Страница 10 из 75
Следующей ступенью служебной лестницы была должность претора, который имел право командовать одним легионом, вел внешние дела государства и отправлял правосудие. Претор наделялся полнотой власти (империем) и мог выносить смертные приговоры. Магистраты, наделенные такой властью, сопровождались повсюду ликторами. Ликторы носили на левом плече фасции — связанные кожаными ремнями пучки прутьев с воткнутым в них топориком. Фасции служили знаком должностной и карающей власти высших римских магистратов (от фасции произошел термин «фашизм»).
Высшими должностными лицами Римской республики являлись два консула, избиравшиеся на центуриатных комициях сроком на один год. В их руках сосредоточивалась высшая военная и гражданская власть. Во время войны они командовали армиями. В обязанности консулов также входило отправление правосудия и внесение законов для их рассмотрения на народных собраниях. Если полномочия консула близились к завершению, а он вел войну, командуя армией, сенат при желании мог продлить его военные полномочия, наделив его званием проконсула. Хотя обычно консулы работали слаженно, всегда существовала опасность, что они вступят в противоречия, что могло привести к расстройству государственных дел. По окончании срока должности консулы возвращались в сенат, а также могли получить в свое управление какую-либо провинцию или стать цензором. Основным задачами цензоров были проведение ценза и ревизия прежнего списка всадников и сенаторов. Цензор имел право исключать из списка имена и включать в него новые.
При угрозе устоям Римского государства сенат назначал диктатора, должностное лицо с чрезвычайными полномочиями на срок, не превышающий шесть месяцев. Диктатор не мог быть привлечен к ответственности за свои действия после истечения срока своих полномочий. Легендарным римским диктатором был Цинциннат, патриций, склонный к патриархальному образу жизни и занимавшийся обработкой своих полей. В 458 году сенат призвал его принять обязанности диктатора, чтобы спасти от гибели окруженную эвками римскую армию. Цинциннат нехотя согласился, разбил за шестнадцать дней эвков и вернулся домой к своему излюбленному занятию.
Неизвестно, чем занимался Цезарь, став военным трибуном, но можно предположить, что он под началом Красса принимал участие в подавлении восстания Спартака и набрался необходимого военного опыта в борьбе с сильным противником. Это тем более вероятно, ибо Цезарь стал одним из главных сторонников честолюбивого Красса.
После подавления в 71 году восстания Спартака наметилось противостояние между Помпеем и Крассом, которое могло обернуться полномасштабной гражданской войной. Помпей, возвратившись со своей армией из Испании, выразил крайнее недовольство тем обстоятельством, что сенат не оказал ему должной помощи, и потребовал, чтобы его назначили консулом, хотя до этого не занимал никаких должностей, предусмотренных cursus honorum. Помпей также дал ясно понять сенату, что при необходимости он силой возьмет свое и отменит привилегии оптиматов, установленные при правлении Суллы. Оказавшись в затруднительном положении, сенат обратился за помощью к Крассу, имевшему не меньшую армию, чем Помпей. Красс мог одолеть Помпея и стать спасителем Рима, но мог и потерпеть поражение. Взвесив все «за» и «против», Красс пошел с Помпеем на соглашение, и в 70 году их обоих избрали консулами.
Два новых римских магистрата действовали на удивление согласованно, и оба распустили свои войска. Затем Помпей и Красс лишили сенаторов единоличного права судебного разбирательства громких дел, связанных с вымогательством. Теперь такого рода дела стали рассматриваться сенаторами совместно с всадниками, представителями второго сословия. Это нововведение не принесло изменений в судопроизводство провинций, но лишило сенаторов исключительных полномочий. Кроме того, Красс и Помпей восстановили права народных трибунов, урезанные в правление Суллы, им было возвращено право вето на любые решения магистратов или сената. Наконец Красс и Помпей заставили цензоров исключить из списка сенаторов шестьдесят «недостойных» лиц, на самом деле являвшихся их политическими противниками.
