Страница 6 из 27
Столкновение и гармония двух противоположных начал составляют скрытый потенциал каждого произведения каллиграфического искусства. Зрительно уловить это взаимодействие противоположностей неопытному глазу легче всего, вглядываясь в то, как согласуются в каллиграфических штрихах черное и белое, два главных цвета, с которыми имеет дело мастер письма. В китайской традиции черный цвет ассоциируется с силой инь, а белый — с ян. В наставлениях по каллиграфии неизменно подчеркивалось: «Рассчитывай белое, соизмеряй черное». Черный цвет обозначает глубинные, сакральные тайны бытия, нескончаемую потенцию форм. Белый цвет связан с первозданной чистотой, реальностью сущего и его гибелью. Согласование черного и белого — основа каллиграфической эстетики. Белое и черное выполняют функцию цветового контраста, выделяя пластическую тему из фона. Но контрастируя, они функционально подобны, взаимозаменяемы. Когда в эстампах с каллиграфических надписей фон оказывается черным, а иероглифы белыми, с точки зрения цельности и гармонии ничего принципиально не меняется. Сходным образом действуют и другие важные для каллиграфа пары противоположностей: легкое — тяжелое (хотя речь идет о силе нажима кисти, средневековый мастер подчеркивал: «Легкость и тяжесть исходят из сердца, и только совершенный применяет их, следуя своей руке»); квадратное — круглое («там, где кисть выписывает квадратное, а общее строение круглое, там явлен дух, и он сберегается в человеке»); кривое — прямое («в каллиграфии кривизна должна присутствовать в прямых почерках, а прямизна осуществляться в кривизне») и так далее.
Выработавшиеся за столетия каллиграфические почерки тоже в известном смысле воспроизводили эту гармоническую изменчивость. На одном полюсе строгие уставные почерки, в которых отчетливо выписан каждый знак, на другом — бешеная скоропись, в которой господствует летящий штрих, а привычный облик иероглифа почти теряется в вихре связок и переходов. А между ними множество вариантов с акцентом то на строгость линии, то на легкость штриха. Критики-знатоки, сами, как правило, незаурядные мастера, сдержанно относились к крайностям, предпочитая столь близкий китайскому духу «срединный путь», ценили индивидуальность, но не вульгарное самолюбование, превозносили верность традиции, но не рабское ей следование.
«Предисловие» к стихам о Беседке орхидей Ван Си-чжи (IV век) выполнено полууставным почерком син-шу, который, по мнению знатоков, великий каллиграф довел до немыслимого совершенства
Культурный шок
Из китайского дневника 1907 года российского синолога Василия Михайловича Алексеева (1893–1937): Сегодня увидел на дороге печь для сожжения бумаги с надписью: «Относитесь с должным уважением к бумаге, на которой что-либо написано, и берегите ее от дурного употребления». Эта печь поставлена, очевидно, каким-то усердным к необязательному добру человеком, считающим, как и все китайцы, что ту бумагу, на которой написаны китайские знаки, изобретенные древними святыми, совершенными людьми, надо оберегать от грязного употребления и в случае надобности только сжигать. Я всегда спрашивал: почему же европейская печатная бумага не заслуживает того же уважения? Мне отвечали, что дело самих европейцев уважать свою бумагу и что, вероятно, знаки их не изобретены, как в Китае, святыми людьми древности, раз они позволяют себе обращаться с этой бумагой небрежно.
