Украденная невеста

Он был поражен. Она изменилась, но он узнал бы ее где угодно. Эль. Ничего не осталось от угловатого длинного подростка. Но если вспомнить тот последний день, когда он покидал дом четыре года назад и она выбежала к нему, уговаривая остаться, уже тогда это была девушка, похожая на готовый распуститься бутон. Он не забыл, как она высока, ее лицо чуть-чуть изменилось — несколько угловатые черты округлились, теперь овал лица стал совершенным. Как и ее фигура. Она стала прекрасной женщиной, способной соблазнить любого, и вызывала восхищение.

Он видел, как она старается уговорить в чем-то брата, очаровать его, и испытывал панику. Он ожидал вернуться к тоненькой молодой девушке, которую никто еще не целовал, видя в ней только друга и сестру. Он почти мог расслышать, что она, смеясь, говорит Рексу.

Я уже говорила тебе, что ты мой самый любимый брат?

Слова, которые она говорила им, всем своим братьям… Кроме него.

Он смотрел на нее и видел женщину, способную поразить воображение и заставить волноваться и, хотя это было немыслимо, невозможно, пробуждавшую в нем желание.Он не мог желать девушку, которую всю свою жизнь считал сестрой. Но тело с ним было не согласно, и, вероятно, сказались два года вынужденного воздержания.

Она уже отошла от Рекса и приблизилась к красивому молодому человеку со светлыми волосами, взяла его под руку. Он понял, что это жених — Синклер. Он был не только красив, но и обладал манерами и внешностью прирожденного аристократа. Шон возненавидел его с первого взгляда.

Теперь его трясло от ярости — на нее, на Синклера, на себя. Конечно, она повзрослела, но почему кто-то вдруг имеет на нее право? И куда это они направились вдвоем? Столовая опустела.

И в тот же момент услышал, как открылась дверь на террасу. Он услышал ее смех, такой знакомый и в то же время чужой и новый. Она смеялась, как смеются женщины, которые хотят обольстить. Он прижался к стене и, стоя в полной темноте, наблюдал, как они подошли к балюстраде. Они были так поглощены друг другом, что вряд ли могли заметить его, слившегося с темной стеной. Походка ее тоже изменилась, хотя она по-прежнему делала большие шаги, но теперь грациозно покачивала бедрами. Она шла как женщина, которой любуются, на которую все смотрят.

— Я уже говорил тебе, что ты необыкновенно хороша сегодня. — И Синклер взял ее руки в свои.

Шону захотелось его задушить.

— Не думаю. Но если и говорил, можешь повторить.

Она флиртует? Эль и флирт?

— Как ты прекрасна, — невнятно произнес Синклер, и Шону был ненавистен его изменившийся голос, отражавший долго сдерживаемую страсть. Они не должны оставаться одни ночью на темной террасе. Какого дьявола? Где все? У нее три брата, которые должны охранять се. И где они все?

— А вы, сэр, слишком галантны и способны очаровать леди, — кокетничала она, — и мне просто удивительно повезло, что я выхожу за вас.

— Когда ты рядом, невозможно сдерживаться. — Он перешел на шепот.

Знал ли этот англичанин, что девушка, которую он выбрал, настоящий сорванец? Или она теперь уже не позволяет себе скакать галопом, драться на кулаках и ругаться? Уже не охотится и не ловит рыбу? И теперь успешно осваивает флирт?

— Мне приятны твои слова, хотя у тебя и голубые глаза.

Он не понял, о чем она говорит, и, кажется, Синклер тоже. Наступило молчание.

Ему хотелось ударить кулаком по стене, потому что в это время Синклер, кажется, вознамерился ее поцеловать.

— Можно я поцелую тебя, Элеонора?

— Я думала, ты никогда не спросишь, — засмеялась она.

И, не веря своим глазам, Шон смотрел, как Синклер обнял ее и медленно склонился к ее лицу. И в этот момент луна вышла из-за единственного облачка на небе и залила ярким светом двоих влюбленных. Он целовал ее, и она отвечала пылко и страстно!

