Страница 3 из 9
Гридень Глеб ежедневно встречался с Горяином и его сестрой, помогая им по хозяйству или гуляя с ними по лесу. В эту осеннюю ягодную пору из Кузищина ежедневно отправлялись на промысел в лес и стар и млад.
Горяин видел, что у его сестры к Глебу не просто симпатия, но чувство более сильное, это читалось по ее глазам, по тому, как Ольга будто бы невзначай слегка прижимается к плечу Глеба, как она протягивает ему руки при каждой встрече, как ласково ерошит волосы на голове Глеба.
Однажды вечером Горяин застал Ольгу и Глеба целующимися. Влюбленные спрятались за баней, но Горяин отыскал их и здесь.
– Пострелица, тебя мать кличет, – сказал Горяин, обращаясь к сестре. – Уж извините, голубки, что потревожил вас.
– Мог бы сказать матушке, что не нашел меня, – надулась Ольга.
Глеб смущенно топтался в лопухах у нее за спиной.
– Ты же знаешь, Оля, что мою ложь матушка сразу распознает, – проговорил Горяин и направился было прочь, но задержался на месте. – Я жду тебя у ворот.
Частокол, окружавший подворье вдовы-охотницы, лишь упирался в баню с двух сторон, поэтому половина бани оказывалась как бы по ту сторону ограждения. В прежние времена Ольга, если была чем-то обижена на мать, убегала со двора и пряталась за баней среди зарослей крапивы и сорной травы. Это было ее любимое укромное место.
Простившись с Глебом, Ольга наконец пришла к ожидающему ее у ворот брату.
– Матушке об увиденном молчок! – строгим голосом предупредила Ольга брата, заглянув ему в глаза.
Горяин только молча улыбнулся с выражением снисходительного благородства на лице. С самых юных своих лет он был поверенным многих тайн своей младшей сестры.
Ольга условилась с Глебом, что завтра поутру они опять пойдут в лес за ягодами.
Глеб поднялся чуть свет. Умывшись и наскоро перекусив, он поспешил к избе вдовы-охотницы, кутаясь в свой красный военный плащ. Пройдя по переулку, в конце которого стоял дом сельского старосты, Глеб неожиданно столкнулся лицом к лицу с тремя крепкими местными парнями. Один из них, рыжий и веснушчатый, преградил Глебу путь, выйдя из-за ствола кудрявой березы. Двое других выскочили из-за забора, за которым находился чей-то огород.
– Гляди-ка, Кирюха, сынок боярский чуть глазки продрал от сна и уже на свидание полетел, как птица-гоголь! – с усмешкой проговорил самый долговязый из парней, обращаясь к рыжему. – Гляди, какой плащик на плечи-то накинул. Ну, прямо королевич!
– Ходит в одиночку по чужой деревне и никого не боится, – вставил рябой детина с выгоревшими на солнце длинными волосами. – На девок наших таращится, а сестре Горяина просто проходу не дает! Ну и удалец!
Рябой скривился в недоброй ухмылке.
– Послушай, удалец, – рыжеволосый Кирюха подступил вплотную к Глебу, – ты на чужой каравай рта не разевай, а то ведь можешь и без зубов остаться. В своем Дорогобуже девок себе высматривай, нечего к Ольге каждый день таскаться! Уразумел?
– Нет, не уразумел, – проговорил Глеб, высвобождая руки из-под складок плаща. Он уже понял, что потасовки не избежать.
– Тогда пеняй на себя, боярич, – процедил сквозь зубы конопатый Кирюха. – Врежь-ка ему, Матюха.
Долговязый Матюха хотел было двинуть кулачищем сбоку Глебу в челюсть, но тот ловко увернулся и, схватив рыжего за грудки, отшвырнул его в сторону. На Глеба навалился сзади рябой детина, обхватив его мощными руками, словно металлическими скобами.
– Держи его крепче, Митяй, – промолвил Кирюха, поднявшись с земли. – Сейчас я этому удальцу зубы пересчитаю!
Однако рыжеволосый Кирюха успел только замахнуться, но ударить не успел. Глеб первым нанес ему сильный удар сапогом в колено, затем он ударом головы расквасил нос Митяю, который тут же выпустил его из своих стальных объятий. Сбросив с себя плащ, Глеб набросился на долговязого Матюху. Он не бил его кулаками, но, уворачиваясь от его ударов, раз за разом ловил противника на захват и швырял наземь то через бедро, то через плечо. Матюха мигом вскакивал на ноги, свирепея от собственного бессилия, бросался на Глеба с кулаками и опять попадался на захват или подсечку. Наконец, промахнувшись в очередной раз, Матюха со всего маху налетел на высокий тын и осел, полуоглушенный, на сырую от росы траву.
