Юлий Цезарь

Наконец Цезарь отдал приказ к наступлению, и его пехота устремилась на солдат Помпея с копьями на изготовку. Двадцать тысяч ветеранов галльских войн бежали по равнине Фарсал навстречу почти пятидесяти тысячам воинов, собранных по дальним углам Средиземноморья. Но когда Цезарь увидел, что противник стоит на месте, он приказал своим солдатам на время остановиться, чтобы не достигнуть рядов неприятеля утомленными. Такова была дисциплина в его армии, что солдаты разом замерли буквально в броске копья от изумленных воинов Помпея. Центурионы передавали по рядам распоряжение перевести дух перед атакой. После небольшой передышки солдаты Цезаря снова устремились вперед и обрушились на линии Помпея, пустили в ход копья, а затем обнажили мечи. Завязалось сражение.

Тем временем конники Лабиена, как и планировалось Помпеем, стали обходить правый фланг неприятеля, чтобы зайти Цезарю в тыл. Они быстро отбросили небольшой конный отряд, но затем им навстречу выступили солдаты Десятого легиона, в точности выполнившие приказ, который представлял собой новое слово в тактике. Обычно пехота осыпала конницу с расстояния дротиками, а затем бралась за мечи, поражая ноги лошадей и людей. Однако Цезарь велел использовать копья наподобие байонетов, колоть снова и снова, целя врагам в глаза; он не сомневался, что конники отступят, инстинктивно защищая лица. Как он и рассчитывал, кавалерия Помпея запаниковала и обратилась в бегство.

Лишившись поддержки конницы, пехотинцы Помпея начали отступать и наконец, не выдержав натиска неприятеля, бросились врассыпную. Казавшаяся неизбежной победа обратилась в разгром, когда легионы Цезаря довершили дело, потеряв всего лишь около двухсот человек. Потери противника оказались гораздо значительнее: пятнадцать тысяч солдат пали на поле боя (среди них Домиций Агенобарб), а более двадцати тысяч попали в плен. Другие оптиматы поторопились бежать. Осознав, что он проиграл сражение, Помпей поле боя покинул одним из первых. Он укрылся в своей палатке и там узнал от помощника, что воины Цезаря всего в нескольких шагах; тогда он поспешно переоделся в гражданское и в сопровождении нескольких человек уехал из лагеря.

Когда Цезарь пришел в палатку Помпея, он с удивлением увидел немыслимую роскошь — миртовые ветви, изысканные яства, ложа, увитые цветами. Обстановка более напоминала дом, готовый к празднику, а не палатку военачальника. Пока его солдаты вкушали заслуженную еду и устраивались на ночлег, Цезарь прошелся по полю битвы, переступая через трупы и горько качая головой: «Они сами этого хотели. Меня, Гая Цезаря, после всего, что я сделал, они объявили бы виновным, не обратись я за помощью к войскам» [59].

Утешением могло служить разве что число сенаторов-сторонников Помпея, уцелевших в сражении. Цицерон, Катон и прочие либо оставались в Диррахии, либо бежали на восток с Помпеем, однако многие теперь добровольно примкнули к Цезарю. Победитель проявил милосердие по отношению к побежденным и сжег захваченные письма Помпея, чтобы недоброжелатели в будущем не могли возвести поклеп на любого, кто в них упоминался. Мести не будет. Особенно тепло Цезарь приветствовал племянника Катона, Марка Брута, сына своей возлюбленной Сервилии. Брут пришелся Цезарю по душе, и он доверял ему до конца своих дней.

Цезарь выиграл сражение, но до конца войны было еще далеко: Помпею было по силам собрать новую армию. Лабиен, Сципион и Катон готовились отправиться в Африку, чтобы с помощью царя Юбы подготовить силы Помпея к новому выступлению против бунтовщика. Цезарь также узнал о том, что в Испании, где недавно Помпей потерял влияние, подняли восстание кельтиберы, возмущенные злоупотреблениями властей во главе с новым наместником, им назначенным.

