, который уложен с вашим багажом.
— Возьмите нашего, он принадлежит моему любезному швицкому собрату, который охотно вам его уступит.
— Даже хотя бы он стоил двадцать крон, если только товарищ мой Арнольд этого желает, — сказал седовласый старик.
— Я с благодарностью приму его в заем, — сказал англичанин. — Но как вы сами без него обойдетесь? У вас только и есть один лошак.
— Мы легко можем достать себе другого из Базеля, — сказал Бидерман. — Притом же эта небольшая задержка может быть полезна для вашего предприятия, господин англичанин; я назначил отъезд наш тотчас после рассвета; мы можем отправиться часом позже и, между тем, будем иметь время достать себе вьючную лошадь, а вы, господин Филипсон, приедете в Ла-Ферет, где, надеюсь, кончите ваши дела с Гагенбахом к вашему удовольствию и опять присоединитесь к нам, чтобы путешествовать вместе по Бургундии.
— Если наши обоюдные предположения позволят нам продолжать наш путь вместе, достойный Бидерман, — отвечал купец, — то я за большое счастье сочту опять быть вашим товарищем. А теперь насладитесь вновь прерванным мною покоем.
— Да сохранит вас Бог, умный и бескорыстный человек, — сказал Бидерман, вставая и обнимая англичанина. — Если нам и никогда не случится более встретиться, то я всегда буду вспоминать о купце, который пренебрег своей выгодой для того, чтобы следовать по пути благоразумия и справедливости. Я не знаю другого человека, который бы не подвергся опасности пролить реки крови для того, чтобы спасти несколько унций золота. Прощай также и ты, храбрый молодой человек. Ты выучился у нас твердо ходить по швейцарским скалам, но никто не может лучше твоего отца наставить тебя идти по прямой дороге между болот и пропастей человеческой жизни.
Затем он обнял друзей своих и ласково простился с ними. То же самое сделал и его приятель, депутат из Швица, всегда и во всем подражавший Бидерману. Он длинной своей бородой приложился к щекам обоих англичан и еще раз от души повторил им, что лошак его готов к их услугам. Затем все они расположились еще немного отдохнуть в ожидании осеннего рассвета.
ГЛАВА XIII
…Навсегда
Из глаз моих, сверкающих угрозой,
Изгнали состраданье та вражда
И тот раздор, что вызваны недавно
Жестокостью, с которой поступил
Ваш государь с почтенными купцами,
Соотчичами нашими, когда
Их, денег не имевших, чтобы за выкуп
Свой заплатить, заставил кровью он
Запечатлеть жестокие законы
Его страны.