Юлий Цезарь

Своей речью Катон изменил умонастроение сенаторов, и в конце концов было решено казнить заговорщиков. Когда Цезарь выходил из сената, на него неожиданно набросились люди, охранявшие здание, но их знаком удержал Цицерон, после чего проследил, чтобы Цезарь беспрепятственно удалился. Смерть Цезаря, да еще у него на глазах, Цицерону была не на руку.

Заговорщиков осудили на смерть без права обжалования вынесенного решения, и их повели немедля на казнь в Туллианум, находившийся на Форуме. Туллианум, вероятно, раньше служил колодцем, возведенным на роднике. Это было круглое здание с отверстием посредине, ведущим в небольшую темную подземную камеру. Приведя заговорщиков к Туллиануму, их одного за другим опустили в эту камеру смерти, где их ждал carnifex (палач). У Туллианума собралась большая толпа, и когда всех заговорщиков предали смерти, Цицерон крикнул собравшимся: «Они жили!»

После казни Цезарь не появлялся в сенате до конца года, чтобы не заниматься мелкими спорами с оптиматами и сохранить свое политическое лицо. В том же году он победил на выборах претора, готовился вступить в новую должность и подняться на следующую ступень cursus honorum.

Сенат наделил Цицерона титулом pater patriae («отец отечества»), которым он гордился всю жизнь. Однако, к неудовольствию Цицерона, когда очередные народные трибуны приступили к своим обязанностям, некоторые из них обвинили сенат, постановивший казнить заговорщиков, в неправомерных действиях. Да и простой народ выражал открытое недовольство сенаторами, и более всего — Цицероном, а постылого тому Цезаря восхвалял как защитника прав народа. Популяры решили отомстить Цицерону. Когда консул в последний день своих полномочий обратился к сенату с прощальной речью, народный трибун Метелл Непот наложил вето на его выступление. Цицерону пришлось ограничиться несколькими словами. Он успел лишь сказать, что с честью выполнял консульские обязанности и спас город от потрясений.

Вступив в должность претора, Цезарь сразу же занялся государственными делами. В 83 году от пожара пострадал храм Юпитера, но только в 78 году консул Лутаций Катул взялся за восстановление храма, однако работы к тому времени, когда Цезарь стал претором, так и не были доведены до конца. В первый же день своей претуры Цезарь созвал на Форуме народное собрание. В это время выше Форума, на Капитолийском холме, сенаторы праздновали вступление в должность новоизбранных консулов. С холма они увидели большую толпу, внимавшую Цезарю, который, стоя на ораторской трибуне, держал страстную речь. Цезарь горячо возмущался тем, что, несмотря на отпущенные из государственной казны деньги на восстановление храма Юпитера, основы римского благочестия и могущества, храм так и не был восстановлен за целых четырнадцать лет. Он также намекнул, что часть отпущенных денег осела в карманах Катула, после чего предложил передать работы по восстановлению храма Помпею, который вот-вот возвратится в Рим. Собрание восторженно выразило согласие. Но этому решению воспротивились оптиматы. Покинув новоизбранных консулов, они спустились с холма, смешались с толпой, и Лутаций Катул потребовал, чтобы ему немедленно дали слово. Цезарь не мог отказать старшему оптимату, но на трибуну его не пустил. Он не забыл, что Катул возмущался его поступком, когда он всенародно демонстрировал изображения Мария, а потом противоречил ему в сенате, когда рассматривалось дело арестованных заговорщиков. Из-за сопротивления оптиматов Цезарю не удалось утвердить свое предложение, однако он дал им ясно понять, что, вступив в должность претора и получив полноту власти, позволяющую при необходимости использовать силу, он стал человеком, с которым следует непременно считаться.

В том же году Цезарь продолжил свою борьбу с оптиматами, поддержав народного трибуна Метелла Непота, который на деньги Помпея подготавливал его возвращение в Рим. Тогда армия Катилины еще представляла собой существенную угрозу, и Непот подготовил закон, наделявший Помпея широкими полномочиями, позволявшими ему разбить армию заговорщиков и восстановить порядок в Италии. Сенат уже имел дело с амбициозными устремлениями Помпея и решил на этот раз его урезонить. Это было опасно — у Помпея была огромная армия, и при желании он мог двинуть ее на Рим. Но Катон и его сподвижники-оптиматы уже имели дело с Помпеем и хорошо его изучили. Помпей жаждал славы величайшего полководца в римской истории, но, в отличие от Суллы и Мария, не стремился установить кровавую тиранию.

