Экспедиция “Тигрис”

Но начинать надо было со стены, а чтобы ломать ее, требовалось разрешение речников. Я живо представил себе, как бумаги ходят вверх и вниз по реке до самого начала дождевого сезона... Нет, лучше идти напрямик. Мы обратились к двум тучным подрядчикам, которые так поспешно воздвигли стену, и предложили им приличное вознаграждение, чтобы они разрушили ее, а потом восстановили.

Наше предложение было принято, и мы дважды ударили по рукам, условившись, что пролом будет готов в полдень накануне спуска на воду. Не уложатся в срок — получат только половину вознаграждения. Они охотно приняли и это условие. В назначенный срок пришли и попросили одолжить наши кирки. Час спустя я увидел, как оба трудяги не спеша удаляются восвояси. Прибежал Шакер и сообщил, что они пошли на попятный: мол, стена слишком твердая. Я догнал их и сказал, что кому же ломать стену, как не им, которые ее построили? Верно, построили, согласились они, а вот ломать не получается — инструмент не тот. Всего доброго.

Тогда я сам вооружился киркомотыгой и атаковал арабскую стену, но только высек из нее искры. Оставалось воздать хвалу датскому цементному заводу; это его продукция позволила замешать бетон, превосходящий твердостью горную породу.

С воспаленными от температуры глазами Норман вскочил с кровати. Отставной коммандер американских ВМС, в гражданской жизни он был строительным подрядчиком в Нью-Йорке. Вдвоем с Шакером они отправились в деревенскую кузницу, где им выковали кувалду и железные клинья. Тотчас из гостиницы выбрались изможденные лихорадкой члены экипажа и принялись поочередно махать тяжелой кувалдой. Английские и арабские телеоператоры тоже включились в операцию «Иерихон», и стена рухнула, открыв нам просвет нужной ширины.

Путь к реке был свободен. Река впадала в длинный залив, ведущий в Индийский океан — океан, с которым мне еще не доводилось мериться силами. На горизонте вновь собирались дождевые тучи, но в Садах Эдема уже распахнулись настежь ворота в неизведанные приключения, и Ноев ковчег был готов к отплытию.

Глава III. Начинаются затруднения

Время! Флаги подняты.

— Все готово?

— Готово!

— Добро! Поехали!

Хотя мы никого не приглашали, Сады Эдема наводнили зрители, которым не меньше нашего было интересно посмотреть, как камышовый корабль ляжет на воду. Словно мы находились в огромном театре, и в зале стоял гул от множества голосов. Нестройный гомон сменился внезапной тишиной, когда мы налегли на ручки лебедок, которые одолжили, чтобы тащить к Тигру тяжелую ладью.

Тысячи ликующих голосов нарушили тишину, как только камышовый исполин тронулся с места и величественно двинулся по железным рельсам. Рывок за рывком, медленнее черепахи, приближался он к проему в стене, за которым струился поток.

Каждому хотелось видеть получше, и люди набились в мирном Адамовом саду так плотно, что яблоку негде упасть. Иракские полицейские, призванные охранять высоких гостей из Багдада, трудились в поте лица, чтобы сановников, членов экспедиции и рабочих не столкнули под степенно подвигающуюся шумерскую диковину. Реку тоже заполнили арабы и чужестранцы на машхуф, балям,полицейских катерах и моторных лодках.

С великим облегчением смотрел я, как исполин, покинув наши самодельные деревянные стапели, ложится на протянутые до самой воды стальные рельсы, сваренные вместе одним из наших доброжелателей, инженером с бумажного комбината.

На лебединой шее ладьи цвета спелой пшеницы алели кровавые метины: след крестильного обряда. Надо сказать, что этому обряду предшествовала небольшая дискуссия. Болотные арабы доставили к строительной площадке шесть упитанных барашков для жертвоприношения, с тем чтобы я смочил ладони кровью и приложил к носу новорожденного корабля. Я не согласился. «Кон-Тики» крестился молоком южноамериканского кокосового ореха, «Ра I» и «Ра II» крестили молоком берберской козы. Но тут предложи я крестить судно молоком буйволицы, арабы восприняли бы это как оскорбление. Они признавали только действующий со времен Авраама местный обычай заклания животных. Любое новое сооружение, будь то дом или судно, здесь полагалось метить кровью. И теперь они наотрез отказывались пускать ладью на реку без надлежащего жертвоприношения. Если я не хочу совершить обряд, они сделают это сами, твердо заявил Гатаэ. Даже наш просвещенный багдадский друг Рашад сказал, что не пойдет с нами в плавание, если не будет выполнен принятый ритуал.

