Королева Виктория

Король смог запретить военные почести и соответствующие салюты военно-морских судов, однако ему не удалось предотвратить тот радостный и восторженный прием, который оказывали принцессе и сопровождающей свите его подданные. Таким образом, сообщения прессы о триумфальном шествии юной принцессы в 1833 г. были для короля столь же разочаровывающими, что и в предыдущие годы. Принцесса Виктория вместе с сопровождающими ее лицами остановилась на некоторое время во дворце Норис-Касл, что на острове Уайт, а в начале августа отплыла на «Изумруде» — посыльном судне королевской яхты «Король Георг», поскольку яхта столкнулась со старым судном и сломала мачту. Принцесса все же была очень довольна этим морским круизом и особую благодарность выражала одному из матросов «Изумруда», который не спускал глаз с любимого спаниеля Дэша и «держал его под мышкой все время, не позволяя тому оказаться в какой-либо опасной ситуации».

В то лето принцесса навестила Портсмут, где осмотрела флагманский корабль Нельсона «Победа», а также с удовольствием испробовала «превосходную» говядину, картошку и грог, которые были основой матросского рациона. А когда «Изумруд» бросил якорь неподалеку от Плимута, чтобы принцесса могла посетить 89-й полк, ее в сопровождении дорсетширских йоменов провезли в открытой карете по всему городу, показали Эддистонский маяк, курорты Торки, Уэймут и Эксетер, а потом отвезли в Мелбэри-Хаус — родовое поместье лорда Илчестера, что неподалеку от Дорчестера.

Как только улеглись страсти вокруг военно-морского салюта, сразу же возникли проблемы относительно загородного дома для герцогини Кентской и ее дочери. Герцогиня обратилась с просьбой к премьер-министру, чтобы тот выделил ее семье приличный загородный дом. Король предложил ей на это лето Кью-Палас, однако герцогиня заявила, что ей нужен дом не только на одно лето, но на постоянное проживание. Словом, ей нужна была летняя резиденция, а не просто домик для временного отдыха. Тем более что на то лето у нее уже были свои планы. Она собиралась провести лето в Танбридж-Уэлсе. Король согласился с ее требованием и предоставил ей Кью-Палас на более длительный срок. Герцогиня поехала осматривать дом и осталась крайне недовольна увиденным. По ее мнению, он был «очень неудобным, без соответствующих и привычных для нее удобств и к тому же практически полностью лишенным мебели». В ответ король заметил, что этот дом был вполне пригодным для проживания «королевской четы его родителей», и добавил, что ему больше нечего ей предложить.

Разочарованная еще одним отказом короля, герцогиня нее же осталась довольна тем временем, которое она провела в Танбридж-Уэлсе. Еще большее удовольствие получила принцесса, которая незадолго до этого простудилась и почти три недели провела в своей маленькой комнатушке, тщательно описывая в дневнике «озабоченность своей дорогой мамочки ее здоровьем», а также неустанную заботу со стороны «дорогой Лецен». Кроме того, она предавалась воспоминаниям о своих чудесных поездках за город и тех торжественных обедах, которые устраивались по случаю их приезда. Во время одного из таких обедов ее очень удивил сэр Джон Конрой, который совершенно неожиданно спел для собравшихся песню под названием «Волк». 4 ноября принцесса вместе с герцогиней и баронессой Лецен с «великим сожалением» оставила Танбридж-Уэлс и отправилась в Гастингс. По пути они заехали в Сент-Леонард, где им был оказан чрезвычайно теплый прием. А однажды их карета, в которой находились принцесса, герцогиня, Лецен и леди Флора Гастингс, перевернулась на дороге, увлекая за собой лошадей. Принцесса продемонстрировала редкое для своего возраста хладнокровие. Она позвала свою собачку Дэша, чтобы уберечь ее от возможных повреждений, а потом «побежала с ней на руках, призывая мать последовать примеру». А когда одна из лошадей освободилась от упряжи и бросилась сломя голову по дороге вслед за ними, принцесса приказала всем спрятаться за высокой стеной [5].

Между тем герцогиня запланировала на август 1835 г. очередную поездку по стране, на сей раз в северные и восточные графства. Были намечены чрезвычайно интересные посещения крупнейших городов Йоркшира, Стамфорда и Грантэма в Линкольншире и Ньюарка в Ноттингемшире, а также визиты в Белвойр-Касл — родовое поместье герцога Ратленда и в загородный дом маркиза Экстера, что неподалеку от Стамфорда.

