Страница 8 из 141
Вследствие содержательной новизны жанры поэзии Языкова преобразуются. Элегия, например, включает разнообразные мотивы — гражданские, личные; разнообразные интонации — грустную, ироническую, торжественную; разнообразные стилевые пласты — от высоких слов до разговорных и просторечных. Политическая тема становится глубоко личной, воплощаясь в элегическом раздумье, но стиль элегии создается не с помощью одного лишь унылого или меланхолического словаря. Поэтическая речь легко вбирает в себя и устаревшие обороты, и одическую лексику. Это означает, что между темой и жанром, жанром и стилем нарушена жесткая зависимость.
Всем этим поэт обязан эпохе романтизма. Но для того чтобы выразить романтическую свободу, надо было виртуозно овладеть стихом и стилем. Учителем Языкова был, несомненно, Пушкин. Языков довел поэтическую стилистику, выработанную Пушкиным, и ямбический размер до предельного совершенства.
Удалое молодечество с исключительной силой проявилось в поэтической речи, широкой и раздольной. Языков смел и неистощим в оживлении поэтического словаря, в создании необычных поэтических формул, высоких и иронических одновременно. В стихотворениях Языкова встречаем: «ночного неба президент» (о луне), «очам возмутительным», «с природою пылкою», «с дешевой красой», «откровенное вино». Вводя в поэтическую речь славянизмы и архаизмы ( «Лобзать твои уста и очи» ), Языков часто оттеняет их новообразованиями («Истаевать в твоей любви!» ), просторечием или бытовым сравнением. Ему по душе устаревшие синтаксические конструкции («Могуч восстать до идеала», «Минувших лет во глубине Следим великие державы...»). Для усиления чувств и передачи волнующих его переживаний он нагнетает сравнения, используя анафорические обороты, повторяя поэтические формы внутри стиха («Ты вся мила, ты вся прекрасна!»). Гоголь писал о Языкове: «Имя Языков пришлось ему недаром: владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властию. Откуда ни начнет период, с головы ли, с хвоста ли, он выведет его картинно, заключит и замкнет так, что остановишься пораженный. Все, что выражает силу молодости, не расслабленной, но могучей, полной будущего, стало вдруг предметом стихов его. Так и брызжет юношеская свежесть от всего, к чему он ни прикоснется».
Языков широко раздвинул границы поэтического словоупотребления и расшатал устойчивость стилей гражданской и элегической поэзии. Новаторство Языкова в области поэтического языка идет об руку со стиховым. Поэт в совершенстве владеет строфой и синтаксическим периодом. Он совершил в русской поэзии переход от строфически упорядоченной речи к свободно льющемуся стиху. Стихи Языкова текут безостановочно, им нет преград, они не встречают препятствий. Стихотворный период Языков мог длить бесконечно. Например, в послании «Денису Васильевичу Давыдову» каждая строфа состоит либо из одних вопросительных, либо из одних восклицательных предложений, либо из одного предложения.
Летом 1826 г. в жизни Языкова произошло важное событие: по приглашению Пушкина он приехал в Михайловское и встретил исключительно радушный прием. Духовная атмосфера, породнившая Языкова и Пушкина, отлилась в замечательных стихотворениях, в которых воспеты Михайловское, Тригорское и их обитатели («Тригорское», «Вечер», два послания «П.А. Осиповой»). Языков испытал на себе глубокое личное обаяние Пушкина и восхищался его стихами. Пушкин также был тронут дружбой Языкова и высоко ценил свободу его письма, самовластное владение языком и периодом.
С течением времени Языков, достигнув формального совершенства в стихе и поэтической речи, остановился и перестал развивать свой талант. К тому же легкий, подвижный, летучий, быстрый стих освоили и другие поэты. Он стал привычным и примелькался, а смелое словоупотребление стало восприниматься нормой. Время обгоняло Языкова.
