Страница 10 из 15
Кентурии покинули остров и вступили на перешеек: восемьсот метров превосходной римской дороги.
И водопровод — сверху. Надо полагать, своей пресной воды на острове не было.
Сразу за перешейком начиналась главная улица города. Тут было на что полюбоваться. Архитектурная пышность поражала. Встречались даже дома в восемь этажей. И не какие-нибудь доходные инсулы, а настоящие дворцы.
Миновали стены ипподрома, тоже вполне сравнимого с римскими — метров пятьсот длиной, [26]над которым и высилась циклопическая статуя Геракла-Геркулеса.
А вот и здание городского руководства! Да что там здание — настоящий дворец!
Оставив свой эскорт (кроме Красного и Ахвизры) снаружи, Коршунов неторопливо поднялся по ступеням. Смотрелись они неплохо: Коршунов в золоченом анатомическом панцире, с легатской перевязью, в шлеме с красным хвостом, в украшенных чеканкой золоченых же поножах. И Красный с Ахвизрой. Оба — в серебряных кентурионских доспехах, огромные, как башни.
Охрана не то, чтобы задержать их не посмела — салютовала чуть ли не как императору.
Внутри их встретил бритый раб, тут же склонившийся в низком поклоне.
— К дуумвирам! — рявкнул Алексей, и раб, еще раз согнувшись до полу, быстро засеменил впереди.
Распугав свору жалобщиков и побирушек в приемной, Коршунов уверенно толкнул дверь в кабинет…
И ему тут же стало неудобно.
Внутри находился один из мэров города. И он работал. Алексей сразу вспомнил Генку. Тот тоже тонул в бумагах. И готов был пришибить любого, кто ему помешает. Чертова бюрократия…
Мэр Тира (судя по внешности — настоящий римлянин), пришибать Коршунова не стал.
Поднял голову, вздохнул, отложил очередной папирус, поднялся и вопросительно посмотрел на Коршунова. Судя по его лицу, он был готов к чему угодно. Вплоть до того, что сейчас ему представят императорский указ о том, что он — государственный преступник. Секретарь мэра тут же отступил в угол, в тень. Надо полагать, решил что и его не помилуют.
— Легат Первого Германского легиона Алексий Виктор Мильв! — представился Коршунов и салютовал.
— Тит Юний Патиенс, прокуратор. Сальве! — представился в свою очередь хозяин помещения. — Что ты принес мне, легат?
— Ничего, что могло бы тебя огорчить, — Алексей улыбнулся как можно доброжелательнее и положил на стол письмо от Черепанова. Вернее, от наместника провинции Сирия, где тот повелевал оказать его другу и первому помощнику как можно более теплый прием.
Тит Юний улыбнулся.
— Что ж, — сказал он, — ради друга такого справедливого и мудрого наместника, как Геннадий Павел, я готов на время оставить эти скучные документы. Амфей, — прокуратор повернулся к секретарю. — Гони всех. Сегодня я никого принимать не буду. И пусть принесут вина мне и доблестному легату. А этим людям…
— Я прощу прощения, дорогой Тит Юний, — перебил его Коршунов. — Клянусь Бахусом, я непременно выпью с тобой вина, однако есть неотложное дело, которое я хочу решить немедленно. На моем судне вялятся на солнце две сотни пиратов, живых и дохлых. И что-то мне подсказывает: пока мы с тобой будем пить вино, дохлых пиратов станет больше.
Дуумвир нахмурился, потом снова улыбнулся: улыбка у него была приятная: политик как-никак.
— Думается мне, — произнес он, — для городской казны было бы полезней, если бы живых осталось поменьше, но почти всю нашу эскадру, двадцать шесть либурн, наш морской префект увел в Египет, откуда они вернутся не раньше июньских календ. Следовательно ты, легат, оказал нам немалую услугу. — И, повысив голос: — Квестора и префекта вигилов ко мне! И пусть возьмет с собой полсотни своих людей. И приготовить мою лектику [27]. Мы идем в Сидонскую гавань.
Пиратов принимали поштучно. И раздельно. Мертвых в одну сторону, живых — в другую. Живые стоили в десять раз дороже. И это естественно. Если бы вознаграждение было незначительным, их бы просто продали на рынке. Живых осталось девяносто восемь. Три десятка злодеев умерли по дороге. Им можно было позавидовать. Составили акт о передаче. Деньги квестор обещал выдать завтра.
