Страница 4 из 10
Громов еще раз оглушил немца рукояткой пистолета, приподнял красноармейца и, поняв, что тот уже мертв, оттащил на несколько шагов в сторону.
В ту же минуту у самой реки кто-то архиерейским басом скомандовал:
— Взрывай! Взрывай, Христос на небеси! Танки уже у моста!
А вот теперь, понял Громов, начинается самое «интересное». Теперь-то она и начинается, та самая, настоящая, война.
Все еще не желая расставаться со своим пленником, Громов рванул немца на себя и потащил в ближайший окоп.
— Лейтенант, вы?! — почти вместе с ним спрыгнул в окоп водитель мотоцикла. — А я уж думал — все, нет вас!
— Рано подумал, мыслитель. Охраняй его здесь. И всем кричи, что ты свой. Всем! А то пристрелят и спишут на немецкие потери, — объяснил Громов, выглядывая из окопа.
У моста по-прежнему свирепела стрельба. Часть диверсантов залегла прямо на мосту, а часть — у самой воды, очевидно, где-то за обрывом, откуда их не так-то просто будет выкурить.
Громов выбрался из окопа и, держа наготове пистолет, пополз к берегу. В небольшой ложбинке корчились в предсмертных судорогах двое солдат. Из живота обоих струилась кровь. Рядом же валялись их винтовки с окровавленными штыками.
«Неужели одновременно проткнули друг друга?!» — пораженно осмотрел их Громов, однако определить, кто из них красноармеец, а кто немец, так и не смог. Да и не к чему это уже было.
По дороге к окопу ему попалось еще несколько убитых. На одном из них сквозь расстегнутую гимнастерку лейтенант увидел ворот вермахтовского кителя. Судя по знакам различия, этот диверсант был офицером.
В нескольких сантиметрах от плеча Андрея отстучала поминальную морзянку автоматная очередь, и он запоздало, слишком запоздало, отпрянул в сторону.
— Лейтенант, сюда! — раздался чей-то знакомый голос.
Громов оторвал от земли исцарапанную щеку и увидел рядом с собой, над бруствером окопа, окровавленную голову майора. Того самого.
— Вас ранило? — рывком перебрался к нему Андрей.
— С чего ты взял?
— Так висок весь в крови.
— Да? — Майор растерянно мазнул себя по виску, посмотрел на ладонь. — Чепуха. В рукопашной саданули. Прикладом. И, по-моему, свой же, архаровец.
— Хорошо, что не проткнул.
— Этого еще не хватало. Хотя… Поди разбери в этой кутерьме, где тут свой, где чужой.
— Что там происходит у реки?
— Все то же… Засели вон человек двадцать. У крайней опоры, за обрывом. На вооружении — пулемет, автоматы. Еще и гранатами пошвыривают.
— Прячь за-а-ды, око-о-пники! — высоким гнусавым голосом сельского дьячка пропел высунувшийся из блиндажа с телефонной трубкой в руке боец-связист. — Мост взрывают!
— В воздух его, в воздух, к чертовой матери! — рявкнул майор так, что Громов содрогнулся. — Пока их танки своих же давят! Падай, лейтенант!
Но Громов только присел, и сквозь щель в бруствере видел, как одна за другой оседали три срединные опоры моста, как взлетали на воздух и опадали в воду части пролетов, как завис на оставшемся у противоположного берега осколке моста фашистский танк, но не удержался и, кувыркаясь, тоже полетел в кипящий вихрь воды и металла. И уже там, в речной глубине, раздался взрыв — очевидно, сдетонировали снаряды.
Потом вдруг наступила странная, неестественная в этой ситуации тишина. Из окопов медленно прорастали головы бойцов. Все удивленно осматривали два оставшихся у берегов пролета, разрушенные опоры, барахтающихся в воде людей, по которым пока никто не решался открывать огонь.
— Сколько же жизней примет нынче эта река… — задумчиво проговорил Громов.
— Она и дарит ее, она же и отбирает, — сухо ответил майор. — Пусть теперь эти вояки сунутся на переправы!
— Сунутся, — скептически охладил его Громов.
— Конечно, сунутся, куда ж им деваться? Но только это уже будет другая война… мой Бонапарт! — Никак не мог расстаться с приклеившейся к нему при чтении какой-то книги тенью Наполеона.
— Там, в окопе, я оставил пленного.