Цезарь поддерживал политику Помпея и Красса, тем самым отдав предпочтение популярам. В частности, Цезарь встал на сторону консулов, когда они предложили вернуть все права народным трибунам. Он также поддержал закон об амнистии тех людей, которые являлись сторонниками Лепида, выступившего в 78 году против Рима. При этом Цезарь руководствовался не только политической целесообразностью такого закона и личной заинтересованностью в нем (желанием вернуть в Рим Луция Цинну, брата своей жены), но и присущим ему милосердием, которое он неоднократно проявлял и в дальнейшем, даже по отношению к своим смертельным врагам.
В 69 году Цезарь был избран квестором и получил место в сенате. В должности квестора надлежало заниматься рутинной работой, отвечать за городское водоснабжение и продовольственные поставки. Но Цезарю удалось добиться лучшего назначения: стать пропретором Дальней Испании. Однако перед самым отъездом Цезаря умерла Юлия, его любимая тетка, вдова Мария.
При погребении старых женщин было принято держать надгробную речь. Муж и сын Юлии скончались раньше нее, и организацией похорон с непременной надгробной речью занялся Цезарь. В то время Марий (умерший около пятнадцати лет назад) все еще считался врагом государства, и, казалось, молодому сенатору следовало устроить вдове врага государства скромные похороны. Цезарь поступил по-другому. Утром в день похорон он последовал к месту захоронения Юлии в сопровождении нескольких человек, несших изображение Мария. Такого рода изображения хранились у римлян в атрии дома и использовались обычно при погребении знатных родственников и потомков покойного. Но демонстрировать изображения Мария было запрещено еще Суллой, объявившим его «персоной нон грата». Хотя римские оптиматы все еще считали Мария тираном, потому что этот человек, неоднократно избиравшийся консулом, лишил их существенных привилегий, простой народ хранил о Марии теплые чувства, помня о том, что он спас Рим от северных варваров. К похоронной процессии, возглавлявшейся Цезарем, примкнуло множество ветеранов, служивших в армии Мария. Казалось, сам Марий, восстав из мертвых, шагает в рядах процессии. Если раньше и были сомнения в приверженности Цезаря популярам, то теперь они в полной мере рассеялись. В заключение церемонии Цезарь произнес над покойной похвальную речь с ростральной трибуны, упомянув в этой речи о своих славных предках:
Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же к бессмертным богиням: ибо от Анка Марция происходят Марции-цари, имя которых носила ее мать, а от богини Венеры — род Юлиев, к которому принадлежит и наша семья. Вот почему наш род облечен неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвластны и самые цари [8].
Дерзкая речь Цезаря произвела благоприятное впечатление, и он снискал любовь простого народа. Тому было объяснение: мало того что он вырос в Субуре среди плебеев и состоял в родстве с Марием, в свое время популярным в простонародье, так он, как оказалось, еще и потомок царей и самих богов и, надо думать, является человеком, держащим сторону плебса. Было ясно, что Цезарь — человек недюжинных дарований, способный подняться до высшей власти и противостоять оптиматам. Если он своего добьется, простые люди в нем обретут надежного и влиятельного защитника.
Едва Цезарь похоронил свою тетку Юлию, как неожиданно скончалась Корнелия. Он так сильно любил жену, что, рискуя жизнью, отказался по повелению Суллы с ней развестись. Корнелия умерла, оставив Цезарю Юлию, семилетнюю дочь. Цезарь знал, что его карьера зависит от службы в Испании, и ему пришлось оставить Юлию на попечение своей матери.
На похоронах жены Цезарь вновь совершил необычный поступок: он произнес и ей похвальную речь. Держать надгробные речи при погребении старых женщин у римлян было в обычае, в отношении же молодых такого обычая не было, и первым сделал это Цезарь, когда умерла его жена. Правда, на этот раз похоронная церемония была скромной, а вот речь Цезаря произвела на собравшихся яркое впечатление — это была речь человека, говорившего о своей горячо любимой жене, о своей первой любви. Речь Цезаря до наших дней не дошла, но, вероятно, ее содержание похоже на эпитафию, которую некий римлянин посвятил своей почившей жене:
8
Светоний. «Цезарь», 6.