У мужчин свои секреты

Ощущение было настолько реальным, что Рэчел невольно вздрогнула.

— К-кто ты? — пробормотала она, и это было все, что она смогла произнести. Лекарство никак не давало ей прийти в себя. Веки ее словно налились свинцом, язык с трудом ворочался во рту, а поднятая рука казалась такой тяжелой, что Рэчел с трудом удерживала ее на весу.

Он наклонился совсем близко, и несколько мгновений Рэчел рассматривала его лицо, отчаянно пытаясь сосредоточиться. Оно казалось ей таким знакомым… Где-то, когда-то она уже видела этого человека.

В следующее мгновение ее сердце сжалосьот боли, знакомое лицо дрогнуло и расплылось от нахлынувших слез.

— Прости… — пробормотал он.

У него были синие глаза.

Рэчел почувствовала, что готова заплакать, не сознавая, что уже плачет. Ей хотелось что-то сказать, но как раз в эти минуты лекарство сломило ее отчаянное сопротивление, и Рэчел уснула, уронив руку на одеяло.

Но знакомое лицо этого незнакомца преследовало ее и в самых глубинах сна.

Утром, при ярком свете дня, когда закончилось действие успокоительного, ночной гость снова начал казаться Рэчел в лучшем случае — призраком, а в худшем — галлюцинацией, первым симптомом пока еще неустановленной психической болезни.

Но, несмотря на это, она знала, что незнакомец на самом деле побывал ночью в ее палате.

Откуда у нее возникла эта уверенность, Рэчел и сама не могла бы объяснить, однако она не сомневалась, что незнакомый молодой мужчина с серебристо-белыми волосами каким-то образом проник в ее комнату и несколько мгновений стоял возле ее кровати. И она на самом деле держала его за руку, а он просил у нее прощения. Вот только глаза у него были не лиловыми, как ей показалось после аварии, а ярко-синими, почти голубыми. Несмотря на слабое освещение, она сумела это разглядеть.

Значит, это все-таки был не Том.

Сначала Рэчел восприняла этот факт почти с облегчением. После всего, что случилось прошедшей ночью, она могла не гадать больше, жив Томас или погиб, и если жив, то что помешало ему дать знать о себе раньше. Теперь, по крайней мере, Рэчел твердо знала, что Том не лгал ей и не скрывался от нее все это время.

Что касалось незнакомца, то теперь Рэчел больше думала не о его сходстве с Томасом Шериданом, а о тех чертах, которые отличали двух мужчин друг от друга.

Во-первых, ее ночной гость был на несколько лет младше Тома — Рэчел дала бы ему не больше тридцати пяти — тридцати шести. Во-вторых, его глаза были другого цвета. В-третьих… В-третьих, он просто был другим, хотя внешне они были поразительно похожи. Вспоминая лицо незнакомца, Рэчел даже готова была поверить, что у каждого человека где-то на земле есть двойник.

Итак, подвела она итог, в Ричмонде появился человек, который похож на Тома, который знает ее по имени и который, похоже, вот уже несколько дней следует за ней повсюду.

Зачем?

Этот вопрос Рэчел продолжала задавать себе даже после того, как утром она вернулась домой, где ее ждали встревоженные Фиона и Кэмерон и где не переставая звонил телефон. Звонки были от ее друзей, и Рэчел была приятно удивлена тем, как много людей в Ричмонде все еще помнят ее. Однако в перерывах между звонками, на которые Рэчел отвечала с удовольствием, ее как будто магнитом тянуло к окну, выходившему на подъездную аллею. Там она останавливалась и надолго замирала, выискивая взглядом знакомый силуэт.

Но он так и не появился, и главный ее вопрос, на который только он мог дать ответ, так и остался невыясненным. Рэчел по-прежнему не знала, кто этот человек и зачем он преследует ее.

К вечеру понедельника недоуменное нетерпение и смутная тревога охватили Рэчел с такой силой, что она стала всерьез задумываться о том, не дать ли ей в газету объявление, в котором она могла бы попросить таинственного молодого человека, оказавшегося свидетелем аварии, позвонить по указанному телефону. Но в конечном итоге она так и не решилась этого сделать, хотя мысль казалась ей не такой уж и глупой. Во всяком случае, звонок незнакомца мог положить конец ее терзаниям.

