Семейное проклятие

Девушки вошли в холл, поздоровались с охранником и вызвали лифт. Кэссиди вышла на четвертом этаже все в том же мрачном настроении. Она заявила, что закажет на обед пиццу, а затем проведет остаток дня у бассейна. Лаура поехала дальше, на пятый этаж.

Подруги жили в этом доме уже пять лет, часто встречались и постепенно очень сблизились. Обе принадлежали к большим семьям, и, получив свободу, ни одна из девушек не торопилась заводить собственную семью. Кэссиди работала в банке и считала, что работа Лауры в качестве рекламного художника намного почетнее. А Лаура завидовала умению подруги ладить с людьми и завязывать отношения с мужчинами.

Лаура не умела флиртовать, по натуре она была одиночкой. Она всегда внимательно прислушивалась к своим эмоциям, что, видимо, естественно для творческой личности. Она избегала случайных знакомств. Конечно, у нее были друзья, но она редко виделась с ними, если не считать Кэссиди.

Что касается личной жизни, то после колледжа у нее только два раза были настолько серьезные отношения с молодыми людьми, что Лаура задумывалась, не пригласить ли своего избранника на Рождество, чтобы познакомить со своей семьей. Но ни один из них так и не попал в тихий городок на побережье, в котором она выросла. Наступало отчуждение, тонкие связи рвались. Лаура винила в разрыве себя, свое стремление к одиночеству, но все-таки верила, что однажды появится человек, который будет понимать ее по-настоящему.

А сегодня она хотела остаться наедине с зеркалом.

Лаура прошла в свою угловую квартиру, очень светлую благодаря большому количеству окон, выходящих на юг и на восток. Маленькая кухня была отделена от гостиной столом-стойкой с двумя высокими вращающимися стульями. В центре комнаты располагался мольберт.

Сейчас на мольберте стоял неоконченный набросок — очередная попытка Лауры выяснить, может ли она зарабатывать себе на жизнь как серьезный художник, без вульгарных рекламных проспектов и прочей дребедени. Приговор снова гласил — «нет»! К такому выводу Лаура пришла несколько дней назад. Она не находила в себе того огня, который, по ее мнению, ярко горит в душе истинного художника. По крайней мере, пока. Но она не оставляла надежду. Когда-нибудь…

В правой части гостиной, около двери в холл, была выставлена коллекция ручных зеркал. Некоторые из них лежали на полках, некоторые висели на стене. Зеркала в бронзовых, серебряных оправах, в рамках из полированного дерева, разных размеров и всевозможных форм. Было даже одно треугольное зеркальце в оправе из кованого железа.

Лаура даже не взглянула на них.

Она прошла в гостиную, бросила сумочку в кресло и, положив на журнальный столик свое новое приобретение, кинулась в кладовую, чтобы найти подходящий порошок для чистки.

Было около пяти часов, когда охранник здания позвонил Лауре, чтобы сообщить, что к ней пришел гость.

— А кто это, Ларри?

— Это мистер Питер Килбурн, мисс Сазерленд, — ответил дежурный охранник, не замечая смятения, в которое он повергает девушку. — Он говорит, что пришел по поводу зеркала, которое вы сегодня купили.

На мгновение Лауру охватило желание схватить свое драгоценное приобретение и убежать. Это было необъяснимо, но страх был таким сильным, что она похолодела. К счастью, это состояние длилось недолго. Вновь вступивший в законные права рассудок потребовал ответа: чего, собственно, она так испугалась? В конце концов, она купила это зеркало совершенно законно, и никто не имел права отнять его у нее. Даже Питер Килбурн!

Стараясь говорить спокойно, Лаура ответила:

— Спасибо, Ларри. Пропусти его ко мне, пожалуйста.

Она надела туфли, рассеянно поправила несколько прядок, выбившихся из длинной косы, не задумываясь особенно о том, как она выглядит, и остановилась у дивана в ожидании незваного гостя. Глаза ее были устремлены на зеркало, лежащее на журнальном столике поверх стопки газет и журналов.

После нескольких часов кропотливого труда оно выглядело совсем иначе. Ей удалось вернуть старой бронзе теплый красновато-золотой оттенок; теперь можно было рассмотреть сложный узор, выгравированный на металле. Рисунок оказался очень замысловатым — это был не растительный орнамент, как она предполагала вначале, скорее, его можно было охарактеризовать как серию перепутанных петель, нарисованных без отрыва руки. Очень похоже на лабиринт.