Но наибольшую опасность для Цезаря представлял сам Помпей, который мог набрать новую армию и возобновить военные действия. Поэтому Цезарь пустился за ним в погоню. Однако добравшись по Эгнатиевой дороге до Амфиполя, портового города в Македонии, Цезарь узнал, что Помпей только что отплыл со своими сторонниками на Лесбос. Тогда Цезарь нанял небольшое суденышко и отправился следом. В Геллеспонте, проливе между Херсонесом Фракийским и Малой Азией, Цезарь наткнулся на состоявшую из десяти кораблей флотилию помпеянцев. Однако он сохранил присутствие духа и вместо того, чтобы попытаться бежать, окликнул командира флотилии и предложил ему сдаться. Ошеломленный капитан, который одним ударом меча мог положить конец гражданской войне, проявил удивительную покорность и перешел на сторону Цезаря.

Хотя Цезарь спешил, он нашел время побывать в древней Трое не только по той причине, что город этот считался колыбелью славного рода Юлиев, но также и потому, что в Трое три века тому назад побывал Александр Великий. Из Трои Цезарь поплыл дальше на юг вдоль восточного побережья Эгейского моря. В этом месте «Гражданской войны», записок Цезаря, в которых он излагает ее течение, он делает отступление от хронологической последовательности событий и рассказывает о случившихся чудесах в день его победы над помпеянцами при Фарсале. В тот день в Элиде в храме Минервы статуя богини Победы повернулась к порогу храма; в Антиохии ни с того, ни с сего раздались такие громкие крики и такой оглушительный звон мечей, что жители города похватали оружие и поспешили на крепостную стену; в адитоне [60]Пергамского храма неожиданно заиграли тимпаны. Цезарь обычно скептически относился к проявлениям свыше, но на этот раз, видно, решил показать, что боги покровительствуют ему. Слухи о чудесах, предрекших победу Цезаря при Фарсале, быстро распространились, а в Эфесе по случаю этой славной победы сделали запись, сохранившуюся до нашего времени:

Города, люди и племена Азии воздают хвалу Гаю Юлию Цезарю, сыну Гая, верховному жрецу, дважды консулу Рима, потомку Ареса и Афродиты и богу, который явился нам, чтобы спасти все человечество [61].

Цезарь мог бы поместить эту запись в свою работу, но приравнивание героев к богам, получившее распространение на Востоке со времен Александра Великого, в республиканском Риме нашло бы очевидное отторжение. Цезарь в этот период своей карьеры хотел, чтобы его считали не богом, а земным человеком и верным слугой Республики.

В Малой Азии Цезарь узнал о том, что Помпей отбыл на Кипр, а оттуда вместе с женой — в Египет. Чтобы не терять времени впустую, Цезарь всего лишь с одним легионом и восемью сотнями всадников направился вслед за Помпеем в Александрию.

Помпей вошел в гавань Александрии в конце сентября 48 года. В то время в Египте царская власть принадлежала Птолемею XIII, сыну недавно скончавшегося Птолемея XII Авлета, слывшего союзником Рима. Но Птолемею XIII было только четырнадцать лет, и его действиями руководили советники, главными из которых были евнух Потин и военачальник Ахилла. Когда Помпей прибыл в Александрию и с борта корабля попросил о помощи, советники Птолемея, обсудив положение и приняв во внимание, что Помпей после поражения при Фарсале потерял прежнюю силу, положили его убить.

Осуществление замысла поручили Ахилле. Тот взял с собою Септимия, служившего ранее у Помпея центурионом. Оба сели в рыбачью лодку и подошли к кораблю Помпея. Увидев на борту полководца, Септимий приветствовал его на латыни, а Ахилла на греческом языке. Последний пригласил Помпея сесть в лодку, пояснив, что прислать корабль за ним помешали прибрежные отмели, и добавив, что пышная встреча ждет Помпея на берегу. Взяв с собою только двух слуг, Помпей сошел в лодку и помахал рукой смятенной Корнелии, предчувствовавшей несчастье. Заняв место в лодке, Помпей принялся читать маленький свиток с написанной им по-гречески речью к Птолемею. Когда лодка подошла к берегу, Помпей оперся на руку слуги, чтобы легче было подняться, и в это время Септимий, подкравшись сзади, ударил его мечом, а Ахилла вонзил в него нож. Помпей обеими руками натянул на голову тогу, но не уронил своего достоинства и издал только стон, звук которого не дошел до пришедшей в ужас Корнелии.

59

Светоний. «Цезарь», 30, 4.

60

Адитон — святая святых храма, куда могли входить только священники. — Примеч. перев.

61

Диттенбергер Карл Фридрих Вильгельм. «Sylloge Inscriptionum Graecarum», 760.