Берлинский дневник

Ночью, когда закончил работу, наблюдал за окном кабинета, выходящим на Вильгельмштрассе, бесконечные колонны штурмовых отрядов, марширующих в факельном шествии вниз мимо рейхсканцелярии. Послал Германна посмотреть. Он сообщил по телефону, что Гитлер приветствует их с балкона, рядом с ним Штрайхер (непонятно, с какой стати). Власти объявляют, что факельные шествия продлятся всю ночь.

Несколько раз звонил наш корреспондент из Кёльна, чтобы рассказать, как идет оккупация. По его словам, немецким войскам устроили повсюду сумасшедший прием, женщины усыпали их путь цветами. Он говорит, что на аэродроме в Дюссельдорфе и на нескольких других летных полях приземлились немецкие бомбардировщики и истребители. Сколько всего войск отправила сегодня Германия в Рейнскую область, никто не знает. Вечером Франсуа Понсе (французский посол) рассказал моему знакомому, что министерство иностранных дел Германии трижды обманывало его в течение этого дня. Сначала немцы объявили, что направили 2000 человек, позже — что 9500 человек и «тринадцать артиллерийских расчетов». По моей информации, они отправили туда четыре дивизии — около 50 000 человек.

Итак, исчезает последняя опора мира в Европе — Локарно. Этот договор Германия подписала добровольно, это не был диктат, и Гитлер не раз торжественно клялся уважать его. Ночью в «Таверне» один французский корреспондент подбадривал нас, категорически утверждая, что французская армия выступит завтра, но после того, что сообщили вечером из нашего парижского офиса, я в этом сомневаюсь. Я не понимаю, почему она затаилась. Она более чем равный по силам противник для рейхсвера. И если она выступит, то Гитлеру конец. Он все поставил на успех своего шага и не переживет унижения, если Франция оккупирует западный берег Рейна. В «Таверне» большинство сидевших вокруг нашего столика были с этим согласны. Много пива, две тарелки спагетти до трех утра, а потом — домой. Надо встать вовремя, чтобы присутствовать в Опере еще на одном торжестве Дня памяти героев. Оно будет даже грандиознее, чем в прошлом году, если только французы…

Гитлеру удалось остаться безнаказанным. Франция не направляет свои войска. Вместо этого она взывает к Лиге Наций! Неудивительно, что Гитлер, Геринг, Бломберг и Фрич имели такой сияющий вид, когда сидели днем в королевской ложе Государственной оперы и второй раз за эти два года отмечали на самый что ни на есть милитаристский манер День памяти героев, хотя, по идее, обязаны чтить память двух миллионов немцев, убитых в последнюю войну.

О, глупость (или паралич) французов! Сегодня я узнал из абсолютно достоверного источника, что германские войска, которые вчера маршем вошли в Рейнскую демилитаризованную зону, имели строгий приказ спешно отступить, если французская армия окажет какое-либо сопротивление. Они не готовы и не вооружены для, того, чтобы сражаться с регулярной армией. Возможно, этим и объясняется вчерашняя бледность Бломберга. Очевидно, Фрич (главнокомандующий рейхсвера) и большинство генералов были против такого шага, но Бломберг, который слепо доверял фюреру и его решению, уговорил их. Возможно, что Фрич, не любивший ни Гитлера, ни фашистский режим, согласился выступить, надеясь, что провал операции будет концом для самого Гитлера, а если она окажется успешной, то будет решена одна из его важнейших военных проблем.

Сегодня еще одна странная история. Французское посольство сообщает (и я ему верю), что несколько дней назад Понсе нанес визит Гитлеру и попросил представить условия франко-германского сближения. Фюрер попросил у него несколько дней на то, чтобы обдумать предложение. Послу показалось это вполне разумным, но его удивило, что Гитлер настаивал на том, чтобы ни слова об этом визите не дошло до общественности. Теперь он уже не удивляется. Если бы мир узнал, что Франция, фактически еще не ратифицировавшая договор с Россией, проявляет желание вести с немцами переговоры, то это помешало бы Гитлеру оправдываться, что, мол, Франция сама виновата в том, что он нарушил Локарнский договор.

