Страница 2 из 9
Капитан и обер-лейтенант переглянулись и опустили глаза. Сейчас-то они, конечно, поняли, что относительно психической атаки оберштурмфюрер шутит. Тем не менее каждый из них с ужасом подумал, что этот гестаповец и впрямь может заставить их снова пойти в лобовую атаку на дот. Ведь решались же они на такие атаки уже дважды!
— Да, господа офицеры, не зря не только в штабе армии, но и в штабе группы войск обеспокоены тем: в состоянии ли вы выполнить эту заурядную тыловую задачу.
— Но ведь есть же газы, господин оберштурмфюрер, — поспешил перевести разговор в другое русло Вильке. — Одна газовая атака — и…
— …И весь мир узнает, что мы нарушили международную конвенцию, запрещающую использование химического оружия, — вновь улыбнулся своей обаятельно-садистской улыбкой Штубер. — Кроме того, я уже побывал в одном из захваченных дотов. Там есть фильтрационные устройства, бойцы снабжены противогазами… Так что оставим фантазии, обер-лейтенант.
— Может, допросим пленного, господин э-э… — нерешительно предложил толстячок капитан на своем скверном немецком.
— А что, взят пленный из гарнизона? — удивленно уточнил Штубер, глядя на Вильке. — Почему он до сих пор не здесь?
— Его взяли румыны, господин оберштурмфюрер, — поежился тот.
— Ах, его взяли румыны? Так доставьте его сюда вместе с вашими румынами.
Пока из ближайшего блиндажа доставляли пленного, которого специально придержали в надежде, что он обратится к гарнизону с просьбой последовать его примеру, Штубер сел в свою переоборудованную из бельгийского полицейского фургона пропагандистскую машину и приказал двум помощникам поднести громкоговорители к мертвой зоне, поближе к доту.
— Русские солдаты, — сказал он спокойно и несколько устало. — С вами говорит командир осадного отряда оберштурмфюрер СС Штубер, — он не считал необходимым скрывать свою фамилию. Откровенность должна импонировать несчастным, которых загнали в каменный мешок. — Вы храбро сражались, до конца выполнив не только приказ командования, но и свой солдатский долг. И не ваша вина, что войска вынуждены были бежать, оставив вас на произвол судьбы. — Штубер помолчал, давая русским возможность осознать истинность сказанного им. Конечно, любой другой немецкий офицер сейчас же предложил бы красноармейцам уничтожить командира и большевиков и выйти с поднятыми руками. После чего им гарантируется… Однако Штубер считал этот ход примитивным. Заставить стрелять в людей, с которыми ты только что сражался насмерть! Или поступать против воли командира… Возможно ли это в условиях дота? — Да, вы храбро выполнили свой долг, и я, как офицер, ставлю вашу храбрость и преданность в пример своим солдатам. Но вы сами понимаете, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Гарнизоны многих других дотов уже сдались. Пора и вам тоже подумать о своем спасении. Предлагаю такой план сдачи в плен. Я отведу своих солдат еще метров на триста от дота. Вы выходите с личным оружием и складываете его возле входа. После этого состоится беседа, и вас на автомашине доставляют в ближайший лагерь для военнопленных. Со временем уроженцы освобожденных нами от большевизма мест будут отпущены по домам, к своим семьям. Раненых сразу же поместим в немецкий госпиталь, где им окажут необходимую помощь. Жизнь офицеру и коммунистам также гарантируем. Я заявляю это, имея полномочия штаба группы армий «Юг» войск Великой Германии. На размышление — двадцать минут. Для уточнения условий сдачи можете выслать парламентеров.
Штубер выключил микрофон, вышел из машины и, закурив сигарету, пошел к карнизу, под которым, на нижнем ярусе склона, находился дот. Повсюду сопровождавший Штубера фельдфебель Зебольд тотчас же подал ему бинокль.
— Вы, конечно, очень хорошо обратились к ним, — плелся Вильке вслед за оберштурмфюрером. — Но уверен, что они не сдадутся. Так просто они ни за что не оставят свой дот.
— Вы пророк, обер-лейтенант, — невозмутимо заметил Штубер. — А главное, только вы один знаете, как их можно выбить оттуда. Но храните это в тайне. С какой стати?
— Вот пленный, господин э-э…
— Не экайте, капитан. Если вам трудно запомнить мое звание — оберштурмфюрер, то называйте просто: мой генерал. Вашему коллеге, обер-лейтенанту Вильке, это будет импонировать больше, чем «э-э».
