Самый глупый ангел

— Значит, искусственные?

— Не так быстро. У них есть корни и что-то похожее на кутикулы, только это не кератин. Надо бы проверить наличие белка. Если они изготовлены промышленным путем, никаких следов процесса не наблюдается. Похоже, что они выросли сами, а не сделаны. Ты знаешь, что у белых медведей шерсть тоже обладает оптоволоконными свойствами? У них волоски подводят световую энергию к черной коже, чтобы согревалась.

— Так это волосы белого медведя?

— Не так быстро, я же сказал.

— Гейб, черт бы тебя побрал, откуда они вообще взялись?

— Это ты мне расскажи.

— Только между нами, ладно? Чтобы из этого дома ничего не просочилось, пока у нас нет подтверждений.

— Конечно. У тебя все в норме, Тео?

— Все ли у меня в норме? Это ты меня спрашиваешь?

— Все ли в норме у вас с Молли? С работой? Ты же не начал снова курить дурь, я надеюсь?

Голова Тео поникла.

— Говоришь, у тебя еще такие электроды есть?

Гейб просиял.

— Сначала надо выбрить кусочек. Можно, я посмотрю подарок, пока ты в ванной? Бритву можешь взять мою.

— Нет уж, валяй разворачивай. А мне пока нужно тебе кое-что рассказать.

— Ух ты, салаторезка. Спасибо, Тео.

— Он забрал салаторезку, — сказала Молли.

— Ничего себе. Она ему так важна? — спросила Лена.

— Это был свадебный подарок.

— Я знаю. Я же вам ее и подарила. Нам с Дейлом ее тоже на свадьбу дарили.

— Вот видишь, значит — традиция. — Молли была безутешна. Она отхлебнула половину диетической колы и громыхнула пластиковым пивным стаканчиком по стойке бара, словно озлобленный пират — кружкой грога. — Сволочь!

Настал вечер среды, и они собрались в «Пене дна», чтобы скоординировать новые кулинарные планы к Одинокому Рождеству. В ответ на призыв Молли о помощи Лена хотела было придумать повод и остаться дома, но пока она его придумывала, пришло осознание: дома она будет лишь поочередно терзаться, поймают ее за убийство Дейла или нет и разобьет ей сердце этот непонятный летчик или не разобьет. И она решила, что встретиться с Молли и Мэвис в салуне — наверное, не такая уж плохая мысль. К тому же у Молли можно будет выведать, не подозревает ли Тео Лену в исчезновении Дейла. Ну да черта лысого: Молли переклинило на… в общем, на том, что там констебль натворил. Лене представлялось, что он просто взял с собой на работу салаторезку. Проблемам подруг следует сочувствовать, но в конечном счете это проблемы подруг, а подруги Лены, в особенности — Молли, не всегда бывали уравновешенны.

В салуне толпились одиночки чуть за двадцать и тридцать, и по темному бару метались искры отчаянья, будто одиночество — минус, секс — плюс, и кто-то замкнул концы над ведерком бензина. В «Пену дна» сейчас выпал осадок предпраздничного цикла разбиения сердец, который обычно инициируется молодыми людьми: за неимением лучшего повода изменить свою жизнь хоть куда-нибудь, они предпочитают порвать со своими текущими подружками, лишь бы не покупать им рождественских подарков. Расстроенные женщины несколько дней дуются, едят одно мороженое и не звонят родственникам, а потом, едва объем мозга у них заполняется мыслью об Одиноком Рождестве и Новом годе, они стекаются в «Пену дна», чтобы найти себе компаньона — практически кого угодно, лишь бы пережить праздник с ним. Полный вперед и к черту подарки. А одинокие самцы Хвойной Бухты, чтобы продемонстрировать всем прелести новообретенной свободы, налетают на салун, дабы вкусить нежностей отвергнутых самок, — и начинается провинциальная игра в сексуально-музыкальные стулья: под мелодию «Украшайте залы» все жадно кидаются друг на друга, надеясь по пьяной лавочке примерить на себя кого-нибудь поудобнее, пока не отлялякало последнее «фа».

