Королева Виктория

Королева осталась довольна этой встречей. Писатель показался ей «чрезвычайно милым, с приятным голосом и великолепными манерами». А она произвела на него впечатление «весьма застенчивой» женщины, которая, как он говорил своей невестке, обладает «манерами молоденькой девушки».

А Томас Карлейль показался королеве довольно «странным, почти эксцентричным старым шотландцем с тягучим и слегка меланхолическим голосом, подчеркивающим его шотландский акцент. Он всячески выпячивал роль Шотландии и говорил о неизбежной деградации всего остального мира».

64. УХУДШАЮЩЕЕСЯ ЗДОРОВЬЕ

«После смерти принца-консорта мне хотелось умереть, но сейчас я хочу жить и сделать всевозможное для своей страны и для тех, кого люблю».

К концу июля 1900 г. королева получила трагическую весть о смерти в германском городе Розенау своего второго сына, Альфреда, герцога Эдинбургского, который за семь лет до этого унаследовал от своего дяди титул герцога Кобургского. Эта смерть не явилась для матери неожиданностью. К этому времени Альфред уже был законченным алкоголиком и в течение долгого времени страдал от рака языка. К тому же он давно не ладил с женой, которую обвинял в смерти их сына, «юного Аффи». Тот был непутевым молодым человеком: ведя беспорядочный образ жизни, заразился сифилисом, кроме того, страдал «нервной депрессией» и в конце концов застрелился после одной из бурных ссор с матерью.

Королева была настолько поражена этим известием, что поначалу даже не смогла полностью «осознать всю трагичность этой утраты». Она была убита горем и несколько дней никого не хотела видеть. До этого она потеряла уже несколько своих детей. Сперва умер ее младший сын, принц Леопольд, затем скоропостижно скончалась Мэй, младшая дочь принцессы Алисы, а потом и сама Алиса умерла от дифтерии в возрасте тридцати пяти лет. Причем это случилось 14 декабря 1878 г., в семнадцатую годовщину смерти ее отца, принца Альберта. Смерть Алисы была настолько неожиданной, что старшая дочь королевы написала ей большое письмо на тридцати девяти страницах, в котором попыталась хоть как-то утешить и успокоить обезумевшую от горя мать [87].

Таким образом, смерть герцога Эдинбургского отняла у королевы «третьего взрослого ребенка», и ей предстояло пережить эту тяжелую утрату. Помимо этого ей пришлось пережить и смерть троих любимых зятьев. Первым ушел из жизни муж старшей дочери, Вики, император Фридрих. За ним последовал муж принцессы Беатрисы принц Генрих Баттенбергский («любимый и благородный Лико»), который умер от малярии во время военной экспедиции в Ашанти в 1896 г. Эта смерть настолько потрясла королеву, что она «целыми днями рыдала и не могла прийти в себя» [88]. А последним при ее жизни умер вдовствующий супруг принцессы Алисы Людвиг IV, великий герцог Гессенский («дорогой, веселый, жизнерадостный и такой молодой»), умерший в результате сердечного приступа в 1892 г. Разумеется, для немолодой уже королевы было невыносимо тяжело перенести еще одну смерть в семье.

Смерть Людвига Гессенского была для королевы тем более ужасной, что последовала буквально через несколько недель после трагической кончины принца Альберта Виктора (принца Эдди), сына и наследника принца Уэльского. Принц Эдди, герцог Кларенский, умер в Сандрингеме в январе того же года вскоре после своего двадцать восьмого дня рождения. Причем это случилось в то время; когда его отец еще не успел оправиться от скандала и судебного разбирательства по обвинению в участии в азартных играх в небольшом сельском доме в Йоркшире, где он играл вместе с человеком, которого преследовали за мошенничество. «Бедные, бедные родители, — сокрушалась королева, выразив надежду, что это судебное дело окажется «оздоровительной шоковой терапией для всего общества». «Бедные, бедные родители, — повторяла она, — слишком велика и непосильна эта трагедия, чтобы можно было выразить ее простыми словами... Вчера я испытала импульсивное желание отправиться в Сандрингем, но доктор Рид и другие не дали мне этого сделать, сославшись на то, что королева не должна подвергать себя риску простудиться и заболеть... Бедная Мэй, все ее прекрасное будущее в одночасье превратилось в совершенно бесплодную мечту».

На самом же деле эта «бедная Мэй», дочь Фрэнсиса, герцога Тэкского, не нуждалась в столь глубокой жалости. Ее брак с принцем Эдди был намечен на 27 февраля того же года, и все, кто хоть немного знал этого молодого человека, в один голос утверждали, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не станет хорошим мужем и не принесет ей семейного счастья. По словам герцога Кембриджского, Эдди был человеком довольно приятной наружности, но при этом «закоренелым и неисправимым бездельником и лентяем, который всегда оказывался не там, где надо, и делал не то, что надо». Кроме того, он был на редкость малодушным, слабовольным и чрезмерно впечатлительным. Даже королева неоднократно отмечала в письмах к его матери, что он ведет «рассеянную жизнь», лишенную какого бы то ни было здравого смысла. Узнав о столь нелестной оценке внука со стороны королевы, сэр Фрэнсис Нолисс, личный секретарь принца Уэльского, тут же обратился к сэру Генри Понсонби с вопросом: «Кто докладывает королеве обо всех его похождениях?» Королева знала практически обо всем, за исключением, может быть, самых незначительных деталей. Принц Эдди хотел жениться на принцессе Елене Орлеанской, симпатичной и чрезвычайно добросердечной девушке. Хотя она была католичкой, а ее отец, граф Парижский, весьма неодобрительно отозвался о подобной перспективе, принцесса Уэльская приложила немало усилий, чтобы устранить все препятствия на пути продвижения сына к этому вожделенному браку. Правильно предположив, что принцесса Елена готова отказаться от своей религии, а королева готова простить принцу Эдди все его безобразные поступки, принцесса Уэльская заставила сына отправиться в Балморал для получения напутствия и благословения бабушки.

