Страница 25 из 34
Оксфорду в конечном счете приписали авторство не только произведений Шекспира, но и большинства сколько-нибудь заметных пьес той эпохи. Объяснить, почему такой поистине вселенский заговор не был раскрыт, уже не представлялось возможным. Сошлись на том, что современники, конечно, прекрасно знали, кто настоящий автор, но писать об этом было опасно.
Под грузом такого рода нелепостей оксфордианская версия стала хиреть и терять приверженцев. Вторую жизнь она обрела в середине 80-х годов прошлого века с выходом книги Чарлтона Огберна «Таинственный Уильям Шекспир: человек и миф». Ее автор благоразумно очистил версию от совсем уж нелепых наслоений. С тех пор она обзавелась множеством сторонников, в том числе среди известных актеров, о ней всерьез пишут в газетах и журналах, по ней даже защищают диссертации.
Значит ли это, что Оксфорд победил, то есть стал общепризнанным автором произведений, приписываемых Шекспиру, или по крайней мере лидером среди претендентов? Судя по всему, нет — вопиющих несоответствий слишком много и, как я уже упоминал, сторонники Кристофера Марло все смелее подают голос.
Домыслы против фактов
Если кто и не понес серьезного урона в ходе этих почти двухсотлетних ожесточенных споров, так это сам Уильям Шекспир, которого практически все, кто занимается изучением собственно его творчества, а не поисками автора, по-прежнему считают этим самым автором. Джеймс Шапиро, как я уже отмечал, считает, что именно шекспироведы-стратфордианцы породили индустрию поисков «настоящего» автора. Свои игры в разгадывание прототипов персонажей, адресатов сонетов и реальных событий жизни автора, зашифрованных в сюжетах, они не прекращают по сей день в ущерб попыткам понять, с каким небывалым явлением в истории литературы они имеют дело. Шапиро с сожалением отмечает, что Стивен Гринблатт, один из ведущих шекспироведов, недавно опубликовал очередную попытку реконструкции биографии Барда на основании анализа его произведений.
Опровергнуть доводы сомневающихся в шекспировском авторстве — такой задачи Шапиро в книге не ставит, благо имеются подробные своды аргументов шекспироведов-ортодоксов, в частности популярный сайт shakespeareauthorship.com. Но в заключение он приводит основные свидетельства в пользу Шекспира, и о них имеет смысл сказать несколько слов. Это прежде всего документы и свидетельства современников. Сегодня они многим кажутся слишком скудными, но у нас есть с чем сравнить: в пользу кандидатур Оксфорда, Бэкона и всех прочих их сторонники могут предложить лишь домыслы, основанные на других домыслах, — ни единого факта они до сих пор не откопали. Сами же эти домыслы, по мнению Шапиро, являются порождением спроецированной на елизаветинскую эпоху идеи биографичности художественного творчества, которая сама по себе сравнительно недавнего происхождения. Эта идея и есть инфекция, запущенная в мир самими шекспироведами-ортодоксами. Утверждение, что человек, уделявший слишком много внимания бухгалтерии и солоду, не мог быть посвящен в тонкости придворного этикета, не только делает слишком много чести этому этикету, но и не основано ни на каком конкретном знании. В конечном счете, если конспирологи вправе строить домыслы, это не запрещено и другой стороне, которая к тому же может увязать их с фактами. Можно с большой вероятностью (имея в виду происхождение поэта) утверждать, что Шекспир учился в стратфордской школе, программа которой, по современным оценкам, соответствует степени бакалавра-гуманитария. Ее выпускники владели древними языками лучше нынешних обладателей диплома по классической филологии. Увы, списки тогдашних учеников школы утрачены. Что касается грамотности, то стандарты были другими — тот же Оксфорд с его университетским образованием писал слово halfpe
Лакуны в биографии поэта, видимо, никогда не будут заполнены — надеяться на новые находки трудно. И, конечно же, нет никакой надежды, что отомрет конспирология — сомнения никуда не денутся. Хотя утверждать, что человек, обладавший поразительным художественным воображением, совершивший фактически повторный акт творения, мог создать свои произведения не иначе, как списав их с жизни, по меньшей мере странно. Когда Гамлет называет искусство зеркалом перед лицом жизни, он имеет в виду акт не отражения, а постижения этой жизни. Это удалось, наверное, единственному человеку в истории, и вряд ли графский или герцогский титул облегчил бы ему задачу.