А в центре лабиринта Лаура обнаружила какие-то цифры и буквы, которые она пока еще не смогла прочесть, так как не закончила полировать обратную сторону зеркала.

Тихий стук в дверь вернул ее к действительности. Лаура мысленно собралась, готовясь к встрече. Она никогда раньше не видела Питера Килбурна, но, безусловно, не ожидала, что ее порог переступит такой красавец.

Она испытала что-то вроде потрясения. Ужас, который охватил бы ее, если бы вдруг задышала, стала двигаться и говорить статуя Аполлона Бельведерского. Высокий, стройный, гибкий — но это не все. Черные волосы, светло-голубые глаза, ослепительная улыбка. Идеальные черты лица и бездна обаяния. Казалось, его обаяние обволакивает собеседника и начинает действовать еще до того, как Питер заговорит. Лаура услышала низкий, теплый голос:

— Мисс Сазерленд? Я Питер Килбурн.

Голос, разбивающий сердца.

Лаура собралась, мысленно стряхивая колдовские чары, и отступила назад, раскрывая дверь шире и пропуская гостя.

— Входите.

Ей показалось, что они примерно одного возраста, он, возможно, на год-два старше.

Он вошел в гостиную, явно не стесняясь, осмотрелся, окинув комнату быстрым, внимательным взглядом. И, безусловно, сразу же заметил зеркало на журнальном столике. Его глаза удивленно расширились при виде большой коллекции зеркал. Хотя, возможно, Лауре это только показалось. Когда Питер повернулся к ней и посмотрел ей в глаза, его улыбка стала еще более чарующей.

Ей стало неуютно — настолько сильно подействовал на нее магнетизм Питера Килбурна. Девушка никогда не считала себя слишком впечатлительной, особенно, когда речь шла о красивых мужчинах, но не было сомнений, что сопротивляться Питеру было бы трудно — чего бы он от нее ни захотел. Так и не придя в себя от шока, она не предложила ему сесть и сама продолжала молча стоять, опираясь одной рукой о кресло и глядя на него с вежливой и спокойной — как она надеялась — улыбкой.

Если даже Питер Килбурн и решил, что она обнаруживает плохое воспитание, не предлагая ему сесть, он не подал виду. Сделав жест рукой в сторону журнального столика, он сказал:

— Я вижу, вы проделали большую работу, мисс Сазерленд.

Лаура заставила себя пожать плечами.

— Оно было все в патине. Мне хотелось получше рассмотреть рисунок.

Он кивнул, его взгляд перешел на зеркала на полках и стене.

— У вас целая коллекция. А вы… давно собираете зеркала?

Этот вопрос показался Лауре странным, может быть, из-за какой-то неуверенности, которая слышалась в голосе гостя, или из-за того удивления, которое она еще раньше заметила в его глазах. Не справившись с волнением, она ответила:

— Еще с детства. Так что теперь вам понятно, почему я купила это зеркало на распродаже.

— Да. — Он сунул руки в карманы темных брюк, распахнув при этом пиджак. — Мисс Сазерленд, кстати, нельзя ли мне называть вас Лаура?

— Да, конечно.

— Спасибо. — Он кивнул, ее скованность не укрылась от него, она была ему приятна. — А мое имя — Питер.

Она кивнула в ответ, но ничего не сказала.

— Лаура, я хотел бы выкупить у вас это зеркало. Конечно, с выгодой для вас.

— Мне очень жаль. — Она замотала головой еще до того, как он закончил фразу. — Я не хочу продавать это зеркало.

— Я дам вам за него сто долларов.

Лаура нахмурилась и снова покачала головой:

— Я не так зарабатываю деньги, мистер Килбурн…

— Питер.

Сделав усилие, она повторила, за ним:

— Питер. Я не хочу продавать это зеркало, ведь я приобрела его на законных основаниях.

— Никто не оспаривает ваши права, Лаура, — мягко сказал Питер. — И, конечно, вы не должны страдать из-за моей ошибки. Понимаете, дело в том, что это зеркало вообще не должно было попасть на аукцион. Оно очень давно принадлежит нашей семье, и мы хотели бы получить его обратно. Пять сотен.