Фельдмаршал должен умереть

— Простите, штурмбаннфюрер, но что-то мне трудновато понять вас. Нет никаких оснований считать, что даже в случае нашего поражения англо-американцы позволят русским укорениться в названных вами странах и регионах. К тому же война все еще продолжается.

— Неоспоримый факт. Но мы с вами уже должны готовиться к миру. Запомните, Зонбах, настоящая работа для диверсанта появляется не тогда, когда гремят орудия, ибо, когда они уже гремят, мы с вами оказываемся на вторых ролях. Всё внимание приковывает к себе стадная окопная массовка.

— «Стадная окопная массовка». Прекрасно сказано. Но тогда возникает вопрос: кто хозяин? Кто платит, и кому служим? Вечный гамлетовский вопрос всякой спецслужбы.

— Была бы идея и соответственно подготовленные носители её, а хозяин всегда найдётся. Сейчас нужны люди, которые бы стали носителями нашего опыта и наших идей.

— То есть я так понимаю, что наши «послевоенные идеи» предполагают некие нюансы, исповедовать которые следует уже сейчас?

— Вы тонко уловили суть, Зонбах. Не сунемся же мы в послевоенную Европу с газовыми камерами, концлагерями и маниакальной идеей поголовного истребления всех евреев, где бы они ни обитали? То есть со всем тем, что и сейчас уже в Европе попросту отказываются воспринимать. Даже если это касается всеми нелюбимых цыган, хотя я вполне согласен с фюрером, что — словом, вы помните…

— Фюрер убежден, что истребление цыган — это не преступление, а санитарная чистка общества. Уверен: так считает не только он.

В ответ Зонбах прокряхтел нечто невнятное, однако сделал это с таким воинственным видом, словно при упоминании о цыганах задели его самые сокровенные чувства.

На одном из изгибов тропы образовалась небольшая поляна, на которой стояли будка охранника и шлагбаум. Пост этот был тренировочным, на нём курсантов обучали снимать часовых, подкрадываться то по устланной листьями тропе, то по осыпи склона, или же перебегая от дерева к дереву.

Любой из этих подходов к часовому был не из простых. Как непросто снять часового и в реальной жизни. Однако удручало Скорцени не то, что курсанты шли на демонстративно зевающего часового, как слоны на водопой, а что само обучение их было поставлено слишком уж традиционно и состояло из азбучных приёмов, на которых обычно стряпали всякого полкового разведчика.

— Что-то не так? — уловил его настроение гауптштурмфюрер, останавливаясь неподалеку от шлагбаума.

— У вас почта отсутствует психологическая обработка «гладиаторов», Зонбах. В лучшем случае вы натаскиваете их для выполнения каких-то конкретных заданий, морально подготавливая к тому, что в случае неудачи им придётся вкусить райского зелья, именуемого ампулой, наполненной цианистым калием. И дело даже не в том, что желающих прислушаться к подобному совету найдется слишком мало. Пришло время готовить супердиверсантов, способных сражаться против всех, выживать при любых обстоятельствах, разить врага всеми доступными средствами даже после того, когда они окажутся без какой-либо связи с центром и резидентом, в полной изоляции, предоставленные самим себе.

— Не возражаю, что такие диверсанты нам очень нужны, как согласен и с тем, что для сотворения подобных воинов нужна особая подготовка.

— Они должны уметь создавать национально-освободительные повстанческие армии, организовывать политические провокации и забастовки, подкупать лидеров националистических движений, спаивать дипломатов, соблазнять их жен и дискредитировать парламентариев.

— Ну, соблазнять жен они умеют, в этом им не откажешь…

— Я сказал: «жён дипломатов». Что не одно и то же.

— Признаю. А в целом, я так понимаю, что программа «Гладиатора» должна быть приближенной к программе «Особых фридентальских курсов»?

— Наконец-то вас осенило, Зонбах. А то казалось, что придется читать вам лекцию до самого взлета моего связного «Хейнкеля».

— Но, во-первых, никто не ставил передо мной такой задачи. А главное, у нас нет соответствующих инструкторов. Из всего состава преподавателей только мне пришлось побывать во Фридентале, да и то…

— …Да и то вы оказались среди первых его выпускников по ускоренной программе, — не отказал себе в удовольствии напомнить ему Скорцени. — И происходило это во времена, когда названные мною идеи еще не овладели нашими умами. Прозрение «фридентальцев» пришло чуть позже, вместе с прозренческими поражениями большинства наших генералов.

Отсюда, с высоты горного склона, котловина напоминала ладью викингов, окаменевшую вместе с отмелью, на которую её выбросило десять веков назад. Стоя на ней, на здание школы «Гладиатор» можно было смотреть как на вознесенный к поднебесью замок волшебника. Сама эта местность порождала дух отшельничества, и Скорцени хотелось поскорее вырваться отсюда. Для его собственного отшельничества время ещё не пришло. Видеть себя забытым и заброшенным — явно не для него.