Однако вокруг Лены и Молли будто надулся невидимый пузырь — они, очевидно, в эту игру не играли. Хотя обе, разумеется, были более чем привлекательны, чтобы сыпать в закрома внимание мужчин помоложе, вокруг них витали мистические пары опыта, будто они тут уже бывали и двинулись дальше. Аура непокобелимости. По сути, сами по себе они до беспамятства пугали ухажеров «Пены дна», кроме самых пьяных, а пьяных пугало то, что дамы пили неразбавленную диетическую колу. Несмотря на собственные невзгоды, Молли и Лена успешно покончили со своими драконами праздничного отчаянья — именно с этого вообще-то и начались в городе вечеринки «Одинокое Рождество». Теперь же обе перешли на уровень персональных треволнений.

— «Неряхи Джо», — изрекла Мэвис Сэнд, и огромное облако дыма с низким содержанием смол усугубило серьезность этого заявления и омыло Лену и Молли. В калифорнийских барах курить запретили уже много лет назад, но Мэвис плевала на закон и власти (в лице Теофилуса Кроу) и дымила почем зря. — Кто не любит неряшливой булочки с мясом?

— Мэвис, но у нас же Рождество, — сказала Лена.

До сих пор Мэвис предлагала только жидкие или вязкие закуски, и Лена подозревала, что барменша опять куда-то задевала свои зубные протезы, а потому проталкивала то, что можно мять челюстями.

— Значит, с огурчиками. Красный соус, зеленые огурчики — рождественская тема.

— Нет, я к тому, что, наверное, к Рождеству нужно приготовить что-нибудь особенное. А не просто жареный фарш.

— За пять баксов с носа, я ей уже говорила, накормить их можно только барбекю. — Мэвис нагнулась и посмотрела на Молли, которая по-прежнему что-то злобно бормотала кубикам льда на дне своего стакана. — Только все думают, что пойдет дождь. Как будто в декабре он ходит.

Молли подняла голову и тихонько зарычала, а потом перевела взгляд на экран телевизора у Мэвис за спиной и ткнула в него пальцем. Звук убрали, но карта погоды в Калифорнии была видна хорошо. Примерно в восьмистах милях от побережья спиралью разворачивалась огромная разноцветная клякса: спутниковый фотомультик показывал, как техниколорная амеба готовится поглотить весь район Залива.

— Фигня, — сказала Мэвис. — Ему даже имени не дали. Если б такая штука собиралась напрыгнуть на Бермуды, ее бы как-нибудь окрестили еще два дня назад. И знаете почему? Потому что на берег они тут не вылезают. Эта сука свернет вправо за сто миль до острова Анапака, пойдет вниз и вывалит все на Юкатан. А мы тут из-за суши даже машины помыть не сможем.

— По крайней мере, дождь остановит нашествие Пиратов Песка, — пробормотала Молли, разгрызая кубик льда.

— Чего? — спросила Лена.

— Ты какого дьявола там бурчишь? — Мэвис подкрутила слуховой аппарат.

— Никакого, — ответила Молли. — А как вам лазанья? Ну, знаете — чесночный хлеб, салатик?

— Ну да, в пять долларов уложимся, если без соуса или сыра, — сказала Мэвис.

— Только лазанья — это как-то не очень по-рождественски, — отозвалась Лена.

— Можем сложить ее в кастрюльки с Санта-Клаусом, — предложила Молли.

— Нет! — рявкнула Лена. — Никаких Сантей! Можно хоть снеговика слепить, только никаких, блин, Санта-Клаусов.

Мэвис перегнулась и потрепала Лену по руке:

— Санта многих из нас в детстве за попки хватал, дорогуша. Считается, что про эту дрянь забываешь, как только усы начнут пробиваться.

— Никуда у меня усы не пробиваются.

— А ты их воском? Потому что вообще ничего не заметно. — Молли очень хотелось поддержать подругу.

— У меня вообще усы не растут, — сказала Лена.

— Ты думаешь, мексиканкам плохо, а вот румынские женщины бреются с двенадцати лет, — поделилась Мэвис.

Тут Лена воспользовалась случаем, хорошенько уперлась локтями в стойку и захватила в кулаки два солидных пучка своих волос. И принялась за них тянуть — медленно и основательно, для наглядности.

— Ты чего? — спросила Мэвис.

— Ты чего? — спросила Молли.

Над ними повисло неловкое молчание, только музыкальный автомат глухо пумкал где-то вдалеке, да посетители тихонько врали друг другу. Женщины огляделись, чтобы не разговаривать, и тут в бар вошел Вэнс Макнелли — старший санитар «скорой помощи» Хвойной Бухты. И, войдя, протяжно и раскатисто рыгнул.