И уж если вернуться в последний раз к проблеме авторства, стоит вспомнить совет, данный Холмсом Ватсону: надо отбросить все невозможные варианты, и тогда оставшийся, каким бы невероятным он ни казался, и будет истинным.
Алексей Цветков
Оружие крайнего случая
Термин «оружие самообороны» условен, поскольку способ его употребления зависит от намерений владельца. Зачастую это оружие, по существу весьма грозное, имеет вид безобидный и даже курьезный
Среди револьверов и пистолетов, прочно удерживающих пальму первенства на имеющем давнюю историю зарубежном рынке средств личной безопасности, значительная часть относится к типу малогабаритных или «карманных». Оно и понятно — «оружие самообороны» должно носиться скрытно и не слишком обременять своего владельца. Мощности этих «малюток», впрочем, вполне достаточно для поражения противника на короткой дистанции: они используют «боевые» патроны. Только угроза смерти действительно сдерживает злоумышленника. Разнообразие условий и ситуаций, в которых оружие может понадобиться, в сочетании с особенностями законодательств разных стран определило чрезвычайное разнообразие калибров, систем и форм этого оружия, зачастую выглядевшего необычно, а порой и курьезно.
Долгая карьера Дерринджера
История этого типа неавтоматических «карманных» пистолетов началась в 1952 году в Филадельфии, США. Тогда мастерская Генри Деринджера (или на германский манер Дерингера) начала выпуск маленьких капсюльных пистолетов. Их отличали солидный калибр .41 (10,4 миллиметра, в Новом Свете калибр традиционно обозначается в сотых долях дюйма без нуля перед десятичным знаком), прочность, удобная форма. За выпуск взялись и другие фирмы. При этом в имя создателя добавилась вторая «r»: во-первых, это позволяло закамуфлировать нарушение патента, а во-вторых, утоляло любовь американцев к звучным прозвищам: derring-do означает отчаянную смелость.
Дерринджеры прочно обосновались в карманах мужских сюртуков и дамских ридикюлях. Стоит ли удивляться, что 14 апреля 1865 года в Театре Форда в Вашингтоне Джон Бут застрелил президента Авраама Линкольна именно из капсюльного дерринджера. Ну а фирма «Деринджер Райфл энд Пистол Уоркс» протянула до 1879 года, перейдя с 1873-го на выпуск «карманных» револьверов.
Середина XIX века стала временем введения в практику унитарных патронов с металлической гильзой. Хотя новые «карманные» пистолеты с капсюльными предшественниками роднили разве что небольшие размеры, имя «дерринджер» перешло и на них. Их появлению способствовал и патент Смита и Вессона 1857 года на револьвер под унитарный патрон — он заставил конкурентов вкладывать средства в другие типы оружия. Наибольшую известность получили одноствольные дерринджеры фирмы «Кольт», двуствольные «Ремингтон» и четырехствольные «Шарпс». «Э. Ремингтон энд Санз» в 1866 году начала производство двуствольного пистолетика системы Уильяма Х. Эллиотта со спаренными в вертикальной плоскости стволами и одним курком, последовательно «работающим» на каждый ствол. Подряд можно выпустить только две пули, но в ситуациях самообороны важнее быстрота и эффективность первого выстрела. Кроме того, дерринджеры просты в обращении и не требуют высокой квалификации пользователя, что немаловажно для «гражданского» оружия. Еще один существенный фактор успеха — цена: дерринджеры в среднем в 1,5–2 раза дешевле самозарядных «карманных» пистолетов и в 1,2–1,3 раза дешевле револьверов равного калибра. Успех «Ремингтон Дабл Дерринджер» был полный: производство его модификаций продолжалось до 1935 года (70 лет!), и всего было выпущено около 150 000 штук — для «гражданского» оружия весьма значительное число. За это время появились патроны с бездымным порохом, менялись материалы и даже название фирмы, но неизменными оставались калибр и общая схема.