В поисках рая

Заросли, словно лепешки исполинского мха, облепили вершины. Оттуда они по уступам и расщелинам скатывались вниз, расстилаясь по долине густым ковром зеленых крон, вееров. Казалось, будто именно эта зелень окрасила воду. Зелень на суше, зелень в море… Но горы были красные, а небо голубое, как океан.

Не одна лишь тропическая жара создала эту плавучую оранжерею. В глубине острова к самому небу вздымались пики, которые перехватывали тучи и выжимали из них дождь. Быстрыми ручьями и речушками дождевая вода, сбегала сквозь заросли по долинам в зеленый океан. Время сильно источило рыхлые горные породы. Глубокие пещеры, подземные реки, причудливые скалы, острые шпили превращали остров в сказочное царство. И в этом царстве нам жить! Сейчас мы сойдем на берег и углубимся в таинственный лес, а «Тереора» устремится дальше…

Лежа на животе, вооруженные биноклем, мы пытались проникнуть взглядом в чащу, которая будет нашим домом. Красиво, угрюмо, пустынно… Безлюдье, тайны на каждом шагу…

Брандер глядел на нас, завороженных невиданным зрелищем. Перед лицом могучей безмолвной природы мы чувствовали себя очень маленькими. И не могли глаз оторвать.

— До чего же мрачно, — произнес капитан Брандер. — Эти дебри, эти горы — они так давят на человека. Возвращайтесь-ка вы с нами.

Но теперь, когда мы достигли цели, разве можно было нас отговорить!

Брандер клялся, что мы еще пожалеем, когда останемся одни. Местные жители — немногие, которые еще уцелели, — такие же угрюмые, как эти долины. Европейцев на Фату-Хиве нет. И нет никаких надежд покинуть остров, пока через месяц или два не вернется шхуна. Горы и море надежно заточат нас.

Но Брандеру пришлось уступить. Мы твердо стояли на своем. Поворачивать — поздно. Сдаваться — рано.

Мы потратили целую неделю на то, чтобы обойти весь архипелаг. Осмотрели все острова и удостоверились, что дома, рассматривая карту, листая справочники и пыльные тома, сделали удачный выбор.

Перед нами Фату-Хива, самый красивый и живописный из островов Маркизского архипелага.

— Где вас высадить? — спросил Брандер, показывая на дикий берег.

— У вас есть карта? — вопросом ответил я.

Карта нашлась, но на ней были показаны только контуры Фату-Хивы.

— Что ж, давайте осмотримся, — предложил Брандер и велел править вдоль берега.

Отвесные скалы, окаймленные внизу кипящим прибоем, обрывались в пучину. Но кое-где стена расступалась, и мы видели райские долины, уходящие в глубь острова. Плывя вдоль темно-зеленой оборки острова, мы ощущали на себе дыхание дебрей.

Брандер и Теодор стояли у поручней, выспрашивая подробности у полинезийца, местного жителя. Сами они, хотя и много лет плавали в этих водах, видели остров лишь с моря… Нужно было подыскать долину, где мы могли бы поселиться. Первое требование — питьевая вода.

Вот среди гор раскинулась красивая широкая долина, У входа в нее над лесом высятся причудливые скалы. Вдоль галечного берега выстроились хижины, крытые пальмовыми листьями. Стоят сарайчики для лодок местных жителей.

— Ханававе, — объяснил Брандер. — Вдоволь питьевой воды, изобилие фруктов. В деревне — полсотни жителей.

Лив загорелась. Она хотела тотчас же сойти на берег. Но Брандер покачал головой.

— Нездоровый климат, — сказал он. — Страшная сырость, влажный воздух, в деревне всякие болезни. Еще заразитесь. Слоновая болезнь здесь — истинное бедствие.

Ханававе замкнула свои исполинские каменные ворота, а мы продолжали путь вдоль обрывистого берега. Одно за другим сменялись тесные ущелья и расщелины, до краев наполненные зеленью. Но ни воды, ни места для жилья… Ага, вот чудесный бережок, окаймленный густым лесом!

— Аоэ теваи, — объявил островитянин.

Нет питьевой воды.

И опять долины между высоких круч. В одной нет воды, в другой так темно и тесно, что невозможно жить.

А вот тут и красиво, и питьевая вода есть! Исполнение нашей мечты? Увы, и в эту долину — она называлась Ханауи — проникла слоновая болезнь. Два искалеченных ею старика — вот и все население Ханауи.