Шон прислонился к стене, охваченный бешенством, тяжело дыша, и боялся взглянуть на них снова. Неужели это Эль сейчас в объятиях Синклера и сама охотно отвечает на его поцелуй, он даже слышал стоны влюбленных. Он понимал, что она превратилась в желанную, соблазнительную женщину, он сам уже почувствовал ее власть над собой, но он не имеет права вожделеть ее, потому что они выросли вместе.

—  Меня поцеловали, Шон!

Он вспомнил, как много лет назад, когда ей было одиннадцать, а ему семнадцать, они стояли в конюшне Адера и она сообщила вдруг об этом с загадочной улыбкой.

Он уже несколько недель преследовал дочку арендатора, блондинку с пышной грудью и приятными ямочками на щеках. И вот он очутился с ней на соломе, в полумраке конюшни, и его руки уже проникли под юбку, а она не сопротивлялась, он был близок к тому, чтобы овладеть ею, и слышал ее нетерпеливое хихиканье.

И вдруг почувствовал, что Эль снова подглядывает. Он вне себя от ярости вскочил, натянув штаны, и, подняв голову, увидел, что она, хитро улыбаясь, наблюдает за ним сверху. И, понимая, что она все видела, он вспыхнул, и им овладела ярость. Она быстро скатилась вниз и бросилась наутек. Бросившись следом, он вдруг увидел, что она остановилась и смотрит на него вызывающе. Он тоже остановился с угрожающим видом.

— Попалась!

Она высунула в ответ язык.

— Я надеру тебе уши и расскажу папе, чем ты занимаешься.

Она переступила на месте.

— Тебе меня не догнать.

Она действительно бегала быстрее всех.

— Я не хочу, чтобы за мной шпионили.

— Ты любишь ее?

— Нет! — И сразу пожалел о вырвавшихся словах, потому что это было не ее дело. — Послушай, Эль, подойди ко мне. — Он сделал к ней шаг.

Она отступила тоже на шаг, качая головой. Потом лукаво улыбнулась:

— Меня тоже поцеловали.

— Надеюсь, ты врешь.

— Нет. Джек О'Коннор, на прошлой неделе, около часовни.

Он застыл от неожиданного признания и вдруг бросился обратно, призывая грума оседлать лошадь.

— Я убью Джека О'Коннора! — И он не шутил — ведь она еще ребенок.

Она схватила его за руку:

—  Подожди! Это моя вина.

Он угрюмо смотрел на нее.

—  Целовал или нет?

Она закусила губу.

—  Это я его поцеловала. Вот так. — И вдруг обхватила его за шею руками, намереваясь поцеловать в губы.

Он стряхнул ее с себя.

— Ты сама бросилась ему на шею!

— Ну и что? Ты целуешь девушек! И даже леди! Ты повеса. Так говорит папа.

Действительно, братья не пропускали ни одной юбки, в них играла молодая кровь.

—  Ты не должна шпионить за мной! Я уже не мальчик, Эль. Ты не должна видеть такие вещи.

— Ты имеешь в виду то, как лезешь к ней под юбку и трогаешь ее там? — И она изобразила страстные стоны: — О-о-о-о-о!

С него хватит. Он хотел схватить ее, но она вывернулась и умчалась, он погнался за ней, полный решимости наказать. Она стала бегать вокруг дерева, ловко избегая его рук, но вдруг устала и захныкала.

—  Ладно, сдаюсь. — Он пошел прочь.

Она успокоилась и вышла из-за дерева, а он резко повернулся и схватил ее.

Встряхнув ее хорошенько несколько раз, предупредил:

— В следующий раз поймаю, положу тебя на колено и отшлепаю, как пятилетнюю.

— Перестань, ладно, больше не буду, клянусь!

—  Леди не должны клясться, хотя ты сорванец, а не леди. — И, взяв ее за ухо, повел обратно к конюшне.

— Прости, я больше не стану клясться! Только не надо говорить папе! — Из глаз Эль хлынули слезы.

Он остановился. Несмотря на ее ужасное поведение, ему стало жаль ее.

—  Ты поцеловала Джека?

Она, поколебавшись, ответила:

— Да, но только в щеку, а не в губы.

—  Я так и думал. — Он вздохнул с облегчением. — Леди не лгут, Эль, и не целуют мальчиков, и не клянутся.