Страница 61 из 70
С индийским Мани ср. Larousse, статья «Mani». Слово «Мани» найдено также в знаменитых надписях на индийских храмах и отвесных скалах: «От, Mani padme, Hum!» Словом Мани будто бы называли смарагд (по-другому — «камень мудрости», или «камень непорочности»).
Катары не верили в Марию как земную мать Христа. Эту личность они воспринимали исключительно как символ. Мария была для них Мани, богиня духа и любви, т. е. заступник. Катаризм еще было принято называть «Церковью заступника». Насколько справедливо такое название, можно оценить по тому факту, что альбигойцы называли Марию своей «церковью»: Item, beatam Mariam Virginem negant fuisse veram matrem Domini Jhesu Christi, nec fuisse muliererh camalem, sed sectam suam et ordinem suum dicunt esse Mariam Virginem, id est veram penitenciam castam et virginem que generat filios Dei, quando recipiuntur ad eamdem sectam et ordinem. Инквизитор Ги, с. 14. См. также: Vidal. Doctrine et morale, p. 387.
Истории средневековья хорошо известно, что общепринятую в данное время веру сравнивали с драгоценным камнем. В связи с этим мне вспоминается, прежде всего, необычно популярный в средние века духовный роман о Вар-лааме и Иосафате — не что иное, как христианская модификация жизнеописания Будды в индийских традициях. Этот преобразованный вариант, первоначально созданный, вероятно, в Иране, позднее распространился по всему западному миру посредством своей греческой версии. Герой этого романа — христианский монах, переодетый купцом и совершающий путешествие по Индии с целью обратить в христианство принца Иосафата, точнее: Иоасафа (Будду). Варлаам находит возможность побеседовать с принцем под тем предлогом, что хочет показать ему дорогой камень, обладающий силой излечивать слепых и глухих. Однако на этот камень без опаски может смотреть только человек с непорочным и чистым сердцем. Принц охвачен желанием увидеть этот чудодейственный камень. Варлаам отвечает ему, что сможет показать камень лишь после того, как испытает мудрость его ума. С помощью целого ряда сравнений и аллегорий Варлаам разъясняет Иосафату достоинства христианской веры.
В «Притче о драгоценном камне» монах сравнивает христианство с драгоценностью, которая становится доступной только тому, кто чист душою. В «Притче о богатом юнце и бедной христианке» отец девушки отдает свою дочь замуж за молодого человека, выдержавшего испытание, и делает его наследником несметных сокровищ. Все это должно означать: кто избегает суетности мира и земных богатств (богатой невесты), посвящает себя христианской жизни в бедности (женится на бедной христианке), тому наградой будет сокровище, т. е. райская жизнь!
Но этим еще не исчерпываются мотивы, сходные с «Пар-цифалем» Вольфрама. Заслуживает внимания и эпизод, в котором Иосафат должен быть соблазнен привлекательной девушкой по замыслу волшебника Тевды. Поэтому у нас есть все основания предполагать, что Вольфрам намеренно (а не по недоразумению) делает камень воплощением стремления к раю.
В провансальской прозаической редакции полюбившегося и катарам романа о Варлааме и Иосафате, в отличие от его греческого и латинского первоисточника, существует много поучительных сокращений. Среди прочего подверглись сокращениям все речи Варлаама на темы духовности, особенно касающиеся глупости идолопоклонства, и об обряде крещения. Пропущены описания величия Бога и великолепия его творений, а также обоснование почитания икон.
Для сравнения особенно интересны: «Die proven§alische Prosa-Redaktion des geistlichen Romans von Barlaam und Josaphat (hsg. von Heuckenkamp), 1912, S. XLVII, XLVIII, L, LX, LXI; Kuhn. «Barlaam und Josaphat» (Abhandlungen der philos.-philol. Classe der Kgl. Bayer. Akademie der Wissenschaften. Bd.20), 1897.
