Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 119 из 137

29 Они сестре истолковали вскоре Столь непонятный юноши отъезд: По их делам уехал он за море, И не пришлет вестей из дальних мест. Узнай, о дева, что такое горе И мужественна будь, неся свой крест; Отныне вдовий час все безнадежней, И каждый день — печальнее, чем прежний. 30 Так первый день проплакала она, Вкушая горечь и тоску разлуки, Поняв, что ночь любви не суждена; Молчание удваивало муки, И, вглядываясь в темноту, одна, Прекрасные заламывая руки, Стонала дева о своей беде И тихо призывала: «Где ты, где?» 31 Но час печали о себе не долог, Над ней иные думы взяли власть, Пропал последний горести осколок, В терпение настало время впасть, Над ней простерло ожиданье полог, В ее душе не угасала страсть, И мучили великие тревоги О юноше, томившемся в дороге. 32 В дни осени, когда багряный цвет Сменяют дерева на темно-серый И ветры свой смертельный менуэт Играют нежно на ветвях шпалеры, Чтоб каждый ствол был донага раздет, Пока зима не вышла из пещеры, — Теряла Изабелла красоту, И было ждать уже невмоготу. 33 Лоренцо не вернулся к ней. С истомой Она к убийцам обращала взор — Зачем так долго друг вдали от дома? Ей сообщали братья разный вздор, Но преступленье, словно дым Еннома, [453] Терзало их, и по ночам с тех пор Они стонали, видя сон фатальный: Свою сестру в одежде погребальной. 34 И так бы завершились дни ее, Но нечто, черным ужасом чревато, Разрушило внезапно забытье, — Так смерть от яда — быстрая отплата Испившему; так острое копье Того, кто принял дозу опиата, Внезапно отвращает от мечты К мирским страданьям, в гущу суеты. 35 То призрак был. В ногах ее постели Возник Лоренцо в тишине ночной: Он горько плакал; кудри потускнели, Иссушены гробницею лесной, И голос, что звучал нежней свирели, Проникнулся тоскою ледяной, — Могила угасила взор невинный И уши грязной залепила глиной. 36 Он говорил, и речь его текла Печально, странно, будто панихида, — Была мучительна и тяжела Его мольба из глубины Аида, — Она, казалось, рождена была Надтреснутою арфою друида: Звучал во мраке призрачный напев, Как ветер меж кладбищенских дерев. 37 Он усмирил во взоре блеск озноба, Несвойственного жителям земли, Он прошлое приоткрывал ей: злоба Преступных братьев, козни, что плели Они кругом, — сосновая чащоба, Куда его убийцы привели, И топкая дерновая лощина, Где суждена была ему кончина. 38 «О Изабелла, — прошептала тень, — Я сплю в земле; лесная даль туманна, Лежит в изножье у меня кремень, Шуршат колючие плоды каштана, Могилу осыпая; каждый день За речкой овцы блеют утром рано — Приди, слезу на вереск урони, Утешь мои мучительные дни! 39 Я — призрак! Я навеки обездолен, Я мессу в одиночестве пою, И звуки жизни слышать приневолен У бытия земного на краю: Гуденье пчел и звоны колоколен Безмерной болью ранят грудь мою, — Я сплю, печаль великую скрывая, И ты чужда мне тем, что ты — живая. 40 Когда бы призрак мог сойти с ума, Я обезумел бы неотвратимо: Мне в памяти не отказала тьма, Но вижу — ты печалями томима, И оттого теплей моя тюрьма, Как если б я любовью серафима Владел; я счастлив красотой твоей, Я мертв, но я люблю еще сильней». 41 Дух прорыдал: «Прощай!» — и сгинул в бездне, Оставя темноту искриться. Так, В полночный час раздумья и болезни, Нас угнетает каждый прошлый шаг И больше прочих — труд, что бесполезней Всех дел земных, и мы глядим во мрак И видим искры тлеющие эти.— Очнулась дева только на рассвете. 42 «Увы! — она сказала. — Эта ложь Была прикрытьем нашему несчастью — Я думала, от рока не уйдешь, Сама судьба нас наделила страстью, — Но вижу я кровавый братнин нож! О Призрак милый! Ты нездешней властью Отверз мне очи: я приду к тебе, И да внимает Бог моей мольбе!» 43 Уж рассвело, и дева осторожно Придумала, как братьев обмануть, Добраться до чащобы и, возможно, Найти к могиле драгоценный путь, — И если впрямь видение неложно, Излить всю скорбь любимому на грудь. И в лес, когда решение созрело, Пошла со старой нянькой Изабелла. вернуться

453

Но преступленье, словно дым Еннома… — В расположенной недалеко от Иерусалима Енномской долине древние иудеи приносили в жертву своих детей Молоху, сожигая их (см. Библия, Вторая Книга Паралипоменон, гл. 28, 3).