Мы пришли к компромиссному решению. Сперва болотные арабы совершат свой обряд, потом состоится крещение судна на мой лад.

Спуск на воду был назначен на И ноября. Утром я застал Гатаэ возле корабля. Он стоял в белоснежном бурнусе и метил золотистый нос ладьи отпечатками смоченной в крови последнего барашка правой ладони, а вся его бригада, сидя на земле, весело уписывала жареную баранину, ничуть не скрывая, что для них это самая важная часть ритуала.

К полудню прибыли сановники из Багдада. Они привезли ножницы и белую шелковую ленту, и ответственный представитель Министерства информации привычной рукой перерезал ленту перед носом ладьи. Затем наступила наша очередь. Крестить судно должна была очаровательная внучка Гатаэ. И вот дед ведет за руку одетую в яркое платьице юную черноволосую леди, с трудом удерживающую арабскую бутыль из тыквы, только что наполненную водой из реки, именем которой мы решили наречь судно. Блестя глазенками, маленькая Секне окропила камышовый нос ладьи, но заученную формулу забыла, и стоявшие рядом расслышали только, как она пролепетала «Дигле» — так болотные арабы произносят название реки Тигр. Тут уже сам Гатаэ, продолжая держать внучку за руку, взял инициативу на себя и громко возвестил на арабском языке:

— Да спустится сей корабль на воду с дозволения Всевышнего и благословения Пророка, и пусть он зовется Дигле— «Тигрис!»

Не успел он договорить, как с юга донеслись глухие раскаты грома. Все повернулись в ту сторону, кто с удивлением, кто с благоговением, точно звуки эти выражали одобрение могущественнейшего из месопотамских богов — бога Солнца, мечущего гром и молнии своим жезлом. От горизонта надвигались черные тучи. Даже наименее суеверные среди нас слегка оторопели, услышав глас громовержца в такую минуту.

Сломался винт в одной из лебедок, его пришлось заменять куском гвоздя, поэтому мы потратили целый час на то, чтобы протащить новонареченного «Тигриса» через пролом в стене до критической точки, где пологий откос сменялся крутым уступом. Сколько мы ни пытались заровнять этот уступ глиной, течение упорно подмывало снизу нашу насыпь, и когда «Тигрис» наполовину повис в воздухе над перегибом, все затаили дыхание. Выдержат ли восемнадцатиметровые бунты камыша и тонкие стальные салазки такую нагрузку?

К нашему облегчению, исполин благополучно перевалил через край уступа и заскользил вниз под напором своих тридцати трех тонн. С громким всплеском он врезался в реку, и тысячная толпа вложила свой восторг в ликующие крики, когда широкая носовая часть ладьи поднялась на воде с легкостью надувной резиновой утки. Лишь корма еще продолжала лежать на суше.

Вот это плавучесть, вот это сила! Я подбежал ближе, чтобы удостовериться, что рабочие крепко держат веревки, не дадут течению унести корпус судна, на котором еще нет ни надстроек, ни рангоута. Однако в ту самую минуту, когда нос корабля возвысился над водой, корма вдруг круто остановилась. Раздался оглушительный треск ломающегося дерева, и я увидел, как стальные балки под широким корпусом изгибаются, будто лапша. Дородный исполин медленно опустился брюхом на берег, словно непокорный бегемот, не желающий входить в воду, и восторги аплодирующих зрителей сменились дружным сетованием и криками отчаяния.

Лежит — и ни с места... Нос спущен на воду, омывается струями Тигра, а окруженная зрителями корма прочно застряла на суше в Садах Эдема. Какие-нибудь метры отделяли ее от воды, и целая армия добровольцев ринулась вперед, чтобы столкнуть ладью на реку. Куда там! Лишь немногие доставали плечом до изогнутой вверх кормы, а ноги тех, кто пробовал упереться в борты, утопали в рыхлой земле и в иле.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.