Конвоиры зари

— Вырвет? — подхватила Хитер. — Да его сейчас разорвет!

— А вы в курсе, что таким людям посвящен целый журнал? — встрял Дэйв. — Ну, тем, кто блюет, выражая свою любовь? Как же это называется…

— Это называется психическое заболевание, — ответил Бун.

— Фетиш, — поправил Джонни. — И что из этого, Дэйв? Заткнулся бы уже.

— Меня не вырвет, — пробормотал Шестипалый со ртом, битком набитым пастой карбонара.

— Что-что? — не расслышал Джонни.

— Он говорит, его не вырвет, — перевел Бун.

— Да конечно, — не поверил какой-то парень за соседним столиком.

— Точно, не вырвет, — сразу встал на сторону Шестипалого Прибой.

— Ну, начинается, — еле слышно простонал Бун.

— О да, — поддакнул Дэйв. — Начинается.

Через десять минут конвоиры зари (за исключением Санни, которая категорически отказалась участвовать в празднике и просто подарила Шестипалому торт-мороженое) уже выложили на стол пятьсот с лишним долларов, утверждая, что именинник сможет съесть еще одну тарелку еды и довольно долго удерживать ее внутри — после бесконечных переговоров стороны сошлись на сорока пяти минутах. Некоторые участники пари вообще обошли этот вопрос стороной и сосредоточили свое внимание на очередности: что выйдет в первую очередь — креветки, паста или сыр.

— Я поставил пятьдесят на сыр, — поделился Джонни с Буном, пока Шестипалый наполнял очередную тарелку.

— Да ты же семьдесят пять поставил на то, что его вообще не вырвет, — удивился Бун.

— Ну, я пытаюсь часть из этих семидесяти пяти отыграть, — сказал Джонни.

— То есть ты считаешь, его все-таки вывернет?

— А ты нет? — удивился Джонни.

Ну, честно говоря, Бун тоже так думал, но надо же было поддержать именинника.

Весь следующий час в стрип-клубе творилось невероятное. Абсолютно все — возбужденные мужики, импотенты-дегенераты, моряки, солдаты, бармены, официантки, вышибалы, стриптизерши — все бросили свои дела и смотрели, как сёрфер двадцати одного года от роду пытается удержать в себе содержимое набитого пищей желудка. Даже Дэн Сильвер отвлекся от пересчета денег в офисе и вышел в клуб.

Бун смотрел на Шестипалого. Лицо друга приобрело зеленоватый оттенок, на лбу выступил пот. Он заерзал на стуле, наклонился вниз и дотронулся до пальцев ног. Шестипалый принялся глубоко дышать — по совету Джонни, который уже дважды сопровождал свою жену в роддом — и стал похож на запыхавшегося пса. Вдруг из его рта вырвалась громоподобная отрыжка.

— Не блюй, не блюй, не блюй, — быстро шептал Прибой, пока официальные судьи пристально изучали поверхность майки Шестипалого, на которой красовалась надпись «Джерри Гарсия [36]— Господь Бог».

Но Шестипалый справился.

Последние секунды толпа скандировала вслух. Это был настоящий триумф, похлеще торжественных парадов. Кто-то выкрикивал цифры, как на Таймс-сквер в миг наступления Нового года, кто-то просто орал: «Шестипалый! Шестипалый! Шестипалый!»

Шестипалый сиял.

Еще никогда в жизни на него не обращали столько внимания; он никогда ничего не выигрывал, никаких денег, ничего. Он никогда раньше не был героем, и вот теперь стал им. Он расцвел и с радостью принимал поздравления, дружеские хлопки по спине и требования произнести речь.

Скромно улыбнувшись, Шестипалый открыл рот, намереваясь что-то сказать, и изящно выдал струю рвоты прямо на ни в чем не повинных зрителей.

Джонни выиграл основное пари плюс дополнительные пятьдесят баксов за ставку на сыр.

И это был единственный раз, когда Буну было хоть капельку весело в стрип-клубе.

…Если бы Тэмми работала медсестрой, мы бы поехали в больницу, размышлял он; если бы она была секретаршей, поехали бы к ней в офис. Но она была стриптизершей, так что…

— Тебе не обязательно идти, — сказал он Петре, надеясь, что она согласится.

— Нет, я хочу.

— Серьезно, это та еще вульгарная помойка, — убеждал он ее, — особенно в дневное время.