А он почему-то очень сильно боялся такой встречи. «Можешь представить себе, — сказал он брату Джорджу, — как тяжело пройти через все это. И я совсем не питаю надежду на благополучный исход дела... Естественно, я считал, что бабушка будет не в восторге от этой идеи и скажет, что это совершенно невозможно. К моему удивлению, она была очень добра ко мне и даже пообещала оказать посильную помощь, что и делает сейчас... Думаю, что больше всего ей понравилось то, что я взял с собой Елену и сказал бабушке, что первым делом мы решили посоветоваться с ней, а не с родителями. Это, как ты понимаешь, не совсем так, но она мне поверила, и все прошло замечательно».

Однако этим планам не суждено было сбыться. Граф Парижский решительно воспротивился браку своей дочери с молодым протестантом, о котором он не слышал ни единого хорошего слова. Таким образом, принц Эдди вынужден был искать себе невесту в другом месте. Влюбившись в леди Сибил Сент-Клэр Эрскин и потерпев такое же поражение, он неохотно согласился жениться на более сговорчивой и уступчивой принцессе Мэй Тэкской, которая была «тихой и сдержанной», довольно поверхностной и, по словам королевы, «обладала такими добропорядочными манерами, которые редко встречаются в наши дни».

Глубоко опечаленный скоропостижной смертью принца Эдди незадолго до свадьбы, его отец сделал весьма экстравагантное и никем больше не поддержанное заявление, что «подобной трагедии никогда не было в анналах королевской семьи». Однако в глубине души он понимал, что его меланхолический и всегда щегольски одетый старший сын, сознание которого, по словам его воспитателя, не было заполнено ничем полезным, кроме желания бездельничать и развлекаться, совершенно не подходил для роли наследника престола, которая выпала ему от рождения. Гораздо больше подходил для этого его младший брат Георг, будущий король Георг V, который и занял место старшего брата, великодушно женившись на принцессе Мэй. По мнению бабушки, это был «приятный, чувствительный и превосходно воспитанный молодой человек, страстно стремившийся к постоянному самосовершенствованию» [89].

87

В день смерти принцессы Алисы, чьи последние слова были «дорогой папа», королева записала в своем дневнике: «Снова пришел тот ужасный день скорби. Спала плохо, часто просыпалась и видела перед собой светлый образ своей дорогой Алисы. А когда проснулась рано утром, то поначалу просто не могла осознать этой ужасной утраты. А потом все взорвалось внутри меня. Я потребовала хоть каких-то известий, но все напрасно. Я встала и направилась в Голубую комнату и долго молилась, что всегда делала в такой трагический день. Ведь именно там умер мой дорогой муж. После этого я оделась и пошла в гостиную, где торопливо позавтракала. Вскоре после того пришла еще одна телеграмма, в которой сообщалось, что Алиса уходила постепенно и умерла в половине восьмого утра! Это было ужасно! Трудно представить себе, что наша дорогая Алиса, этот чудный и милый ребенок, такой талантливый, способный, душевный, отзывчивый, добросердечный и в высшей степени благородный, который так заботился о своем папе, когда он был смертельно болен, и постоянно поддерживал меня в трудную минуту, ушел вслед за отцом в день годовщины его смерти. Все это кажется невероятным и мистическим! Для меня содержится нечто трогательное в том союзе, который укрепляется с каждым трагическим известием. Имена всех моих дорогих детей навеки связаны воедино этим днем перехода в лучший мир!» (Queen Victoria's Journal, 14 December 1878).

88

«По нему мы горевали больше, чем по любой из принцесс, — комментировала это трагическое событие леди Монксвелл, — так как он, принцесса Беатриса и их четверо милых деток всегда жили с королевой и не жалели сил для того, чтобы ей было приятно и по домашнему уютно» (E.C.F. Collier, ed., «A Victorian Diarist: Later Extracts», 6).

89

В 1892 г. принц Георг был возведен в ранг герцога Йоркского. Его отец хотел предоставить этот титул принцу Эдди, однако королева решительно воспротивилась этому, поскольку он был связан с ее ганноверским дядей, который, несмотря на свои успехи в качестве главнокомандующего британской армией, вел далеко не безупречную личную жизнь. Именно поэтому она так не хотела присваивать этот титул принцу Георгу, но потом нехотя уступила давлению старшего сына. «Я рада, что тебе нравится титул герцога Йоркского, — говорила она внуку, — но я не хочу, чтобы ты оставался в своем прежнем положении. Герцогом может стать любой благородный человек, а принцем можно только родиться. Я не в восторге от этих Йорков, так как с ними связаны далеко не самые лучшие ассоциации» (RA GV AA 10/39).