Королева Виктория

Если бы Мельбурн присутствовал на этом ужине, то Гревилл непременно увидел бы королеву более живой и непосредственной.

Отношения, сложившиеся к тому времени между юной королевой и Мельбурном, можно с полным основанием назвать близкими и в высшей степени доверительными. Когда она взошла на престол, ему исполнилось пятьдесят восемь лет. Он был довольно привлекательным, хотя и заметно располневшим к тому времени мужчиной, умным и чрезвычайно вежливым. Виктория с удовольствием беседовала с ним, обожала его превосходные эпиграммы, восхищалась яркими афоризмами, любила слушать воспоминания и анекдоты, в которых всегда было много неожиданных парадоксов и восхитительных оборотов речи. Все его разговоры были крайне интересными и насыщенными самой разнообразной информацией, которую она стремилась использоваться для собственного образования. Именно с этой целью Виктория постоянно собирала его «высказывания» и отрабатывала в своей речи. «Он обладает таким кладезем знаний, — писала она в дневнике, - такой замечательной памятью... Он знает практически всё обо всех до мельчайших деталей и всегда имеет свою точку зрения по поводу» самых невероятных событий. Он помнит события «столетней давности» и даже его дни в Итоне в подробностях»,

Она с восторгом слушала его многочисленные рассказы Наполеоне и Байроне, Пите и Чарльзе Джеймсе Фоксе, о его злонамеренных дядюшках и очень радовалась, что он никогда не включал в их число ее отца.

«Из всего, что я услышала, — писала она позже, — я поняла: мой отец был самым лучшим из них».

Его рассказы были не только безумно интересными, но и весьма забавными. Без труда ему удавалось рассмешить совершенно неожиданным поворотом сюжета. Он мог сказать, например, что редко ходит в церковь из-за опасения, что услышит там что-либо экстраординарное. Кроме того, его отец и мать никогда туда не ходили; прежде народ не имел привычки так много ходить, это было не модно. Или мог совершенно откровенно выразить протест по поводу того, что не которым женщинам идет на пользу, когда их избивают мужья. При этом он всегда добавлял, что они вызывают у него щемящее чувство жалости. По давним обычаям вигов мужчины практически никогда не меняли жизнь после того, как сочетались законным браком. «Они обожали своих жен, — говорил он, — но при этом мало заботились о них и часто оставляли на произвол судьбы». Другими словами, женщины в вигской семье всегда оказывались виноватыми и не могли рассчитывать на снисхождение со стороны мужей.

В вигских семьях, к числу которых он, безусловно, причислил и свою, всегда поощрялась изоляция от внешнего мира. Именно поэтому женщинам давали прозвища, понятные только для самых близких людей. Они даже многие слова произносили по-своему, не так, как остальные люди. Когда королеву Викторию однажды спросили, действительно ли лорд Мельбурн является истинным вигом, она без колебаний ответила, что, по всей вероятности, да, поскольку он говорит по-вигски и произносит слово «роум» как «рум», а «гоулд» — как «гулд».

Рассказывая о детях, Мельбурн часто подчеркивал, что «их характер почти всегда формируется матерями, и если дети вырастают плохими людьми, то именно матерей следует за это наказывать». Весьма оригинальным был его взгляд на докторов. Он говорил: «Если английские доктора просто-напросто убивают вас, то французские, например, просто дают нам возможность умереть». Примерно такого же мнения он придерживался относительно скачек и считал, что дерби являются «несовершенными, если кто-нибудь не убивает себя но время этих состязаний».

Все же в душе лорд Мельбурн был «добрым человеком», придерживался высоких моральных принципов и решительно выступал против любых проявлений аморальности и зла. Когда однажды Виктория заметила, что в церкви так мало очень хороших проповедников, он тут же согласился с ней и добавил, что в мире «вообще мало очень хороших людей». Королева подумала тогда, что на самом деле он прав. При этом у нее не было никаких сомнений в том, что ее премьер-министр принадлежит именно к категории «очень хороших» людей.