Если ночью в клубе просто скучно, то днем там можно повеситься с тоски — третьесортные танцовщицы вяло крутятся вокруг шеста, отрабатывая жалованье перед полупустым залом, в котором сидят одинокие алкоголики, работающие сторожами на кладбищах, да озабоченные извращенцы, которые надеются (зря), что с непопулярных стриптизерш им удастся-таки стянуть трусики.

Там по-настоящему отвратительно, и, хотя Буна и бесило бесконечное нытье Петры, он все равно хотел оградить ее от этой гадости.

Но плевать она хотела на его разумные доводы.

— Нет, я тоже пойду, — настаивала Петра.

— Там нет мужчин-стриптизеров, — сообщил Бун.

— Я в курсе. И все равно хочу пойти.

— А-а, — озарило Буна.

— Что «а-а»?

— Да нет, ничего. Я, честно говоря, сам считаю, что…

У Петры глаза полезли на лоб. Она была в шоке.

— О, — выдавила она. — Я поняла. Только потому, что на меня не действует твой неандертальский шарм, ты решил, что я…

— Ну, ты ведь так рвешься в женский стрип-клуб, — резонно заметил Бун.

— По работе!

— Да чего так беситься-то? Я думал, ты такая вся из себя политкорректная…

— Так и есть.

— Да здесь с этим нормально, — улыбнулся ей Бун. — Готов поспорить, тут половина знакомых мне девиц… ну, не половина, скажем, десять процентов тех, кого я знаю, играют за другую…

— Я не играю ни за какую другую, — начала говорить Петра и вдруг умолкла. — Тебя вообще не касается, за какую команду я играю.

— И за кем ты волочишься, — подначивал ее Бун.

— Не важно, — бросила Петра.

Всю дорогу до стрип-клуба она оскорбленно молчала.

Жаль, что идея с лесбиянками не пришла мне в голову раньше, подумал Бун.

Глава 34

До самого клуба Петра не раскрыла рта.

А это довольно долго, ведь клуб находился аж в Северном округе, в Мира-Месе.

С Восьмого восточного шоссе Бун свернул на север на Сто шестьдесят третье, которое бежало мимо длинных одноэтажных торговых центров, дешевых забегаловок и огромных оптовых складов. Свернув на Аэро-драйв — дорогу к югу от тренировочной базы морских сил — и проехав еще немного, Бун оказался на парковке перед клубом «АГЦ». Ценители стриптиза знали, что аббревиатура расшифровывается как «Абсолютно голые цыпочки». Как будто бы они могут быть частично голыми, подумал Бун. Нет, владельцы «АГЦ» хотели, чтобы потенциальные посетители были на сто процентов уверены, что здесь девочки будут совсем, совершенно, абсолютно голыми.

— Ты все еще можешь остаться в машине, — невзначай бросил Бун.

— И упустить шанс встретить свою Элис Токлас? [37]— картинно поразилась Петра, выходя из машины. — Ни за что.

— А это кто, подружка Тэмми, что ли? — не понял Бун.

— А, не важно.

Они зашли внутрь.

Все стриптиз-бары одинаковы.

Украшайте их как угодно, изощряйтесь, придумывая уникальные «фишки» именно вашего заведения, делайте их «клубом для джентльменов» или грязным притоном, но в конце концов все сведется к одному и тому же — к девочке за шестом на сцене.

Или, в случае этого клуба, к одной девочке на шесте и второй, без всякого энтузиазма извивающейся на сцене без шеста.

«АГЦ» не пытался казаться тем, чем не являлся. Это был обычный дешевый стриптиз-клуб, куда парни приходят посмотреть на голых девушек, поприжиматься к ним или, если у бедолаги совсем уж запущенный комплекс неполноценности, укрыться с одной из них за занавесочкой в VIP-комнате и насладиться «эксклюзивным эротическим танцем».

В это время дня клуб пустовал. Его основную аудиторию составляли обычные работяги, а они, что логично, днем вкалывают. У барной стойки околачивались два парня, судя по коротким прическам — морские пехотинцы. За столиком в одиночестве сидел депрессивного вида коммивояжер, в правой руке сжимая долларовую банкноту, а левую положив на колени. Он тщательно игнорировал звонки на мобильный. Кроме них, в клубе были бармен, вышибала и совершенно голая официантка — разумеется, подрабатывающая на учебу. А уж потом-то она наверняка совершит гигантский карьерный скачок и добьется сценической славы.

36

Джерри Гарсия— американский музыкант, гитарист группы «Grateful Dead», основоположник психоделического рока, популярный на Западном побережье США.

37

Элис Токлас— американская писательница, многолетняя подруга Гертруды Стайн.