Страница 24 из 26
Я взяла ткань, наложила себе на лоб, соединила сзади концы и завязала их узлом на затылке.
— Отныне ты царица.
Мне казалось, что полоска материи сдавила мое чело, как обруч, превосходящий тяжестью золотую диадему.
Тот же ритуал повторили для Птолемея.
— Теперь обратись к Серапису и скажи: «Мы принимаем державу, править которой ты призвал нас, и уповаем на то, что будем достойны твоей высокой милости».
Признал ли нас бог? О Исида, это ведомо лишь тебе. Действительно ли боги всегда внимают обращенным к ним словам или же они порой устают и отвлекаются на что-то иное?
Потом мы снова вышли на открытую галерею храма. Солнце слепило наши успевшие привыкнуть к полумраку глаза, толпа внизу издавала восторженные крики, ветер слегка раздувал одеяния, словно в знак благословения.
Свершилось. Я стала царицей. Вместе со священной головной повязкой я возложила на себя обязанность лелеять и защищать то, что отныне было моим, — город, его жителей и весь Египет.
— О мой народ! — Я призывала всех разделить со мной радость. — Да пошлют мне боги счастье, чтобы всегда быть достойной вашей любви, и мудрость, чтобы сохранить Египет для вас!
Коронация в Мемфисе проходила совсем по-другому. Второй раз в жизни меня везли по Нилу, но как не похоже это было на предыдущее путешествие. На сей раз мы плыли не на маленькой лодчонке с навесом, а на золоченой царской ладье с длинными рядами весел. Народ по пути следования бросал свои дела и выбегал на берег реки, только ослики продолжали неустанно вращать водяные колеса. Люди встречали нас улыбками, в их голосах звучала искренняя радость. Мы с Птолемеем стояли на палубе и приветствовали своих подданных.
Когда мы плыли мимо пирамид, я вдруг осознала: отныне и они принадлежат мне. Да, весь Египет стал теперь моим — и его древние памятники, и безбрежные пески, и даже Нил! Переполнявшие меня чувства были так сильны, что я не находила слов.
Мемфис располагался неподалеку от пирамид, и речной причал к нашему прибытию украсили стягами и гирляндами из лотосов. Дорогу окаймляли финиковые пальмы, их пыльные ветви смыкались над головами, образуя навес. Пальмы шелестели, словно приветствуя нас. Сквозь ветви я разглядела стены из известняка, окружавшие внутренний дворец и храмы; из-за них Мемфис называли «Городом белых стен».
Здесь издавна короновались фараоны, и здесь же был провозглашен владыкой Египта Александр. Его преемники поступали так же, отдавая дань исконным традициям и древним богам.
До Александра Мемфис был величайшим и важнейшим городом Египта, резиденцией фараонов и местом проведения священных мистерий Осириса. Сегодня нам предстояло пройти посвящение в эти мистерии. Обряд проводил верховный жрец бога Птаха, облаченный в длинное полотняное одеяние с наброшенной сверху леопардовой шкурой. Церемония велась на египетском языке, и я испытывала законную гордость, ибо единственная из семьи удосужилась выучить его и понимала, что к чему.
В полумраке внутреннего храма мы получили символы владычества фараонов: золоченый крюк, цеп, скипетр, льняные одеяния из Нижнего Египта и церемониальные кожаные передники. На головы нам водрузили уреи — золотые изображения священной кобры, покровительницы Египта.
Я ухватилась за рукоятки крюка и цепа, крепко сжала эти сакральные, так и льнувшие к моим рукам жезлы и мысленно поклялась не расставаться с ними до тех пор, пока смерть не вынудит меня разжать хватку. Они принадлежат мне — а я им.
Но на этом церемония не завершилась. Ритуал наделения властью требовал, чтобы новоиспеченные фараоны впрягли в ярмо и провели по улицам священного быка Аписа. Это должно показать народу: мы достаточно сильны, чтобы защищать его; одновременно нам надлежало вновь и вновь повторять клятвенное обещание не проявлять жестокости по отношению к тем, кто пребудет под нашей властью, как ныне пребывает под нашим игом бык.
