Страница 6 из 13
Подбежал к ней, взял за плечо и почувствовал, что она ХОЛОДНАЯ! Она умерла, и мертвая продолжала стоять и смотреть в зеркало, и не падала. Что она там увидела в последние мгновения своей жизни? Видимо, уже никогда не узнаем.
Быстро подхватил ее на руки, уложил на пол и начал делать искусственное дыхание и закрытый массаж сердца. Я не мог поверить, что Наташа умерла. Еще 30 минут назад она была жива и здорова, улыбалась мне, и вдруг ее больше нет!
По мобильнику вызвал доктора, тот мгновенно примчался, ввел какие-то препараты. Я продолжал реанимировать! Он говорил мне, что все кончено, что все бесполезно, но я не слушал, а продолжал оживлять! Но все, все было тщетно! Чуда не произошло! По прошествии 30 минут я понял, что все кончено! Все! Она умерла! Но почему? Что же произошло здесь за время моего отсутствия?
Я перенес ее тело на кровать, и только тут обратил внимание, что сам с ног до головы покрыт кровью. Руки, ноги, лицо — все было перепачкано ее кровью.
Обвел глазами комнату — следов борьбы или нападения не было видно. Все вещи, на первый взгляд, лежали на своих местах. Что же тогда произошло? Почему она вырвала капельницу и бросилась в ванную? Я смотрел на тело Наташи и не мог поверить, что она умерла! Мне казалось, что она спит, что ее немедленно надо в больницу! Я сказал об этом доктору, но он ответил, что это невозможно — она УМЕРЛА!
Дальнейшее я помню смутно. Помню только, как набрал номер матери Наташи и сообщил ей о смерти дочери. Больше никому позвонить не успел, так как в номер ввалилось много людей и меня вывели в коридор. Понял, что это были полицейские, одетые в гражданскую одежду, работники отеля, представители турфирмы. Роль переводчика исполнял муж нашего туроператора Рияд. Задавали вопросы, я что-то отвечал, не помню, что именно. В тот момент находился в сильнейшем шоке, вызванном ЕЕ смертью.
Я все порывался пройти в номер, посмотреть на нее! Казалось, произошла какая-то нелепая ошибка, может, еще можно что-нибудь сделать? Возможно, ее удастся спасти, и она просто спит. Но меня не пускали, крепко держали за руки. Краем глаза засек, как эти гниды вынесли ее из номера, на простыне, как мешок с картошкой. У них даже носилок не нашлось! Я закричал, рванулся к ней, но несколько дюжих полицейских преградили дорогу.
Ее понесли к грузовому лифту, а меня завели в номер. Здесь все было перерыто, все наши вещи вытащены из чемоданов и раскиданы. Я спросил, чего они ищут, но ответа не получил. Мне позволили помыть лицо и руки, затем отвели в полицейский джип, не дав переодеться.
Как показалось, ехали довольно долго, часто петляя по тесным улицам. Когда выходили из отеля, машинально взглянув на часы, отметил про себя, что было ровно 15–00.
Было такое ощущение, что все происходящее — дурной сон. Что стоит только проснуться, и Наташа будет живой и здоровой, а мы вечером улетим в Питер. Но проснуться никак не получалось, сон затягивался.
Полицейское управление города Сусса представляло собой белое двухэтажное здание с балконом на 2-м этаже и плоской, в арабском стиле, крышей. У ворот вооруженный автоматчик, на каждом этаже висит государственный флаг. Меня отвели в отдельный кабинет на первом этаже, где начался допрос. На часах было 15–30.
Усадили в центр небольшой комнаты, впереди сел переводчик Рияд, по бокам два бугая полицейских, третий сел за спиной. Получилось, что я сидел правым боком к столу, на котором стоял компьютер, и один из здоровяков начал печатать протокол допроса на арабском языке, тыкая в клавиатуру одним пальцем величиной со средний огурец. На стене в золоченой рамке висел портрет местного президента, гаранта справедливости, стоящего под тунисским флагом, с орденами на костюме и добрым лицом.
Пройдя несколько тунисских тюрем и полицейских участков, я понял, что большинство его персонала набирали вот из таких «огурцовопалых» молодцов, для которых главным был тупой фанатизм, способность выбить из любого, на кого укажут, требуемые показания и знание французского языка.
