Королева Виктория

Однако остальные придворные не разделяли ее восторга в отношении Мунши и были убеждены в том, что королева никогда и ни при каких обстоятельствах не должна вступать в непосредственный контакт с этим человеком. Они считали его слишком утомительным, невероятно претенциозным и далеко не таким «послушным и преданным» слугой, как она описывала. Но королева игнорировала все намеки на опасность, исходящую от Абдула Карима, считая все эти досужие сплетни самым обыкновенным проявлением расистского высокомерия, которого сама она была напрочь лишена. Так, например, она позволила ему входить в бильярдную комнату, как будто он был одним из ее официальных секретарей, и даже разрешила принимать пищу в столовой для придворных. Кроме того, она предоставила ему прекрасно обставленную комнату в Виндзорском дворце, а в Осборне и Балморале в его распоряжении были коттеджи. Королева заказала австрийскому художнику Рудольфу Свободе портрет своего любимца, а когда он был готов, собственноручно и с необыкновенной аккуратностью сделала для себя копию [73].

Королева позволила Абдулу Кариму привезти из Индии такое большое количество служанок, что доктор Рид каждый раз был вынужден иметь дело с новым человеком. А королева строго отчитала одного из индийцев за то, что он отказался доставить из Индии послание для Мунши. Досталось и ее конюшему сэру Флитвуду Эдвардсу, который во время театрального представления поставил Мунши рядом с костюмерами. Доктор Рид рассказывал сэру Уильяму Дженнеру, что через год после его прибытия ко двору королева взяла его с собой в частную поездку в Глассолт Шил — ее убежище на Лох-Мьюик.

А через несколько месяцев, когда Абдул Карим оказался в постели с огромным карбункулом на шее, королева навещала его дважды в день, «тщательно осматривала область воспаления, поправляла подушку и гладила его руку». А когда ему стало легче, занятия по хинди возобновились в его комнате. В том же году состоялись Бремарские игры, в ходе которых королева поставила Абдула Карима на самое почетное место среди других аристократов.

«Герцог Коннотский был вне себя от ярости и поделился со мной своей обидой, — писал Генри Понсонби, которого королева заставила учить ненавистный индийский язык. — Я ответил, что Абдул стоит там по распоряжению королевы, которая в отличие от нас лучше знает индийский этикет. И спросил у него: если он считает, что это неправильно, то не лучше ли ему об этом сказать самой королеве? После этого он больше не напоминал мне о своих обидах».

Но что беспокоило придворных джентльменов больше всего, так это то, что она назначила Абдула Карима своим «индийским секретарем». Она сказала Генри Понсонби, что он «очень полезен» ей в данном качестве, так как «умеет ловко просушивать ее подпись, чтобы она не размазалась по бумаге. К тому же легко поддается обучению и может достичь определенных результатов». Она добавила также, что не стоит опасаться какого-нибудь подвоха с его стороны. «Никакие важные политические документы никогда не попадают в руки Мунши, даже мое отсутствие, — заверила она лорда Солсбери. — Он всего лишь помогает читать слова, которых я не знаю, или занимается моей личной печатью. Кроме того, он не умеет так бегло читать по-английски, чтобы выведать какие-либо важные государственные секреты».

И тем не менее министры пребывали в уверенности, что даже при всех мерах предосторожности со стороны королевы многие конфиденциальные документы могут оказаться в ненадежных руках человека иностранного происхождения. Иначе говоря, они считали, что королева доверяет ему гораздо больше, чем это полагается чиновнику подобного ранга, оформляет запросы по его просьбе и вообще относится к индийским делам исключительно с мусульманской точки зрения, что, естественно, происходит не без пагубного влияния «индийского секретаря». Так, например, когда он посоветовал ей создать в Индии мусульманский колледж, она пообещала сделать это даже в том случае, если ей придется пойти на некоторые уступки индуистским колледжам. Впрочем, по мнению королевы, «индуистские колледжи вряд ли нуждаются в такой помощи, так как их довольно много по всей стране».

Доверие королевы к Абдулу Кариму стало настолько прочным, что это не могло не вызвать обеспокоенности, усугубляемой тем обстоятельством, что «индийский секретарь» поддерживает тесные дружеские отношения с молодым адвокатом Рафиуддином Ахмедом, близко связанным с Мусульманской патриотической лигой и подозреваемым в передаче Афганистану важных государственных секретов, полученных им от Мунши. Дело дошло до того, что лорд Джордж Гамильтон, министр по делам Индии, выразил серьезные сомнения в необходимости посылать королеве конфиденциальные документы, если она допускает к ним своего «индийского секретаря». Кроме того, он предупредил, что индуистская община будет крайне возмущена, если узнает, что британская королева во многом доверяет мнению мусульманина Абдула Карима. «Я не думаю, — говорил он вице-королю Индии лорду Элджину, — что Мунши представляет для нас ту опасность, которую часто предрекают некоторые политики. Премьер-министр Солсбери согласен с этим мнением». Однако он добавил при этом, что Мунши является «глупым человеком и именно поэтому может оказаться слепым орудием в руках более опытных и искушенных людей».