У твоего храма, Исида, мы принесли и другие клятвы. Помнишь ли ты тот день? День, когда я связала свою жизнь с тобой торжественными обетами. Мы обещали жрецу, что не будем вносить изменения в календарь, добавлять или вычитать дни и переносить праздники, но позволим тремстам шестидесяти пяти дням совершать свои циклы согласно установлению. Также мы поклялись хранить и оберегать землю и воду, вверенные нашему попечению.
Лишь после этого из храма вынесли священные двойные короны, дарующие власть над Верхним и Нижним Египтом. Некогда такие короны делались из золота и были очень тяжелы, но теперь их заменили мемфисскими диадемами, изготовленными из позолоченного полотна, лен для которого вырастили на поле бога Птаха.
Так прошла моя свадьба — ибо в этот день я сочеталась вечным браком с моей страной. До сих пор я храню диадему и коронационное одеяние, как хранят свадебный венец и платье. Мои четыре союза с земными мужчинами не в счет, ибо они были преходящи. Истинный же мой супруг, мой возлюбленный, данный мне раз и навсегда, — это Египет.
Теперь все должные ритуалы и церемонии были совершены, и я приступила к правлению. На этой стезе мне пришлось столкнуться с сопротивлением совета регентов, действовавшего от имени находившегося под его опекой Птолемея Тринадцатого. Советники настаивали на скорейшем заключении брака. Я возражала, ссылаясь на то, что торжества не следует устраивать слишком часто: народ любит праздники, но не стоит доводить дело до того, чтобы люди ими пресытились. На данный момент пышных царских похорон и торжественной коронации достаточно.
Я собрала совет за черепаховыми дверями тронного зала в алебастровом дворце, куда еще совсем недавно, робея, являлась на аудиенцию к своим сестрам. Сейчас советники восседали на инкрустированных драгоценными камнями креслах, а я расхаживала перед ними по залу. Все они были гораздо выше меня ростом, и мне следовало об этом помнить.
Длинноногий Потин, самый рослый из всех, но ожиревший и дряблый, с его длинным носом и проницательными, близко посаженными глазами, смахивал на священную птицу ибис, хотя, конечно же, ничего святого в нем не было.
— Ваше величество, — произнес он нараспев тонким вкрадчивым голосом, — если вы и вправду так думаете, вы не понимаете народа. В таком деле, как праздники и зрелища, не бывает излишеств.
— К тому же народу не терпится увидеть царскую свадьбу, — подхватил Феодот, мой бывший наставник, потом перешедший к Птолемею.
Плюгавый коротышка, он имел обыкновение глупо хихикать и пытался прикрыть плешь, отпустив длинные локоны и зачесывая их поверх лысины. Да еще повязывал голову лентой, как распорядитель Гимнасиона.
— Не могу понять, что за спешка, — сказала я. — Мой брат Птолемей — не иноземный царевич, брак с которым важен с точки зрения заключения государственного союза. И вряд ли мы с ним, поженившись прямо сейчас, можем в скором времени одарить страну наследником.
— Такова воля твоего отца! — рявкнул Ахилла, предводитель египетских войск.
Он родился в Верхнем Египте, откуда всегда происходили лучшие бойцы. Темнокожий и сухопарый, Ахилла походил на ожившего воина с древней фрески, хотя его доспехи, нагрудник и поножи были новейшего образца. Как и многие египтяне, желавшие приблизиться к власти, он взял себе греческое имя, хотя на самом деле его звали «Угодный Амону» или как-то в этом роде.
— И его воля будет выполнена, — заявила я. — Я почитаю своего отца. Разве я не добавила к своим титулам еще и Филопатор — «любящая отца»?
Я взглянула своим врагам (ибо кем они были, как не врагами?) прямо в глаза.
— Повиновение — лучший способ почтить родителя, — заявил Потин.
— И лучший способ почтить вашу царицу, — напомнила им я. — Вы мои подданные, хоть и советники Птолемея.
В отличие от брата я советников не имела — вокруг не было ни единого человека старше меня, на кого я могла бы положиться. Со всех сторон окружали враги, друзья же были еще моложе и куда менее влиятельны, чем я сама. Троица противостоявших мне вельмож, казалось, воплощала в себе могущество Египта.