Однако планам Непота не суждено было сбыться. На Форум, куда он созвал собрание для утверждения закона, неожиданно явился Катон со своим приятелем, народным трибуном Минуцием Термом. Перед входом в храм Кастора и Поллукса сидели Непот и Цезарь, окруженные гладиаторами, а передними толпились люди, пришедшие на собрание. Протиснувшись сквозь толпу, Катон насмешливо спросил Цезаря, не затем ли он привел сюда гладиаторов, чтобы не допустить его на собрание. Даже популяры симпатизировали Катону за смелость и криками попросили его остаться. Цезарь пришел в замешательство, что случалось с ним редко, и не помешал Катону сесть между ним и Непотом. Толпа с интересом ждала, что произойдет дальше.

Непот дал знак своему помощнику, чтобы тот зачитал законопроект, но тут поднялся Катон и твердо произнес: «Вето!» Помощник растерялся, и тогда Непот стал сам зачитывать подготовленный документ. Катон выхватил его и порвал. Непот стал читать текст по памяти, но ему зажал рот рукой Терм. По знаку Непота, гладиаторы обнажили мечи, откуда-то взялись люди с дубинками, поднялся шум, толпа стала спешно рассеиваться, удалился и Цезарь. Однако Катон не дрогнул, хотя его и побили, и все же Мурена, сенатор, которого Катон, было дело, обвинял в лихоимстве, накинул на него свою тогу и увел в храм.

Цезарь и Непот переоценили свои возможности. В городе начались беспорядки, и сенат наделил консулов властью любыми средствами положить им конец. Непот спешно покинул город, отправившись в стан Помпея, а Цезарь, осознав, что он позволил по недомыслию собранию популяров вылиться в беспорядки, снял преторскую тогу, распустил ликторов, его охранявших, и засел дома. Но Цезарь умел оборачивать даже незавидную ситуацию в свою пользу. Когда на следующий день у его дома собралась толпа популяров, предложивших ему свою помощь, чтобы восстановить его в должности, Цезарь отказался от их заступничества и попросил мирно разойтись по домам. Сенат оценил это благоразумие, покончившее с беспорядками в городе, спешно пригласил Цезаря в курию, выразил ему благодарность, отменил прежний указ и восстановил Цезаря в должности. Катон, у которого, верно, еще не прошли синяки, должно быть, признал, что Цезарь — единственный человек, который едва не вызвал в городе бунт, но тем не менее заслужил похвалу сената.

Вернув благорасположение сената, Цезарь успешно продолжил свою работу в должности претора. Однако вскоре он снова попал в неприятное положение. После разгрома в бою армии Катилины уцелевшие в сражении заговорщики были выслежены и переданы следователю Новию Нигру. Когда он приступил к расследованию, к нему явился Луций Веттий, доносчик сената, проникший в ряды заговорщиков, и поставил его в известность, что Цезарь является сообщником Катилины, и даже обещал представить собственноручное письмо Цезаря главе заговорщиков. Однако Цезарь сумел себя защитить. Он сообщил сенату, что не только не участвовал в заговорах, но и передал все сведения о нем, которые дошли до него, Цицерону, и консул подтвердил слова Цезаря. Сенат высказался за доверие Цезарю, и Цезарь, воспользовавшись своей властью, конфисковал имущество Веттия и бросил его в тюрьму вместе со следователем Новием, принявшим жалобу на старшего по должности.

Вскоре у Цезаря произошла неприятность и в личной жизни. В Риме ежегодно устраивалось торжество в честь Бона Деа (Доброй богини), сестры или жены Фавна, в котором участвовали лишь женщины. Торжество по традиции проводилось в доме высшего магистрата. В прошлом — 63 году — праздник устраивался в доме консула Цицерона, теперь — в доме Цезаря. Не только римляне, но и некоторые другие народы Средиземноморья практиковали подобное торжество. Мужчины объясняли такой обычай желанием женщин предаться разгулу, однако на самом деле этот праздник давал женщинам исключительную возможность собраться вместе и отдохнуть от утомительного надзора мужчин. В такой день женщины украшали дом виноградными лозами, пели и танцевали, а также пили вино, называя его «молоком», ибо древнеримский закон строго осуждал женщин, употреблявших хмельное. Жена Цезаря Помпея, конечно, присутствовала на празднестве вместе с другими римскими матронами.