Последняя долина, Омоа. Широкая, просторная, тянется до самого сердца острова. Красота — не налюбуешься! Вдоволь плодов, достаточно питьевой воды. Наряду с Ханававе это единственная на Фату-Хиве действительно большая долина. Но в деревушке у самого моря — люди, около сотни островитян… Правда, выше по долине никто не живет.

"Тереора" бросила якорь в заливе, окаймленном скалами и зелеными холмами. Врезаясь в горный массив, извиваясь среди острых шпилей и утесов, Омоа упиралась своим верховьем в высоченную скалу, на которую лес уже не мог взобраться. Дно долины покрывали густые, пышные заросли.

— Здесь либо нигде, — сказал Брандер, указывая на долину Омоа. Вы все посмотрели — выбирайте. Может, вернетесь?

Брандер начертил на бумаге план острова. По очертанию Фату-Хива напоминает бобовое зерно. Капитан провел черту с севера на юг и объяснил, что по этой линии остров пересекает крутой хребет, который отделяет восточную часть Фату-Хивы от западной. Западное побережье мы видели — это подветренная сторона, здесь пышная растительность. Восточное побережье не стоит и осматривать. Оно засушливое, почти безводное, почва неплодородная. Там все долины безлюдные, и корабли уже давно туда не заходят. На шлюпке и не высадишься — сильный ветер, сумасшедший прибой. Будете словно в могиле: неоткуда ждать помощи, некому подать сигнал.

— Охотно заберу вас на обратном пути! — крикнул нам вслед Брандер, когда мы спускались в пляшущую на волнах шлюпку.

Никогда не забуду то особое чувство, которое я испытывал, ступив на берег… Вот уже шлюпка прорвалась обратно через бушующий прибой и вернулась к «Тереоре». Мы видели, как нам машут, прощаясь, капитан Брандер и другие. Якорь поднят, белые паруса шхуны летят к горизонту. Крохотная точка скрылась вдали а мы все глядим, глядим… Наконец обернулись к долине, к пальмам. Здесь будет наш новый дом.

Одни на неведомом берегу. Назад пути нет. Не знаем края, не знаем народа, не знаем языка… Стоим каждый со своим чемоданчиком и думаем: что дальше?

И мы пошли к лесу. Настроение было отличное, мы всем своим существом предвкушали жизнь, полную приключений. Жаркое солнце, щебет птиц, благоухание цветов. Мы взглянули на кроны пальм. Голод нам не грозит — вон сколько кокосовых орехов!

Под пальмами, не сводя с нас глаз, стояли смуглые островитяне. Стояли молча. И смотрели. Несколько человек в набедренных повязках, на остальных — рваная одежда.

Сморщенная старуха заговорила первой. Какая певучая речь, сплошные гласные! Совсем не похоже на таитянский язык. Мы пожали плечами и засмеялись. Старуха покатилась со смеху. Кто умеет смеяться — сумеет и объясниться!

Набравшись храбрости, женщина подошла к Лив, облизнула свой длинный, тощий указательный палец и провела им по ее лицу. Лив от страха онемела, а старуха покрутила палец перед глазами и широко улыбнулась: белый цвет оказался естественным!

Позднее мы узнали, что я не вызвал у них никаких сомнений, а вот Лив они приняли за переодетую таитянку в белом гриме. На Фату-Хиве считали, что в Европе вовсе нет женщин. Ведь сколько ни приходило шхун, на них было полно белых мужчин — и ни одной женщины. Всегда белые мужчины шли к смуглым вахинам, и никогда к смуглым островитянам не приходили белые женщины!

Ночь выдалась кошмарная: нам пришлось спать в лачуге из листового железа, было жарко и душно, как в печи. Лачуга принадлежала метису — сыну швейцарца и полинезийки. Его звали Вилли Греле, он был местным аристократом и отлично зарабатывал на копре. Покойный отец Вилли дружил с Полем Гогеном, [6]который жил на соседнем островке Хива-Оа и там же похоронен. Вилли безупречно владел французским языком; впрочем, говорил он очень мало, будь то по-французски или по-полинезийски. Жил он замкнуто, на коренных островитян смотрел свысока и редко покидал остров.

6

Поль Гоген (1848–1903) — известный французский живописец.