И все-таки в поэтическом творчестве Языкова в 1830-е годы наметились важные перемены. Новый Языков «трезв», задумчив, серьезен, его чувствования и переживания стали глубже, чем раньше. В нем не было вытравлено былое эротико-гедонистическое начало, но в целом звучание любовных стихов намного усложняется и обогащается: бурные восторги сочетаются с воспоминаниями о невозвратных потерях, со щемящими нотами тоски, разлуки, с нежностью и надеждами на счастье. Во второй половине 1830-х — 1840-х годах Языков умиляется патриархальностью, воскрешает библейские и религиозные мотивы. Часто его стихотворения, особенно послания, холодны, риторичны, вялы и даже небрежны по языку. Роскошь слога, торжественность, звучность речи теперь обернулись напыщенностью и безвкусицей. Декларативность, дидактизм все чаще проникают в лирику Языкова.
Постепенно в поэтическом мироощущении Языкова наметилась оппозиция вечных, непреходящих, нетленных ценностей и временных, «мимопроходящих», сиюминутных. Бывший дерптский бурш начинает славить белокаменную столицу, которая необыкновенно мила ему своей стариной. Семисот летняя Москва с золотыми крестами на соборах, храмах и церквях, с твердынями башен и стен, понятая как сердце России и как величавый символ народного бессмертия, становится для Языкова истинным источником бессмертной жизни и неиссякаемого вдохновения. Такое восприятие Москвы и России подготовило переход Языкова, «западника» по студенческому воспитанию, прошедшего нерусскую школу жизни и получившего немецкое образование, к славянофильству.
В последние годы творчества в лирике Языкова снова встречаются подлинные лирические шедевры («Буря», «Морское купанье» и др.). В них особенно отчетливо видна возросшая крепость его стиля, их отличают продуманный лаконизм композиции, гармоническая стройность и чистота языка. Языков сохраняет стремительность лирической речи, щедрость живописи и энергичную динамичность.
Языков, по словам Белинского, «много способствовал расторжению пуританских оков, лежавших на языке и фразеологии» . Он придал стихотворному языку крепость, мужественность, силу, овладел стихотворным периодом. В его лирике ярко запечатлелась вольная душа русского человека, жаждавшая простора, цельная, смелая, удалая и готовая развернуться во всю свою ширь.
ПОЭТЫ-ЛЮБОМУДРЫ
«Поэты пушкинского круга» были неформальным объединением поэтов, сложившимся в 1820-х годах. Более тесным образованием (1823) был московский кружок любителей мудрости — любомудров. В него вошли поэт Д. Веневитинов, прозаик В. Одоевский, критик И. Киреевский, литераторы Н. Рожалин, А. Кошелев; к ним примкнули историк М.П. Погодин, поэт и филолог С. Шевырев. И хотя кружок распался в 1825 г., духовное единство, связывающее ее членов, продолжало сохраняться. Впоследствии бывшие участники общества любомудрия основали журнал «Московский вестник». На короткое время с любомудрами сблизился Пушкин.
Поэзия любомудров стала еще одним связующим звеном между поэзией 1820-х и 1830-х годов. Любомудры ставили своей задачей изучение немецкой романтической философии, в которой увидели программу жизни и программу литературы. Она легла в основу поэзии любомудров, которые заявили, что русская поэзия, не исключая и Пушкина, страдает недостатком мысли и ее надлежит насытить философским содержанием. Отсюда проистекала идея противопоставить непосредственно чувственной и легко льющейся поэзии Пушкина и находящейся под его несомненным влиянием русской поэзии вообще наполненную философским смыслом поэзию, пусть несколько затрудненную в выражении и восприятии. Любомудры хотели придать русской поэзии философское направление, в значительной мере шеллингианское, предполагавшее изложение романтической философии на поэтическом языке. Но любомудры не предполагали просто зарифмовывать близкие им философские идеи — они намеревались перенести эти идеи в иную, лирическую, стихию.
Согласно представлениям любомудров, в мире не существует идиллических отношений, и гармония между человеком и природой достигается преодолением противоречий. В ходе трудного и мучительного, но вместе с тем вдохновенного познания природа постигает себя в своем высшем и самом совершенном духовном творении — поэте, а любому человеку благодаря поэту открывается наслаждение вещими истинами.