— Говорят, в ваших краях появилось немало русских казаков, — нарушил молчание Скорцени.

— Целый «Казачий стан» — так у них, у русских казаков, это называется. — Они перебазировались из Белоруссии. Но люди Муссолини не стремятся к тому, чтобы превращать «Гладиатор» в международный учебно-диверсионный центр. Для них главное — готовить кадры для Итальянской фашистской республики.

— Успокойте их: наши цели полностью совпадают. Тем более что у белоказаков уже давно действует своя точно такая же школа. Но одного русского я вам всё же пришлю — полковника, князя Курбатова.

— Опытный, проверенный фронтом диверсант?

— Талантливый.

— Странно, бытует мнение, что вы крайне скупы на похвалу.

— При чём здесь похвала? Пределов рейха Курбатов достиг, пройдя диверсионным рейдом от маньчжуро-советской границы до передовой нашего Восточного фронта. И шёл он без какой-либо поддержки: без явок, без заранее подготовленных складов продовольствия и вооружения, без поддельных документов. Широко шёл, с размахом, оставляя после себя просеки из выкошенных врагов. Так увлёкся, что чуть было не прошёлся — причем с тем же размахом — по нашим тылам.

— Не о нём ли это было сообщение во «Фёлькишер беобахтер»? [3]

— И огромная, взахлёб, статья в журнале «Дас Шварце Кор», которую советую прочесть самым внимательным образом. Этот парень, — а он всё ещё непростительно молод, — явление в нашем диверсионном мире уникальное. Сейчас он стажируется у меня во Фридентале, но очень скоро появится у вас в качестве инструктора, специалиста по России. Живая легенда вам не повредит.

— Как знать? — вдруг позволил себе усомниться Скорцени.

— О чем это вы?

— Всё-таки он русский, а всякий русский…

— Это рассуждение домохозяйки, Зонбах. Диверсанты экстракласса национальности не имеют. Они давно отреклись от этого устаревшего атрибута. Это особая каста. Так что пусть ваши «гладиаторы» перенимают опыт его длительного рейда по вражеской территории.

— Но, видите ли, в пропагандистском плане…

— И еще, — повысил голос Скорцени, не желая выслушивать доводы гауптштурмфюрера, — не скрою, что как полковник белой русской армии он вскоре пригодится нам и в качестве «своего человека» в русской белоказачьей среде. А затем — и в качестве резидента в России, уже послевоенной России, гауптштурмфюрер Зонбах. Кажется, вы порываетесь возражать против появления здесь князя Курбатова?

— Возражать против инструктора, прибывающего в школу по рекомендации самого Скорцени?! — вдруг искренне удивился этому предположению Зонбах. — Чтобы прослыть самоубийцей? Другое дело — что сам полковник, учитывая его чин и опыт, вряд ли сможет с достоинством подчиняться строгому распорядку нашего «монастыря».

— Он и не будет подчиняться ему настолько, насколько это предписывается остальным вашим инструкторам. Мало того, довольно часто ему придется отсутствовать, поскольку в любую минуту может понадобиться мне для выполнения особо важных заданий. Замечу, что теперь он входит в возглавляемую мною группу личных агентов фюрера по выполнению особо важных заданий. А дабы вас, Зонбах, не смущал его высокий чин, я позабочусь, чтобы сорок пятый год вы встретили штурмбаннфюрером — в чине, который отныне для германских диверсантов будет считаться фельдмаршальским, — мрачновато пошутил Скорцени. Сам-то он хорошо помнил о том, сколько раз его майорский чин, [4]при столь высокой должности, становился не только основанием для скрытого подтрунивания недоброжелателей, но и причиной всяческих недоразумений.

3

«Фёлькишер беобахтер» («Народный обозреватель») — газета, орган Национал-социалистической рабочей партии Германии. Кстати, члены этой партии, и вообще немцы времен Гитлера, никогда «фашистами» себя, в отличие от сторонников дуче Муссолини, не называли, это название им приклеила советская пропаганда. Сами же они вполне справедливо считали себя национальными социалистами. — Примеч. авт.

4

Чин оберштурмбанфюрера, то есть подполковника войск СС, Скорцени присвоили только в октябре 1944 года, после того как он сумел похитить венгерского диктатора Хорти и в результате государственного переворота организовать приход к власти в Венгрии (15 октября 1944 года) фашистской партии «Скрещенные стрелы», возглавляемой Ференцем Салаши. Это повышение в чине Скорцени получил вместе с «Золотым рыцарским крестом». — Примеч. авт.