Страница 30 из 30
Алексей Терещенко
Полифония сюрреализма
Джордж Оруэлл как-то сказал о Сальвадоре Дали: «Этот человек оснащен настолько полным и превосходным комплексом извращений, что ему может позавидовать любой».
Действительно, фрейдист, глядя на картины Дали, без труда диагностирует у художника склонность и к нарциссизму, и к параноидальным галлюцинациям, и бог знает к чему еще. Но любой психолог подтвердит, что душевное расстройство часто есть плата за некие сверхспособности. В случае с Дали это редкое умение реалистично изображать фантастические образы, рожденные подсознанием. Иными словами, способность к сюрреализму.
Разные психологические школы (Юнга, Кречмера, Ганнушкина) сходятся в одном: люди по врожденному способу восприятия мира делятся на две большие группы — реалистов и аутистов (речь не идет об аутизме как болезни). Различия в их мировосприятии лучше всего проявляются как раз на художественных полотнах. Реалисты изображают мир таким, каков он есть (с позиции здравого смысла). Аутисты же воспроизводят не столько действительный мир, сколько то, во что он претворяется, будучи пропущенным через глубины их подсознания. Изображение у них получается искаженным — либо символическим, то есть не имеющим к реальности никакого отношения (портреты, составленные из геометрических фигур, как, например, «Кариатида» у Модильяни), либо сновидным — когда искажаются только пропорции реального объекта («Купание красного коня» Петрова-Водкина).
Считается, что в людях со здоровой психикой может присутствовать только один психический радикал, как говорят психологи — либо реалистический, либо аутистический. Поэтому реалисту никогда не будет созвучна картина мира аутиста, и наоборот. Безусловно, один способен понять другого, живо интересоваться его мировосприятием, но полное погружение в мир своего антагониста невозможно. Однако в 1990-х годах было признано, что существует и третий тип — так называемые полифонисты, в психике которых присутствуют элементы обоих радикалов. Такое строение души свойственно очень немногим и, как правило, связано с патологией. Около 60% полифонистов страдают разными формами шизофрении, остальные 40% мучаются от неврозов и психозов. Но если у полифониста есть художественный дар, он способен на то, что недоступно другим: передавать образы своего воспаленного подсознания в привычных для реалиста формах. Такими полифонистами были Босх, Грюневальд, Филонов… Таким был и Дали. Как у всякого полифониста, у Дали имелся целый букет психических проблем. В первой половине жизни — это бредовое ожидание воскресения умершей в 1921 году матери и желание вступить с ней в инцестуальную связь. Избавиться от этих мечтаний, рожденных в глубинах подсознания, Дали удастся только в 1949–1950 годах. Центральным произведением этого переломного периода — может быть, самого важного в жизни Дали — считается «Мадонна Порт-Льигата», написанная в 1949 году в деревушке Порт-Льигат на северо-восточном побережье Испании. Задача интерпретатора облегчается тем, что Дали живо интересовался психоанализом, поэтому его работы наполнены символами и аллегориями, которые можно «прочитать» с помощью фрейдистского или юнгианского «ключа». Но на картине присутствуют и традиционные христианские символы, которыми художник был в то время увлечен. Таким образом, символическое пространство «Мадонны Порт-Льигата» состоит из двух семантических рядов: психоаналитического и традиционного, которые дополняют друг друга.
Богоматерь на картине имеет явное портретное сходство с Галой — женой художника. Согласно представлениям как фрейдистов, так и юнгианцев, это говорит о том, что образы матери и супруги в сознании Дали слились в единое целое. Художник наконец избавился от своих полуосознанных мечтаний о воскресении матери: теперь она суть одно целое с Галой, а значит, жива. Расколотое чело — свидетельство незавершенности процесса перехода Дали к новой психологической реальности. Руки Марии сложены в оберегающем жесте.
Младенец Христос — это сам Дали, не устававший подчеркивать свою «божественность». Он покоится как бы в утробе Марии. Теперь для Дали слияние с матерью — это не извращение (инцест), а естественное единство матери и ребенка. В отличие от более ранних картин здесь гениталии младенца ничем не прикрыты — знак того, по Фрейду, что Дали покинул подсознательный страх кастрации как наказания за инцест. «Окна» в теле Богоматери и Иисуса — юнгианские символы перевоплощения, прорыва в иную реальность, где мать и сына связывают новые узы. Держава и голубой шар — символы земной и небесной сфер, атрибуты божественного младенца.
Морской еж — редко встречающийся в иконографии эпохи Возрождения символ жизненной силы. Рыба — традиционный символ Иисуса. Раковина — символ Венеры, богини любви.
Скалы — очень древний символ женского начала. По мнению психолога Игоря Поперечного, обилие скал и камней (иногда с женским профилем) на ранних картинах Дали — это символ отрицания факта смерти матери. Но на «Мадонне Порт-Льигата» каменные монолиты отходят на второй план и раскрывают горизонт — знак того, что Дали покидают прежние болезненные мечты.
Лимон — христианский символ верности в любви (скорее всего, имеется в виду любовь Дали к матери и Гале). Груша — символ любви Христа к человечеству. Грушевое дерево, роняющее на землю плоды, — в этом образе предстал Иисус Бригитте Шведской (XIV век) в одном из видений святой.
Распадающиеся блоки гробницы — еще один легкоузнаваемый символ свершающихся перемен в картине мира Дали.
Раковина и яйцо представляют собой явную аллюзию на традиционные в христианской иконографии образы Бога Отца и Святого Духа: первого обычно изображают в виде небесного старца, царящего над миром, под ним помещают слетающего с небес белого голубя — символ Святого Духа. Художник вместо голубя написал яйцо, которое есть знак тварного мира. Дали поместил его над головой Мадонны, дабы подчеркнуть, что «именно над этой головой сосредоточено наибольшее притяжение, к ней тяготеет мир». Раковина представляет собой (и в психоанализе, и в традиционной иконографии) символ женского начала, материнского лона. То, что вместо Творца художник поместил раковину, свидетельствует, по Фрейду, о том, что Дали еще не изжил страх, который внушал ему отец как мужчина-соперник.
Платок во фрейдистском анализе сновидений символизирует разочарование в сексуальном партнере. Еще один художественный символ, который указывает на то, что мать больше не является объектом вожделения Дали.
Павел Котов