Страница 115 из 120
Вследствие такого решения бургундская армия заняла довольно выгодную позицию перед городом Нанси, под защитой протекающей перед ней реки и будучи прикрываема тридцатью орудиями под начальством Кольвена.
Удовлетворив этим распоряжением свое упрямство, герцог стал, по-видимому, больше слушать своих советников, убеждавших его позаботиться о своей личной безопасности и, кроме обычной стражи, позволил графу Оксфорду с сыном и еще двум или трем приближенным к нему офицерам, чья верность не подлежала сомнению, стать в его шатре.
За три дня до Рождества, в то время как герцог продолжал стоять перед Нанси, ночью случилась тревога, оправдавшая, по-видимому, опасения насчет его личной безопасности. В полночь, когда все спали, в герцогском шатре вдруг раздался крик:
— Измена!
Граф Оксфорд, обнажив свой меч и схватив горящую близ него свечу, бросился к герцогу в спальню и нашел его стоящим без одежды, с мечом в руке, которым он размахивал с такой яростью, что граф сам едва мог уклониться от его ударов. Прочие его офицеры сбежались почти в то же время с оружием и завернув плащи на левую руку. Когда герцог несколько успокоился, увидев себя окруженным друзьями, он прерывающимся от гнева голосом рассказал им, что члены тайного судилища, несмотря на все принятые им меры предосторожности, успели пробраться к нему в комнату и требовали, чтобы он под опасением смертной казни предстал перед священным Феме в ночь на Рождество.
Присутствующие выслушали его с величайшим изумлением, и некоторые даже усомнились, не зная, считать ли это правдой или только игрой расстроенного воображения Карла. Но вызов, написанный на пергаменте с тремя крестами вместо подписи, был приколот кинжалом к туалетному столику, от которого кроме того был отрезан кем-то кусок дерева. Оксфорд внимательно прочитал этот вызов. В нем с точностью было означено место, куда герцогу следовало явиться без оружия и без провожатых и откуда, как было сказано, его доставят в судилище.
Карл, преодолев оцепенение, вызванное этим посланием, выразил наконец свое мнение.
— Я знаю, откуда прилетела эта стрела, — сказал он. — Она пущена этим дворянским выродком, попом-расстригой, сообщником колдунов Альбертом Гейерштейнским. Мы узнали, что он находится в сборной шайке убийц и бродяг, набранных внуком старого провансальского шута. Но клянусь Святым Георгием Бургундским! Ни монашеский клобук, ни солдатский шлем, ни чародейская шапка не спасут его после такой нанесенной мне обиды. Я лишу его рыцарского звания, повешу его на самой высокой колокольне в Нанси и заставлю дочь его или выйти замуж за последнего конюха моей армии, или постричься в монастырь Кающихся Дев!
— Каковы бы ни были намерения ваши, государь, — заметил Конте, — гораздо вернее о них помолчать, потому что, судя по этому недавнему явлению, следует предполагать, что вас слышат больше свидетелей, нежели вы думаете.
Герцог, казалось, нашел справедливым это предостережение и замолчал, только пробормотал сквозь зубы несколько проклятий и ругательств. Между тем начали тщательно разыскивать, кто нарушил его покой. Но все поиски были напрасны.
Надежный отряд бургундцев был поставлен ночью на Рождество караулить означенное в вызове место (где пересекались четыре дороги), с приказанием брать под стражу всякого, кого только увидят; но никто из подозрительных людей не показался ни там, ни поблизости. Герцог, несмотря на это, продолжал приписывать Альберту Гейерштейнскому эту нанесенную ему обиду. Голова его была оценена, и Кампо-Бассо, обнадежил Карла, что его итальянцы, опытные в таких делах, вскоре доставят к нему преступного графа, живого или мертвого. Кольвен, Конте и другие втайне смеялись обещаниям итальянца.
— Как бы проворен он ни был, — сказал Кольвен, — а ему скорее удастся приманить к себе на руку дикого коршуна, чем поймать Альберта Гейерштейнского.
Артур, которого очень встревожило принятое герцогом намерение относительно Анны Гейерштейнской и ее отца, вздохнул свободнее, услыхав, что над угрозами итальянца так насмехаются.
На другой день после этой тревоги Оксфорд вздумал сам осмотреть расположение лагеря Ферранда Лотарингского, сомневаясь несколько в сделанном герцогу донесении насчет его сил. Он исходатайствовал на это позволение герцога, который при этом подарил ему и сыну двух славных коней, чрезвычайно быстрых на бегу.