Имея столь высокое мнение о талантах и достоинствах лорда Мельбурна, королева Виктория тем не менее с удовольствием выслушивала его неприкрытую лесть. Ее скромность и стеснительность, убеждал он, являются результатом ее необыкновенной чувствительности и глубокого темперамента, что само по себе уже не может не восхищать окружающих. ее маленький рост, который не давал ей покоя и вызывал неприятные ощущения, на самом деле является большим преимуществом, поскольку она королева, а не простая женщина. И ее неопытность в делах государственного управления, по его мнению, является скорее достоинством, чем недостатком, так как свидетельствует, что она приступила к управлению королевством без предрассудков и с чистой совестью. Однажды Виктория пожаловалась Мельбурну, что не всегда может справиться с темпераментом, часто злится на окружающих и выходит из себя по каждому пустяковому поводу, после чего долго сожалеет о своей несдержанности. Тот выслушал ее, а потом успокоил, что люди с холерическим темпераментом вполне могут контролировать свои эмоции, не подавляя их в себе, а когда они все-таки прорываются наружу, то не стоит отчаиваться и делать из этого трагедию. Правда, при этом он убеждал ее в том, что следует всячески обуздывать вспышки злости и нетерпимости и отказываться от привычки всегда говорить откровенно, что иногда граничит с бестактностью. Однако всё эти не вполне лестные для нее советы были сделаны в таком «добром и отеческом» тоне, что Виктории ничего не оставалось, как только прислушаться к ним. Она не обиделась на него даже тогда, когда он бесцеремонно предупредил, что у нее имеется склонность стать со временем «очень толстой», поскольку она получила от родителей ганноверскую наследственность.

Королева была прекрасно осведомлена о прежних амурных похождениях лорда Мельбурна и обо всех разводах, участником которых он являлся. Знала она и о его покойной жене леди Кэролайн Понсонби, обладавшей неуравновешенным характером и сходившей с ума от безответной любви к Байрону, а также о покойном сыне, отличавшемся неуживчивым нравом и инфантильным характером. Все эти семейные неурядицы делали Мельбурна в ее глазах человеком искушенным, многоопытным и, несомненно, заслуживающим не только уважения, но и жалости. Вскоре она пришла к заключению, что «фактически он был человеком добродушным, добросердечным, чувствительным... прямым, откровенным, необыкновенно умным, предельно честным и в высшей степени благородным». Именно поэтому она считала большим везением, что такой человек стал главой ее правительства «человек, которому можно во всем и всегда доверять». «В мире лжи и обмана совсем немного таких людей, как он». В первые три года царствования акварели и карандаши Виктории лежали без употребления, но когда все же у нее дошли до них руки, очень часто объектом для зарисовок стал Мельбурн. Она вновь и вновь рисовала его портреты на листах бумаги или полях неоконченного письма, иногда в алой и голубой виндзорской униформе, иногда играющим с ее собаками.

Разделяя с лордом Мельбурном общий опыт одиночества, королева часто делилась с ним секретами своей прошлой жизни, самыми разнообразными политическими и экономическими проблемами и многими другими важными для нее вопросами. Она проводила в задушевных беседах с премьер-министром но три-четыре часа в день, а когда обстоятельства не позволяли ей видеться с главой правительства, то предпочитала писать ему письма Впрочем, такие обстоятельства случались крайне редко. Лорд Мельбурн все чаще появлялся в королевском дворце, а со временем стал практически жить в нем, не скрывая от окружающих свои теплые и слишком близкие отношения с юной королевой. «Я видела королеву с премьер-министром, — писала позже княгиня Ливен. — Когда он находится рядом с ней, то выглядит необыкновенно влюбленным, обходительным и даже слегка самодовольным. В такие времена он становится более мягким, уважительным и вообще ведет себя так, словно уже давно привык чувствовать себя первым лицом в окружении королевы, лицом мечтательным и веселым одновременно».