Он взглянул на пленного. Узкоплечий, приземистый, лицо посеревшее, осунувшееся, все в синяках и кровоподтеках; гимнастерка разорвана, левое предплечье перевязано грязным бинтом. Лет двадцать семь — двадцать восемь. Лицо простолюдина, без каких-либо признаков интеллекта. Судя по всему — из крестьян.
— Красноармеец Рогачук, — подсказал капитан, заглядывая в подсунутую ему унтер-офицером бумажку.
— Ты из гарнизона этого дота? — спросил пленного Штубер, расстегивая кобуру.
— Нет, — замотал тот головой, пытаясь отступить на шаг назад, но натолкнулся на конвоировавшего его унтер-офицера. — Я был в прикрытии.
— А почему ты испугался? Ничего страшного, даже если бы ты был из гарнизона. Приходилось бывать в доте?
— Нет. Туда посторонних не впускали.
— Сколько там осталось солдат?
— Не знаю. Всего вроде было тридцать. Сейчас не знаю.
— Ясно. Сколько пулеметов?
— Не считал.
— Что — находясь в прикрытии, не смог определить количество пулеметов?
— Да не определял я, — болезненно поморщился Рогачук. — Мне это ни к чему.
— Боишься выдать военную тайну? — поиграл желваками Штубер. Сейчас он с величайшим удовольствием разрядил бы в этого русского всю обойму. Но не время… — Ну ладно. Не стану принуждать тебя к этому. Последний вопрос, который военной тайной не является: как фамилия коменданта дота? Если ты не ответишь на этот пустяковый вопрос, я прикажу пригвоздить тебя штыком вон к тому клену.
Пленный молчал. Но за его спиной, оттеснив румынского унтер-офицера и двух солдат-конвоиров, уже стоял верзила-фельдфебель.
— Фамилия и звание офицера, который командует дотом? — повторил Штубер.
Ударом в голову фельдфебель сбил пленного с ног. Конвоиры услужливо подняли его, но фельдфебель сбил еще раз. И так повторялось трижды. Потом один из солдат полил на него из фляги, дал возможность сделать несколько глотков и, когда тот пришел в себя, поднял на ноги. Фельдфебель молча достал из ножен узкий длинный кинжал, обтер его об штанину и пошел на пленного. Тот попятился, споткнулся, но его подхватили под руки.
— Ответь, идиот, — по-дружески прошептал ему на ухо фельдфебель, схватив левой рукой за волосы, а правой приставив кинжал к глотке. — Мне уже пятерых пришлось зарезать. Он и тебя прикажет…
— Лейтенант, — еле выговорил пленный, ибо лезвие мешало ему говорить. — Кажется, Беркут. Так его называли.
— «Беркут» — это название дота. А фамилия лейтенанта? Его тоже так называли? Зебольд, уберите свой дурацкий кинжал, дайте поговорить с пленным. Так, значит, его тоже зовут Беркутом?
— Да, и младший лейтенант наш, и сержант называли его именно так.
— А фамилия?
— Ответь, — снова прохрипел на ухо Зебольд. — Он же заставит распять тебя.
— Кажется, Громов, — еле выдавил из себя пленный. — Да, я слышал: Громов. Но точно не знаю.
— Значит, лейтенант Громов, он же Беркут. Это уже кое-что. Как с тобой обращаются здесь, в плену?
Рогачук пожал плечами и с тоской посмотрел куда-то в сторону реки.
— Капитан, дайте возможность пленному помыться, накормите его, обеспечьте сигаретами и покажите фельдшеру. Завтра мы с ним еще поговорим.
Штубер посмотрел на часы. Объявленные двадцать минут давно прошли. Из дота никто не показывался. В сопровождении офицеров он спустился ниже, приказал фельдфебелю дать ему рупор… Но воспользоваться им не успел: в эту минуту оба орудия дота открыли огонь по дороге, ведущей к переправе, а пулеметчики сразу же пригнули к земле румынских солдат, высунувшихся было из окопов в предчувствии выхода гарнизона, которого ждали, словно пришествия Христа.
— Поздравляю, обер-лейтенант, — невозмутимо сказал Штубер, видя, как тот торжествующе улыбнулся. Очень уж не хотелось Вильке, чтобы Штубер оказался удачливее и хитрее его. — Этого и следовало ожидать. У вас есть радиосвязь с артиллеристами на противоположном берегу?