Между тем за два выходных дня ни Фиона, ни Кэмерон не заметили ее взвинченного состояния, а если и заметили, то не подали виду. Грэм был единственным, кто ей что-то сказал, когда в понедельник утром Рэчел приехала в его офис, чтобы подписать бумаги.

— Ты выглядишь подавленной, — задумчиво произнес он, откидываясь на спинку кресла и внимательно ее разглядывая. — Последствия аварии, не так ли?

— Наверное. — Рэчел постаралась сказать это как можно увереннее. — Знаешь, теперь мне кажется, что каждый человек обязан хотя бы раз в жизни врезаться в дерево. После этого на многое начинаешь смотреть… по-другому.

— На что, например?

Рэчел пожала плечами.

— Ну, на многое — на то, о чем раньше не задумывался. Впрочем, сейчас я не хочу об этом говорить. Главное, что я должна тебе сообщить, это то, что я раздумала продавать дом.

Если Грэм и удивился,то не подал виду.

— Даже Кэмерону? — уточнил он.

— Да, — кивнула Рэчел.

— А как насчет доли в предприятии отца?

— Я пока не решила. Впрочем, бизнес — это совсем другое. А дом… Папа и мама очень его любили, и мне кажется, что они каким-то образом продолжают жить в этих стенах. Пусть не во плоти, но…

Рэчел изо всех сил старалась сдерживаться, но голос ее предательски дрогнул, и несколько секунд она молчала, не в силах продолжать. Грэм протянул ей платок, но Рэчел отрицательно покачала головой, и он поспешно сунул его в карман.

— Дело в том, — снова заговорила Рэчел, немного успокоившись, — что в субботу я начала разбираться в их комнатах. Я перебрала все их вещи и… Ты не поверишь, но я вдруг поняла, как близки мне были отец и мать. Когда я представила, что их личные письма, папины любимые книги, мамина коллекция старинных носовых платков — все будет уложено в коробки с номерами и сдано на хранение до лучших времен, — например, когда у меня будет более просторная квартира, — я поняла, что не имею на это права. Подумать только, что я могла хладнокровно планировать нечто подобное! Это… это было бы неуважением к их памяти. Нет, я не могу продать дом. К тому же это и мой родной дом тоже. Я была в нем счастлива.

На самом деле Рэчел даже не начинала разбираться в комнатах родителей. Единственное, на что она решилась, это открыть дверь, сделать два шага внутрь и сесть в любимое отцовское кресло-качалку, которое служило еще ее деду. Почти час она сидела неподвижно, роняя тихие слезы и размышляя, потом встала и вышла, плотно закрыв за собой дверь. И тем не менее ее решение не продавать дом было окончательным и твердым.

Грэм улыбнулся.

— Что ж, денег, чтобы содержать усадьбу в порядке, у тебя хватит. Я хотел бы только знать, переедешь ли ты в Ричмонд и будешь время от времени уезжать в Нью-Йорк или наоборот — сохранишь свою квартиру на Манхэттене и станешь проводить здесь уик-энды? Что больше подходит для твоей работы модельера?

Рэчел вздохнула.

— Я еще не знаю. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что сейчас я не могу позволить себе перебраться в Ричмонд насовсем. Для того чтобы сделать себе имя, необходимо работать в одном из центров модной индустрии. То есть в Нью-Йорке.

— Но это для тебя важно? Об этом заставила тебя задуматься авария?

Рэчел кивнула.

— Пойми меня правильно, я вовсе не гонюсь ни за славой, ни за успехом, хотя это тоже вещи немаловажные. Больше всего меня привлекает возможность творческой работы, а моделирование одежды — это единственное, что я умею делать. Мне трудно это объяснить, но каждый раз, когда я вижу, как моя идея, вначале — смутная, неясная, начинает постепенно обретать форму, облекаться сначала в чертежи, в выкройки и, наконец, превращается во что-то материальное, в реальную вещь, я испытываю самый настоящий восторг. Увидеть свое платье сначала на манекенщице, а потом знать, что его купят, будут носить с удовольствием, — это ли не радость?!