В тот момент соображал плохо, так как не мог выйти из шока, вызванного смертью Наташи, поэтому не понимал, чего конкретно от меня хотят эти люди и зачем привезли сюда. Переводчик сказал, что надо взять себя в руки и ответить на их вопросы, что это важно. Но получалось плохо, голова отказывалась работать, еще несколько часов назад она была жива, улыбалась мне, а теперь чужие и грубые люди унесли ее в простыне.
Первый допрос длился долго. Они что-то спрашивали, я что-то отвечал. Помню его смутно, так как находился в какой-то прострации. Протокол вели на арабском языке, я требовал консула, но мне ответили, что в этом нет необходимости. Мол, мой допрос — простая формальность, и после вскрытия тела Наташи меня отпустят.
Я попросил сделать акцент на том факте, что смерть наступила внезапно, что это наверняка как-то связано с капельницей, возможно, воздух попал в систему и произошла воздушная эмболия. А так как местный доктор все время бегал взад-перед и все делал на скорую руку, мог и перепутать лекарства. Я обратил внимание, что он что-то вводил в последнюю капельницу.
Меня заверили, что все учтено, что лекарства взяли на экспертизу, что эксперты в Тунисе — профессионалы своего дела. Около часа ночи допрос прекратился, и попросили подписать бумаги на чужом языке. Я посмотрел в глаза здоровяку, печатающему протокол, и произнес:
— Ничего подписывать не собираюсь, я требую российского консула!
— В этом нет необходимости, это простая формальность, вы подписываете и свободны, — через переводчика передал полицейский.
— Но я хочу знать, что тут хотя бы написано!
— Да подпиши ты, ничего в этом криминального нет, — посоветовал переводчик. — Уже позвонили из морга и сказали, что она умерла от сердечного приступа, подписывай и свободен!
— Да, но как-то странно подписывать то, чего не читал?
— Да не переживай, то, что говорил, то они и написали, подписывай!
Но, честно говоря, я сам не помню, что говорил: голова гудела, перед глазами все плыло, только широкая спинка стула не давала упасть на пол!
— Да все нормально, — улыбнувшись, сказал переводчик и протянул мне ручку.
— А как подписывать, я ж не знаю арабского? И почему она умерла от сердечной недостаточности, ведь она никогда не жаловалась на сердце?
— Да подписывай на русском. — Рияд указал, где поставить подписи. — Ну, а от сердца много людей умирает, особенно в жарком климате. Ты же врач — должен понимать.
Я подмахнул кипу бумажек и вернул их вместе с ручкой.
— Не хочу уезжать без Наташи! — заявил я. — Я хочу увезти ее на родину! Сам! Буду требовать, чтоб у нас в России сделали повторное вскрытие! Я не верю в историю с сердцем!
Переводчик перевел мои последние слова, полицейские как-то недобро переглянулись.
— Ну, утром видно будет! — задумчиво произнес самый здоровый из них. — А пока до утра побудешь в соседней комнате, там есть диван.
Глава 5
В комнате, куда меня поместили, имелись стол, стул и диван, на окнах решетки. От предложенного ужина отказался, кусок в горло не лез. Заснуть не мог — не спалось. Надо было собраться с мыслями и все снова хорошо обдумать. Отчего умерла Наташа? Что за сердечный приступ такой? Я опытный клиницист и не мог ошибиться, у нее была четкая картина панкреатита, воспаления поджелудочной железы. Сердце здорово, по крайней мере ни разу не слышал, чтоб она на него жаловалась, что-то здесь не так. Отчего соскочила с кровати и бросилась в ванную? Почему лицо и верхняя половина туловища в момент смерти стали фиолетово-синими? Возможно, произошла воздушная эмболия? Воздух из капельницы проскочил в вену, а через нее в правое предсердие, в результате «завоздушивания» органа наступила остановка сердца.
Я обратил внимание, как доктор торопливо менял флаконы, и если предыдущее лекарство в полном объеме успело уйти в вену, то выше, в системе, остался столбик воздуха, который, если не стравить, непременно попадет в сосуд, увлекаемый новой порцией раствора. Но на вскрытии воздух в сердце можно определить, только проведя специальные пробы и обязательно нацелив на это эксперта.