— Какого еще пленного? На кой черт он здесь нужен? — отмахнулся майор, держа в левой руке окровавленный платочек, которым только что зажимал рану на голове.
Тишина длилась недолго. Где-то за железнодорожным полотном прозвучал винтовочный выстрел. Кто-то из уцелевших у моста фашистов сразу же ответил автоматной очередью. И снова началась стрельба, но уже более жидковатая.
Оставшись отрезанными, фашисты — и те, что залегли на пролетах, и те, что у воды, — заметно подрастерялись. Операция сорвалась, бой проигран. Что дальше?
— Э-гей, не стрелять! — неожиданно скомандовал майор, никак предварительно не объясняя свой поступок. — Я сказал: не стрелять!
— Не стрелять, — поддержало его сразу несколько голосов.
Из блиндажа сразу же вынырнул солдат и ткнул ему в руки рупор, благодаря которому майор, очевидно, не раз наводил здесь порядок.
— Эй, вояки хреновы! — вновь заорал майор, когда стрельба немного поутихла. — Все равно всем хана! Сдавайтесь!
Ответом ему была долгая, злая автоматная очередь, пули которой ударили в бруствер возле самой груди майора. Тот обстоятельно выругался, вытряхнул из рупора комки глины и прямо в рупор заматерился.
— Изысканная дипломатия, — устало ухмыльнулся Громов. — Дайте-ка мне эту говорилку, — и, не дожидаясь согласия, почти вырвал из руки майора усилитель.
— Германские офицеры и солдаты! — прокричал он по-немецки. — Вы отрезаны! Операция по захвату моста провалилась! Сдавайтесь в плен, и мы гарантируем вам жизнь.
— Э, да ты вот так, запросто, по-немецки?! — удивился майор. — Это ж почему?!
Но Громову некогда было отвлекаться на объяснения.
Теперь уже по их окопу ударило сразу несколько автоматов — и с моста, и от реки.
Громов пригнулся, переждал, пока гитлеровцы угомонятся и, не поднимаясь, прокричал:
— Красноармейцы, слушайте приказ! Огонь по врагу из всех видов оружия! Огонь!
— Гордащенко, Свиридов! — поддержал его майор. — С гранатами — к обрыву! Забросать их!
— Связь с ближайшим дотом у вас есть? — спросил его лейтенант.
— Должна быть.
— Прикажите ударить по остаткам моста. Он у них хорошо пристрелян.
Майор бросился к дзоту. И буквально через две-три минуты первый снаряд, чуть перелетев уцелевший пролет, взорвался в воде. Второй лег по ту сторону реки, сразу за мостом, где уже скапливались вермахтовцы. Наконец, два взорвались на пролетах. Однако снаряды 76‑миллиметровых орудий оказались слишком мелки, чтобы разнести их.
— Прекратить огонь! — вновь скомандовал Громов, хотя старшим здесь оставался майор. И уже намного увереннее прокричал: — Германцы! Сдавайтесь! Предлагаю последний раз!
С полминуты длилась томительная пауза, наконец от моста донеслось корявое:
— Рус, не стреляй! Плен! Плен!
В доте, очевидно, не успели вовремя принять команду майора, и оба орудия выпустили еще по снаряду.
— Лучше пусть бьют по правому берегу! — подсказал Громов майору.
— И пусть.
Громов видел, как несколько немцев поднялись и начали спускаться с полотна в их сторону, понимая, что командир охраны находится именно здесь. Но на той стороне дороги вдруг ожил пулемет, длинной очередью ударивший им в спину. В то же время у опоры моста один за другим прогремели два гранатных взрыва.
— На том берегу вражеские танки! — оповестил офицеров кто-то из бойцов.
— А, черт! — Громов поднес рупор ко рту и осмотрелся. Нет, дальше тянуть уже было нечего. Немцы могли начать переправу. — Слушай приказ! По фашистам огонь! Огонь!
Последние слова его потонули в грохоте взрыва. Это прямой наводкой ударило по их позициям орудие немецкого танка.
— Товарищ майор, — бросился Громов к дзоту. — Мое время истекло. Дальше командуйте сами. Пора в дот. У меня там самые переправоопасные места.
— Какой еще дот?! Пересиди, пока не угомонятся танкисты. Сейчас пушкари их отгонят. У меня связь с дивизионом.
— Да? — засомневался Громов, но не в налаженности связи майора, а в том, стоит ли торопиться. — Возможно…