Как очиститься от мирской пыли
Космической животворной энергией проникается все естество каллиграфа, его рука, созидающая конкретный штрих, знак, строку. Строго говоря, по мнению китайских знатоков, получить эстетическое наслаждение от надписи можно, только мысленно повторив все движения создавшего ее каллиграфа и восприняв вложенную им в каждый знак энергию, ощутив динамику штрихов, уловив те импульсы, которые исходят от иероглифов, благодаря действию сил инь и ян и всех их проекций и манифестаций. Чтобы все существо каллиграфа смогло напитаться космической энергией, душа его должна отринуть все низменное, очиститься от «мирской пыли». Мастеру надлежало «опустошить сознание», дабы ничто не мешало небесной энергии излиться письменными знаками. Великий каллиграф IV века Ван Си-чжи наставлял: «Прежде чем браться за тушечницу, нужно сконцентрировать дух, очистить мысли, обдумать форму и размеры знаков, расположение горизонталей и вертикалей, характер энергетических импульсов, добиться взаимодействия жил и вен. Замысел возникает прежде работы кисти. Только после этого создают иероглифы». Веками традиция культивировала разнообразные методы достижения духовного просветления, но люди творческие, пожалуй, всему прочему предпочитали вино — и в компании друзей, и в одиночестве, созерцая прекрасный пейзаж, читая стихи или наслаждаясь живописным свитком. Кстати сказать, эталонное произведение китайской каллиграфии — «Предисловие» к стихам о Беседке орхидей — Ван Си-чжи как раз и было создано в состоянии опьянения.
Каллиграфия в Китае необычайно популярна. Даже увечье не препятствие, чтобы совершенствоваться в искусстве рисования иероглифов — «мирового узора вещей»
Ван с друзьями на острове посреди реки вкушали вино, следуя ритуалу очищения. Потом решили описать этот счастливый день в стихах. Удалось это немногим, остальные, захмелев, не могли начертать ни знака. Сам хозяин сочинил общее предисловие. Этот текст в 28 строк из 324 иероглифов, написанный кистью из крысиного волоса на великолепной бумаге, современники и потомки безоговорочно относят к шедеврам каллиграфии. Поистине такое можно было создать только по воле Неба. Не раз сам Ван Си-чжи пытался потом вновь обрести совершенство духа, достигнутое на празднестве, но — увы! — ничего подобного создать ему уже не удалось. Семь поколений его наследников бережно хранили гениальный автограф, пока император Тайцзун, большой любитель и знаток каллиграфии, поклонник таланта Ван Си-чжи, не задумал собрать в дворцовом хранилище свитки мастера. Их искали по всей Поднебесной. Не смогли найти только великого «Предисловия». Наконец проведали, что автограф хранится у потомка Ван Си-чжи, монаха Бяньцая, и тот ни за что не хочет с ним расстаться.
Помочь императору вызвался некий Сяо И, хитрец и пройдоха, впрочем, не без таланта. Прикинувшись монахом, он втерся в доверие к Бяньцаю, проводил с ним дни, играя в шахматы, обсуждая поэзию и искусство письма. Сяо И сам был незаурядным мастером, и когда он показал Бяньцаю собственноручно сделанную копию одного из свитков Ван Си-чжи, тот был очарован и потерял бдительность. Сяо И выкрал драгоценный автограф и доставил его императору. Тот повелел награвировать великий текст на каменной стеле и раздать всем придворным сделанные с нее оттиски. А оригинал император приказал положить с собой в могилу. Что и было исполнено.
Кисти бывают самого разного размера — от гигантских до тончайших, в несколько волосков
Четыре драгоценности ученого мужа
Материалы и инструменты, которыми пользуется китайский каллиграф, не смотря на кажущуюся простоту, весьма совершенны, и нынешний свой облик они обрели после многих столетий поисков и экспериментов.
В глубокой древности знаки вырезали на костях и панцирях черепах. Позднее в дело пошли разные прототипы кисти, и иероглифы стали наносить на шелк и бамбуковые планки. Последние были тяжелы и громоздки, к тому же их приходилось соединять в связки, напоминавшие веревочную лестницу с планками-ступенями. Хранили такую связку — цзюань — в свернутом виде, и до сих пор главы в книге именуются так же. Чтобы записать сколько-нибудь обширное сочинение, требовалось множество таких связок, потому тогдашние книги занимали много места. О книгочеях говорили: «Он прочел столько-то телег книг». Шелк был, конечно, удобнее, но и намного дороже.