Мемориальные торжества в Опере проходили сегодня днем на фоне Вагнера (влияние музыки Вагнера на нацизм, на Гитлера никогда не понимали за границей). Залитая огнями сцена была заполнена солдатами в стальных касках с военными знаменами в руках, за ними — неувядаемый громадный серебряно-черный железный крест. Нижний ярус и балконы пестрели униформами старой имперской армии и остроконечными шлемами. Гитлер гордо восседал в имперской ложе в окружении германских военных руководителей, как бывших, так и нынешних. Среди них были: фельдмаршал фон Макензен — в гусарской форме дивизии «Мертвая голова», Геринг — в ослепительной ало-голубой форме генерала ВВС, генерал фон Зеект — создатель рейхсвера, генерал фон Фрич — его нынешний руководитель, адмирал фон Рёдер — шеф быстрорастущего военно-морского флота и генерал фон Краусц — в форме старой австро-венгерской армии и с огромными бакенбардами а-ля Франц Иосиф. Отсутствовал один лишь Людендорф, который отверг примирение со своим бывшим капралом и не принял предложения стать фельдмаршалом. Не было и кронпринца.

Генерал фон Бломберг зачитал обращение — странную смесь блефа, демонстративного вызова и прославления милитаризма. «Мы не хотим наступательных действий, — сказал он, — но не боимся оборонительной войны». Хотя если не в Париже и в Лондоне, то здесь всем известно, что он боится и что вчера был в ужасе оттого, что, возможно, ее придется вести. Бломберг, видимо по приказу Гитлера, изо всех сил старался самым недостойным для военного человека способом заглушить слухи о несогласии генералов рейхсвера с оккупацией Рейнской области и их слабой симпатии к нацизму. Я даже заметил, как поморщился Фрич, когда его шеф разоблачал «распространяемые во внешнем мире сплетни об отношениях между партией и армией». Генерал особо подчеркнул: «Мы, армейские, — национал-социалисты. Ныне партия и армия ближе друг к другу». Далее он объяснил почему. «Национал-социалистская революция вместо уничтожения старой армии, как это делали всегда другие революции, воссоздала ее. Национал-социалистское государство предоставляет в наше распоряжение всю свою экономическую мощь, свой народ, всех юношей». А затем взгляд в будущее: «На наших плечах лежит огромная ответственность. И она становится все тяжелее, потому что перед нами могут встать новые задачи».

Пока Бломберг говорил, Геббельс усердно работал осветительной лампой и кинокамерой, направляя их сначала на сцену, затем на ложу, в которой сидел вождь. После «торжественной службы» — обычный военный парад, но с меня было достаточно, я проголодался и направился в отличный винный погребок Хабеля на Линден, там позавтракал и выпил «Дайдесгеймера».

Позднее. Вечером у Дош-Флеро оказался интересный материал из Рейнской области, где он наблюдал германскую оккупацию. Он сообщает, что католические священники встречали германские войска на мостах через Рейн и благословляли их. В Кёльнском кафедральном соборе кардинал Шульте возносил хвалу Гитлеру за «возвращение нашей армии». Быстро же забылось, как нацисты преследуют церковь. Дош говорит, что сегодня ночью рейнское вино льется рекой.

А французы взывают к Женеве! Я позвонил в наш лондонский офис, чтобы узнать, что собираются делать англичане. Они посмеялись и зачитали мне несколько выдержек из воскресных газет. «Sunday Observer» Гарвина и «Sunday Dispatch» Ротермера в восторге от такого шага Гитлера. Британцы заняты сейчас сдерживанием французов! Здесь в министерстве иностранных дел, которое работает всю ночь, чтобы наблюдать реакцию Лондона и Парижа, приподнятое настроение. Ничего удивительного!

Карлсруэ, 13 марта

Сегодня вечером здесь, в пределах досягаемости артиллерией, стоящей на линии Мажино, Гитлер произнес свою первую «предвыборную» речь. Весь день курсировали специальные поезда из близлежащих городов, подвозя правоверных и тех, кому приказали прибыть. Митинг собрали под громадным шатром, и атмосфера была настолько удушающая, что я вернулся в отель, где под хороший обед и бутылку вина, с большинством других корреспондентов прослушал речь по радио. В ней не было ничего нового, хотя он красиво говорил про свое желание дружить с Францией. Конечно, жители берегов Рейна не хотят еще одной войны с Францией, но этот повторный захват германскими войсками привил им нацистскую заразу. Они так же истеричны, как и все остальные немцы. Позднее отправился в винный погребок с таксистом, который возил меня весь день, и у него было немного шнапса. Он оказался коммунистом, резко настроенным против фашистов, и предсказывал их скорый крах. Для меня было облегчением встретить здесь хоть одного немца, выступающего против фашистского режима. Он говорит, что здесь таких много, но, говоря по правде, я сомневаюсь.