В 1894 г. старшие по рангу представители придворной аристократии направили королеве деликатный по форме, но весьма резкий по содержанию протест против тех предпочтений, которые она отдает Мунши, чье социальное происхождение далеко не соответствует тому положению, которое он пытается занять. Королева была крайне возмущена этим протестом и без колебаний нанесла ответный удар:

«Все предположения о низком происхождении бедного Мунши не могут вызывать никаких эмоций, кроме искреннего негодования, и совершенно недопустимы в такой стране, как Англия... Она хорошо знает имена двух архиепископов, которые были соответственно сыновьями мясника и бакалейщика, а также имя известного в политических кругах канцлера, отец которого был простым шотландским священником. Можно вспомнить также сэра Д. Стюарта и лорда Стивена, которые в детстве бегали босиком за неимением обуви... К ним можно добавить Мэпл и Дж. Прайс, которые удостоились аристократических титулов баронета... Отец Абдула Карима был известным хирургом и прослыл необыкновенно честным и порядочным человеком, а сам Абдул оскорблен до глубины души необоснованными нападками. Нет никаких сомнений, что источником этих грязных сплетен являются завистливые индийцы или англо-индийцы... Королева искренне сожалеет о случившемся и выражает сочувствие оскорбленным чувствам Мунши».

Вознамерившись заткнуть рот всевозможным оппонентам, королева отправила телеграмму сыну Генри Понсонби, который в то время служил адъютантом вице-короля в Индии и должен был вскоре получить высокую должность конюшего при королевском дворе. В ней она попросила навести справки относительно отца Мунши и срочно сообщить ей о его положении в обществе.

«Разумеется, я сразу же приступил к выполнению приказа королевы, — отметил в своих мемуарах Фредерик Понсонби. — А когда вернулся домой и получил у нее аудиенцию, то первым делом услышал вопрос, разыскал ли я отца Абдула Карима. Я ответил, что этот человек вовсе не был главным хирургом в индийской армии, а служил аптекарем в одной из индийских тюрем... Она решительно отвергла подобную возможность и безапелляционно заявила, что я, вероятно, встретился не с тем человеком... А чтобы еще больше подчеркнуть свое неудовольствие моим сообщением, она в течение целого года не приглашала меня на ужин».

Информация Фредерика Понсонби о том, что Мунши соврал королеве насчет своих родителей, отнюдь не уменьшила ее доверия к своему «индийскому секретарю». Рэндалл Дэвидсон и принц Людвиг Баттенбергский, который выполнял роль посредника в споре между королевой и ее придворными, пришли к выводу, что королева просто «не в себе» и уже не может контролировать своего отношения к этому ужасному человеку. На вечеринках она усаживала его рядом с фрейлинами, уговорила премьер-министра и министра по делам Индии, чтобы они позволили ему создать Общество порядка в Индийской империи, и даже написала старшей дочери, чтобы императрица показала ему свой дом в Кронберге во время пребывания Мунши в Германии. Он не ел мяса, довольствовался исключительно овощами и фруктами, иногда пил молоко, и королева совершенно искренне считала, что не делает ничего предосудительного, выделяя его из числа других придворных. А в 1894 г., когда она отдыхала на вилле Фабрикотти во Флоренции, Мунши отправил во «Флоренс газетте» свою фотографию, сопроводив ее краткими биографическими сведениями:

73

В Дурбарском коридоре Осборна находятся два портрета Абдул Карима, которые составляют лишь малую часть огромной коллекции портретов индийских князей, солдат, слуг и ремесленников. Все они были сделаны по заказу королевы, и среди них ярко выделяется выполненный в полный рост портрет пятнадцатилетнего махараджи Дулипа Сингха работы Ф. Винтерхальтера. Очарованная поразительно добродушным видом этого мальчика, который был взят под защиту британской администрации после свержения с престола его отца, королева собственноручно написала акварельный портрет Дулипа, изобразив его стоящим на коленях перед принцем Артуром, которому он помогал облачаться в индийский костюм (Marina Warner, «Queen Victoria's Sketchbook», 197—198). Позже Дулип Сингх стал вести весьма фривольную жизнь, получил выговор от королевы и в 1891 г. приехал в Грасс специально для того, чтобы выпросить у нее прощение. «Королева рассказывала, что поначалу он был совершенно спокоен, но потом расплакался и стал умолять ее о пощаде. В конце концов королева погладила его руку, и он снова обрел прежнее спокойствие. Нет ничего удивительного в том, — вспоминала одна из фрейлин королевы, Мари Адин, — что она простила его. Я полагаю, этот отъявленный мошенник пользуется ее расположением и вовсе не заслуживает такого доброго к себе отношения» (Victor Mallet, «Life with Queen Victoria: Marie Mallet 's Letters from Court», 48).

Принц Виктор Альберт, старший сын Дулипа Сингха и крестник королевы, женился впоследствии на дочери девятого графа Ковентри. А его отец, который был свергнут с престола британскими властями в 1849 г., получил приказ генерал-губернатора Индии немедленно доставить королеве Виктории знаменитый бриллиант «Кохинор». После его смерти в 1893 г. королева отправила в Индию венок с выражением искреннего сочувствия от его «верного друга и крестной матери».