Индийская мифология содержит упоминание о раздающем подаяния Будде, который все снова и снова покрывает себя едой, и о Чинтамани, камне, исполняющем желания. О нем писал Камперс в своей «Духовной стране света и священном Граале»: «некоторые особенности индийской легенды о Чинтамани и особенности нашего сказания о Граале очень сходны; в этом камне желаний, испускающем денно и нощно свет, дающем каждому еду и питье в изобилии и хранившемся в замке пятисот богинь у королевского сына Гедо-на, можно разглядеть даже прообраз нашего сказания о Пар-цифале». См: Kampers, S. 93; Nutt. The Buddha’s alms dish and the legend of the holy grail // Archaeological Review, June, 1889.
Итак, в Святом Духе (Spiritus principalis), в Мани или в Заступнике катары видели одну из ипостасей бога Paredra, женскую сущность, мать Логоса. В определенном смысле он соответствовал Майя-Марии теогонии доисторического периода. Как известно, Майя была матерью Гаутамы Будды и под именем Майа — матерью богов-посыльных Гермеса и Меркурия. Символом этой virgo caelestis издавна была луна. Скандинавское божество Манни — северный вариант этих восточной лунной богини и матери богов. Я считаю установленным, что индийская Майя была богиней видимого мира, Иллюзией (тауа). Дева-земля, согласно Вольфраму фон Эшенбаху, была также «матерью двух людей»:
79
О «крещении духом» у катаров см. также: Schmidt. Т. I, р. 119 sqq., 123 sqq.; Dellinger. Bd. I, S. 143, 153, 191, 204. Peyrat. Т. I, p. 378 и др.
Et configuunt, tanquam simie (!), quedam alia loco ipsorum, que quasi similia videantur, confingentes loco baptismi facti in aqua baptismum alium spiritualem, quern vocant consolamentum Spiritus Sancti, quando videlicet recipiunt aliquam personam in sanitate vel infirmitate ad sectam et ordinem suum per impositionem manuum secundum ritum suum execrabilem(!). Gui, Manuel… p. 12.
«Крещение духом» имеет аналог в виде орфической мистерии, совершающейся с целью предотвратить после прекращения жизни человека возвращение души в другое тело. Определяющими для веры катаров в переселение душ стали слова апостола Петра, говорившего о том, что пойманным в Кегкег, т. е. в тела, духам и не обретшим во времена Ноя веру, проповедовал Христос (1 Петр. 3:19; ср.: Dollinger. Bd. I, S. 143; Schmidt. Т. II, p. 46).
80
Ср.: Schmidt. Т. II, p. 83 sqq., 94; Peyrat. Т. I, p. 104.
«Традиции, касающиеся одежды еретиков, вероятно, восходят к kosti и saddarah маздеизма, священным одеяниям и рубашкам, которые должны носить все верующие. Их использование в учениях Авесты и брахманов показывает, что они берут свое происхождение в доисторическом периоде, еще до отделения арийских народов. Среди катаров носящие такие одежды были известны во времена инквизиции под названиями haereticus indutus или vestitus. Они были персонажами всех еретических мистерий» // Lea Н. Bd. I, S. 101.
«В одной из интерполяций писем пресвитеров, в которой (конечно же, только после «Парцифаля») вставлено сказание о главе Священников, точно переведенное с латинского Освальдом Писцом, говорится о том, что духовные чины особой чистоты состояли на службе в капелле, куда мог прийти любой…
Когда они собирались принести жертву, они снимали одежды…
Это не изобретение фантазии, на которое способен любой человек. В этих немногих строках оживает гностическая легенда о небесной поездке Pistis Sophia. Порог капеллы символизировал границу космоса. Здесь эти священники должны были оставить свою материальную, телесную оболочку; здесь они получали «платье великолепия», «платье света». В еврейском предании раввин Перахья снимает- одежды перед вратами неба. Только облаченный в воздух рая, он может видеть великолепие небес. В маздеистском предании рассказывается о том, как одежда «из плоти и крови» заменяется «сверкающим одеянием». Похожие эпизоды есть во многих других преданиях;