Бойцы Коршунова весело переговаривались. Шутили насчет того, как славно под таким солнышком вялится мясо.
Коршунов покосился на Ахвизру. Тот относился к мрачному юмору подчиненных вполне благосклонно. А ведь сравнительно недавно сам висел на кресте…
— Пусть готовят кресты за городскими воротами! — распорядился префект.
Времени он не терял: разбойников уже забивали в колодки. Тех же, кто из-за ран не мог самостоятельно передвигаться, забрасывали на телеги. Вповалку, как мешки с зерном.
Один из преступников привлек внимание префекта:
— Этого ко мне! — распорядился тот.
Пирата подтащили поближе. Тут и Коршунов его узнал, хотя и не без труда, потому что вся голова пирата была покрыта коркой запекшейся крови, нос распух, а глаза превратились в узкие щелочки.
Тот самый здоровяк, который прорубил щит легионера.
— Фульвий! — прорычал он. — Ты как тут оказался?
— Ошибка вышла, пил [28], доверились чужаку.
— Ну-ка?
— Приплывал к нам киликиец. Вино, воду, продукты брал у нас… Попить дай, командир, глотка горит.
— Дайте ему воды, — распорядился префект.
— Ну вот, — утолив жажду, Фульвий стал говорить более внятно. — Киликиец выпил и разговорился: мол, скоро корабль мимо нас проплывет. Из самой Италии. Трюмы добром набиты, охрана — тридцать человек. Бойцы, сказал, хорошие, но и добыча изрядная. Ну мы сдуру и соблазнились. — Пират сплюнул, вздохнул.
— Что ж тебе спокойно не сиделось! — сердито произнес префект. — Надел тебе дали, денег, небось, тоже скопил…
— Так ведь денариев много не бывает, — сказал бывший легионер. — И нам в шелках ходить хочется!
— Много наших там? — Префект мотнул головой в сторону пленных.
— Шестеро. И одиннадцать — там, — он показал на штабель трупов. — Помог бы, командир, а? Орлом нашим клянусь — никогда более!
— Орлом, говоришь? — префект недобро прищурился. — Опозорил ты нашего Орла! — и, подчиненным: — В колодки его!
— Постой! — вмешался Коршунов. — Скажи-ка, Фульвий, а киликиец этот… У него как с ушами? Нормально?
— А ты откуда знаешь? — удивился пират. — Не было у него ушей. Подчистую срезали. Причем недавно. Эх, чуял я, недобрый это знак!
— Забирайте, — разрешил Коршунов. — Он мне больше не нужен. А киликийца этого я знаю…
И рассказал историю, случившуюся в Лаодикии.
— Мы его найдем, — пообещал дуумвир. — Разошлем приметы. Рано или поздно он попадется. А этот человек, префект, с которым мы разговаривали сейчас, он — кто?
— Опцион мой. Из третьей центурии. Жадный. Хитрый. Но воин хороший. Был.
— Хороший, — согласился Коршунов. — Свидетельствую. А теперь, мой любезный Тит Юний, я готов пить вино. Только сначала желательно разместить моих людей…
Глава седьмая
Окрестности Тира. Римская оргия в провинциальном стиле
Второй дуумвир разительно контрастировал с первым. Изнеженный патриций, жидкая кровь пронзительной голубизны. Пока папа в Риме протирал тогу на скамье Сената, сынок радовался жизни в далеком от столичных страстей фамильном поместье. Надо отдать должное предкам вьюноша, поместье они отгрохали роскошное. Здоровенный бассейн с обрамлении арок, колонн и статуй, великолепные просторные термы — для публичных приемов, и маленькие, но еще более роскошные, чтобы хозяин мог приятно провести время в небольшой теплой компании. Везде мозаики, инкрустации… Аккуратно подстриженные кустики и тенистые беседки, где под журчание фонтана и мерные взмахи опахал так приятно дремать в полуденную пору.
Одного взгляда на сенаторского сынка было достаточно, чтобы понять: город Тир ему по барабану. Должность свою выборную он получил исключительно за бабло и зачем она ему — тоже понятно. Нормальное скромное начало политической карьеры.
26
Крупнейший цирк Тира достигал 480 метров в длину и 92 метров в ширину.
27
Большие носилки. Древнеримский вариант лимузина.
28
Старший кентурион когорты, pilus prior.