Глеб вновь набросил на плечи свой красный плащ, перешагнул через корчившегося от боли рыжеволосого Кирюху и, насвистывая, зашагал дальше.
Глава третья
КАРА НЕБЕСНАЯ
В путь-дорогу Горяина провожала вся деревня. Все радовались столь внезапному избавлению от долгового бремени. Кто-то желал Горяину счастья и удачи, кто-то благословлял его на новую жизнь, кто-то поздравлял его с обретением богатого и знатного отца… И только Мирослава выглядела хмурой и замкнутой среди улыбающихся радостных лиц своих односельчан. От Кузищина до Дорогобужа всего полдня пути.
В дороге тиун Архип на все лады расхваливал боярина Самовлада, желая, чтобы Горяин проникся к своему отцу хоть каким-то уважением. Горяин ни о чем Архипа не расспрашивал, все больше помалкивал. Более разговорчив Горяин был с гриднем Глебом.
В Дорогобуже хоромы боярина Самовлада стояли возле самого княжеского детинца. Архип и его спутники вступили на боярское подворье, когда над городом уже сгустились сумерки.
Боярская челядь увела притомившихся коней в конюшню. Архип, дрожа от волнения, поспешил в светлицу на втором ярусе терема, где лежал израненный Самовлад Гордеевич.
Боярин пребывал в полузабытьи, но едва до его слуха донесся голос Архипа, как он мигом очнулся и открыл глаза. Нетерпеливым жестом больной велел лекарю пропустить к нему тиуна.
Стащив с головы шапку, Архип склонился над своим ослабевшим от ран господином.
– Исполнил ли ты мое повеление, друже? – прошептал Самовлад Гордеевич. – Привез ли сына моего?
– Исполнил, господине, – негромко ответил Архип. – Здесь сын твой. Только что мы приехали из Кузищина. Сына твоего Горяином кличут. Молодец – просто загляденье!
– Приведи его сюда, – чуть громче промолвил Самовлад Гордеевич. На его бледном лице вспыхнул слабый румянец, вызванный сильнейшим волнением.
Архип с поклоном удалился из опочивальни, стараясь не топать сапогами по дубовым половицам.
Горяин впервые в жизни оказался в столь огромном доме, полном слуг. Он выглядел немного растерянным. Когда Архип повел его в боярскую ложницу, Горяин несколько раз споткнулся на крутых ступенях, ведущих наверх.
В ложнице, озаренной мягким желтым светом нескольких свечей, Горяин увидел могучего бородатого мужчину с немного изможденным лицом, лежащего на широкой кровати под толстым шерстяным одеялом. Длинные волосы больного были заметно светлее его темной с проседью бороды.
Горяин застыл на месте, ощутив на себе его пристальный взгляд. Архип мягко подтолкнул юношу вперед, ободряюще прошептав:
– Смелее, младень! Это и есть твой отец.
– Присядь, сынок, – тихим голосом промолвил боярин. – Благодарю тебя, что согласился приехать ко мне. Видишь, я тут от ран загибаюсь. Уж и не знаю, сколько еще протяну. Поговорить мне надо с тобой.
Архип придвинул к кровати стул и тем же мягким жестом усадил на него нерешительного Горяина. Потом тиун направился к двери и потянул за собой толстого лекаря, который с нескрываемым любопытством взирал на все происходящее перед ним.
– Господь наказал меня за грехи мои, – заговорил боярин после долгой паузы, не спуская глаз с Горяина. – Грешил я много, когда молодой был. Да и в зрелые года свои тоже нагрешить успел. Теперь, ежели помру, то род мой пресечется, ибо в потомстве у меня остались одни дочери, которые со временем все едино по чужим семьям разъедутся. – Больной вздохнул поглубже, чтобы придать большую силу своему голосу. – На тебя вся моя надежда, Горяин. Ибо ты – мой сын. С матерью твоей я поступил некрасиво двадцать лет тому назад, силой затащил ее в постель. За это я готов ныне повиниться и перед ней, и перед тобой, сынок. Рассказывала ли тебе обо мне твоя мать?