Когда воля герцога была объявлена итальянскому графу, он изъявил величайшую радость иметь своими товарищами столь отличнейших разведчиков, с которыми, по его словам, он уже не раз бывал на самом носу у швейцарцев. Граф был очень доволен деятельностью и искусством, с которыми его люди исполняли свою обязанность, так как они разогнали и рассеяли несколько попавшихся им навстречу небольших отрядов неприятельской конницы. При вступлении в небольшое ущелье Кампо-Бассо объявил английскому вельможе, что если им удастся достичь конца этого ущелья, то они увидят как на ладони весь неприятельский стан. Три страдиота были отправлены для осмотра ущелья.
Возвратись, они сделали на своем языке донесение своему начальнику, который объявил, что проход безопасен, и пригласил графа Оксфорда сопутствовать ему. Они подвигались вперед, не видя ни одного неприятеля, и достигли в конце ущелья места, означенного графом Кампо-Бассо. Артур, ехавший впереди отряда отдельно от своего отца, увидел в полумиле от себя не только лагерь герцога Ферранда, но еще и вылетевший из него конный отряд, который мчался во весь дух к ущелью, откуда Артур только что выехал. Он хотел было повернуть лошадь назад, но, надеясь на быстроту своего коня, рассчитал, что ему можно будет с минуту еще повременить, чтобы лучше рассмотреть положение лагеря. Бывшие с ним страдиоты хотя и не ожидали от него приказания отступить, но тотчас же поскакали назад, что позволяла им их служба, если на них нападал неприятель, превосходивший их числом.
Между тем Артур заметил, что всадник, бывший, по-видимому, начальником приближающегося отряда, сидя на могучем коне, взрывающем копытами землю, имел на своем щите бернского медведя и очень был похож на Донергугеля. Он убедился в этом, когда увидел, что неприятельский воин, остановив свой отряд, приближался к нему один, с копьем в руке и придерживая коня, как бы для того, чтобы дать ему время приготовиться к бою.
Принять этот вызов в такую минуту было опасно, но и отказаться от него сочлось бы бесчестием, и между тем как кровь Артура кипела желанием наказать дерзкого соперника, он внутренне был доволен тем, что встреча их на лошадях дает ему выгоды перед швейцарцем, так как он знал, что Рудольф неважный наездник.
Они съехались, прикрывшись щитами. Копье швейцарца скользнуло по шлему англичанина, на который оно было нацелено, между тем как копье Артура, направленное в грудь его противника, попало так верно и было так усилено разбегом его коня, что прокололо не только щит, висящий у Рудольфа на шее, но даже латы его и находящийся под ними панцирь. Пронзив насквозь все тело, железное острие копья было остановлено только латами на спине несчастного всадника, который, как бы пораженный молнией, стремглав полетел с лошади и, перевернувшись раза два на земле, в ту же минуту испустил дыхание.
Крик ярости и отчаяния раздался между швейцарскими всадниками, и многие устремили было свои копья с тем, чтобы отомстить за него, но Ферранд Лотарингский, который сам тут находился, приказал только взять в плен одержавшего победу соперника. Это было тотчас исполнено, так как Артур не имел времени повернуть назад, чтобы спастись бегством, а сопротивляться было бы безрассудно.
Приведенный к Ферранду, он поднял забрало своего шлема и сказал ему:
— Справедливо ли, принц, брать в плен отважного рыцаря, который исполнил свой долг, приняв вызов от личного своего врага?
— Не жалуйтесь, сир Артур Оксфорд, — сказал Ферранд, — на несправедливость, еще не испытав ее. Вы свободны, господин рыцарь. Вы и отец ваш всегда верно служили тетке моей, королеве Маргарите, и хотя она была моей противницей, но я отдаю справедливость вашей верности ее поверженному трону. Из уважения к памяти женщины, лишенной, подобно мне, своих владений, и желая сделать приятное моему деду, который вас очень любит, я возвращаю вам свободу. Кроме того, нужно позаботиться о том, чтобы вы благополучно возвратились в бургундский лагерь. По эту сторону реки мы действуем открыто и благородно, но за ущельем есть убийцы и предатели. Вы, граф, вероятно, охотно возьметесь проводить невредимым нашего пленника.