Узнав об этих планах, король недвусмысленно дал понять, что возражает против очередной поездки принцессы по стране. В своем письме герцогине он откровенно заявил, что не одобряет поведения матери, которая вынуждает принцессу «порхать по всему королевству, как она это делала на протяжении последних трех лет». Однако герцогиня не прислушалась к его словам. Она потребовала от лорда Мельбурна, который сменил лорда Грея на посту премьер-министра страны, ответа на вопрос, «на каком основании» ее лишают права совершать поездки по стране и встречаться с представителями разных слоев общества. Принцесса тоже высказалась против этой поездки, ссылаясь на недовольство короля. Герцогиня еще больше расстроилась из-за этого и стала доказывать дочери, что король просто завидует ей и ревнует к тому успеху, которым пользуется его племянница. При этом она напомнила, что такие поездки являются священным долгом принцессы, которая может унаследовать престол. «Неужели ты не понимаешь, — убеждала она дочь, — что все эти поездки будут иметь для тебя самые важные последствия? Тебе необходимо знать свою страну, быть знакомой с ее обычаями и традициями, и тебя должны узнавать представители всех классов... Хочу сказать тебе, дорогая, на тот случай, если наш разговор станет известным другим людям, что, если у тебя не хватит сил на длительные вояжи по стране или если у тебя не хватит ума понять всю значимость таких поездок, ты никогда не станешь популярной в этой стране, не завоюешь доверия людей. Ты что, умрешь, если попытаешься исполнить свой долг? Разумеется, нет! Обрати все свои мысли к тому, что тебе предстоит, подумай о своем будущем положении, пойми свой долг перед страной и свои задачи, которые скоро тебе предстоит решать».

Они выехали на следующее утро. Поездка была удачной. Принцесса посетила музыкальный фестиваль в Йорке, где прослушала исполнение духовной композиции «Мессия». Она во всеуслышание признала ее «очень интересной», однако про себя назвала эту музыку слишком «тяжелой и утомительной». Впрочем, она никогда не разделяла увлечения своего деда Георга III музыкальными произведениями Генделя. Ни больше нравилась «современная итальянская музыкальная школа», которую она считала намного лучше.

Кроме того, она долго наслаждалась общением с престарелым архиепископом Харкортом, давним другом ее деда и очаровательным собеседником [6].

Они вместе ходили на скачки, побывали в семейной усыпальнице герцога Ратленда в Бейволне, а потом отправились в Восточную Англию, где нанесли визит графу и графине Лестер в Холкхэм-Холле. Принцесса тогда так устала, что чуть было не уснула за обеденным столом. После этого они поехали к герцогу Графтону в обветшавший Юсгон-Холл, а после него отправились в Бургли-Хаус в гости к маркизу Экстеру. Открыв первым танцем торжественный балл, посвященный дорогим гостям, принцесса почувствовала себя неважно, у нее «ужасно разболелась голова», И она отправилась спать после первого же танца.

«Как я счастлива, что эта поездка наконец-то завершилась, — записала принцесса в дневнике после окончания тура. — Конечно, мне очень понравились отдельные места, но я чрезвычайно устала от слишком длительных переездов и от постоянных встреч с толпами народа. Мы не можем позволить себе роскошь путешествовать, как другие люди, спокойно и беззаботно».

Во время этой поездки принцесса чувствовала себя не очень хорошо и даже потеряла аппетит. Все предупреждения ее дядюшки Леопольда по поводу того, что «его маленькая принцесса ест слишком много и слишком быстро», сейчас стали неактуальными и полностью утратили свое значение. Впрочем, как и постоянные упреки «дорогой сестрички» Феодоры, которая тоже часто напоминала, что Виктория ест слишком поспешно и к тому же совершенно явно злоупотребляет солью, обильно посыпая ею мясные блюда.

5

Когда принцесса стала королевой, она сделала баронетом того отчаянного молодого человека по имени Пекем Миклуайт, который во время аварии с каретой, пока лошадей освобождали от упряжи, сидел на голове одной из них и удерживал ее.

6

Харкорт умер в возрасте девяноста лет после того, как свалился в моста в пруд. «Ну что ж, Диксон, — сказал он перед смертью своему священнику, — думаю, мы изрядно попугали лягушек в этом пруду».