Страница 35 из 82
Опалы обнаружили здесь около 1900 года, но первая попытка продать их с треском провалилась.
В 1902 году старатель по имени Чарли Неттлетон послал сиднейскому ювелиру посылку со ста тремя камнями. Четверть опалов ювелир уничтожил, «для анализа», а за оставшиеся предложил всего десять шиллингов. Однако Неттлетон был настроен решительно, поэтому преодолел пятьсот километров до приисков в Уайт-Клиффе, чтобы найти более вменяемого покупателя. Эпическое путешествие окупилось сторицей.
Чарли познакомился с агентом Тулли Волластона, который отправил образцы прямиком своему шефу. Тот пришел в восторг и телеграфировал агенту, велев купить столько камней, на сколько хватит денег. Оказалось, что денег хватит на все. В среднем цена за первые опалы, привезенные из Лайтнинг-Риджа, составляла два фунта за унцию. Для сравнения: сегодня хорошие камни могут стоить до полумиллиона фунтов за унцию.
Новые опалы отличались от всех виденных ранее.
До этого момента большинство европейских и австралийских камней напоминали огонь на снегу, а опалы из Лайтнинг-Риджа походили на яркие узоры на ночном небе. Если молочный опал считался символом чистоты и непорочности, то что же, спрашивается, можно было подумать о его собрате? Узоры на опалах из Лайтнинг-Риджа потрясали воображение, позднее Тулли Волластон описал их как «божественный беспредел». На самом деле как таковых узоров и не было, продолжал он, это похоже на «изломанные сверкающие тропы божественного Порядка, пытающегося вырваться из хаоса».
Когда на рынке появляется новый драгоценный камень, то зачастую сначала воцаряется затишье, пока покупатели решают, нравится им он или нет. Так недавно произошло с ярко-зеленым гранатом, известным под названием цаворит (по месту обнаружения — вблизи национального парка Цаво, на границе Танзании и Кении). Цаворит прочнее изумруда, ярче по цвету, его не надо промасливать и закалять. Добывают цаворит в спокойном районе, и в нем редко попадаются посторонние включения. Кроме того, с цаворитом связана интересная история: его открыл британский авантюрист Кемпбелл Бриджес, которому пришлось пять лет жить на дереве, чтобы укрыться от львов и слонов, пока он вел изыскания в национальном парке. Однако международный рынок очень медленно реагирует на новшества, и, несмотря на все преимущества, цаворит пока что стоит в шесть раз дешевле колумбийских изумрудов. Точно так же и сто лет назад Тулли Волластону пришлось потратить какое-то время, дабы убедить покупателей, что черные опалы действительно красивы, зато, когда ему это удалось, рынок буквально сошел с ума и в Новом Южном Уэльсе началась опаловая лихорадка. Сотни мужественных старателей с редким вкраплением женщин стекались сюда со всей страны: некоторые в дилижансах, но чаще пешком, толкая перед собой полные инструментов тележки и обуреваемые надеждами.
Чарли Неттлетон стал местной знаменитостью, но хотя он и заработал приличные деньги, однако все их растратил и умер в нищете в доме престарелых в Сиднее — плечистый старик с огромными ладонями, постепенно терявший зрение. Его периодически навещали двое детей, брат с сестрой, и Чарли рассказывал им о старых добрых временах, включая историю о происхождении опалов. Он говорил, что эта легенда дошла до нас еще из эры Сновидений, когда все на Земле еще только создавалось: горы, реки, растения, животные, традиции и даже известные нам минералы. Однажды давно доисторические Ромео и Джульетта полюбили друг друга, но родители были против. Юноше сказали, что ему придется жениться на другой, и тогда он поцеловал возлюбленную на прощание, а это увидела его невеста и наябедничала родителям. То, что влюбленные сделали, было категорически запрещено, и, когда родные узнали о проступке, юноше и девушке пришлось спасаться бегством. Они бежали так быстро, что превратились в горящие шары, и катались по земле, чтобы сбить огонь, пока не оказались в лунке с водой. Именно там слились воедино огонь и вода, влюбленные переплелись навечно в объятиях друг друга, а их страсть обрела форму, став опалами в Лайтнинг-Ридже.
Дон Свон, та маленькая девочка, что навещала Нетглетона в доме престарелых, выросла, стала хореографом и поставила в 1961 году балет «Черный опал», который заканчивается па-де-де по мотивам истории, некогда услышанной от Чарли. Ее брат Питер стал старателем в Лайтнинг-Ридже, но, увы, ему не суждено было дожить до старости и рассказывать легенды ребятишкам. В 1980-х он погиб прямо в шахте, когда обрушилось перекрытие.
Нудлинг и отбойные молотки
Уж не знаю, что тому причиной — несчастные случаи или же то, что теперь даже в австралийской глуши люди чуть что бегут в суд и требуют компенсации, — но обычному посетителю трудно попасть внутрь функционирующей шахты. Владельцы нервничают: если вдруг турист пострадает, то может подать в суд, и, судя по всему, именно так все и делают. Однако меня заранее познакомили с Питером и Лизой Кэролл, которые жили в Лайтнинг-Ридже с 1991 года. В основном они занимаются торговлей опалами, но, как и положено, тоже владеют парой участков.
— Разумеется, вы можете спуститься в мою шахту, — сказал Питер, когда я связалась с ним, — только поосторожней там, не свалитесь!
Он попросил двух других членов своего синдиката, Питера Аллана и Мика Джеймса, показать мне шахту на прииске Кукоран, что примерно в двадцати километрах от города. Они приобрели шахту не так давно, а до этого она какое-то время простаивала.
— Когда мы впервые сюда спустились, то возникло ощущение, будто кто-то плеснул в нос чашку уксуса, — вспоминает Питер Аллан. — В неработающих шахтах воздух быстро становится затхлым.
Пока что они обнаружили там не так уж много — пару мешков благородных опалов да одного незваного гостя.
— Один сербский парень решил, что хозяев нет и можно покрысятничать. Ну, я его поймал и вызвал полицию. Впервые в Лайтнинг-Ридже за такие дела кого-то арестовали.
Правда, серб заявил, что не понимает английского, и его отпустили. Обычно такие «грабители» отделываются легким испугом.
— Раньше шахтеры прямо на месте им устраивали самосуд…
У этой истории оказался хороший конец. Через пару месяцев у машины Питера сдох аккумулятор прямо посреди шоссе. Наконец остановился какой-то парень и дал Питеру прикурить. Угадайте, кто это был? Правильно, тот самый незадачливый серб.
— У нас тут часто происходят всякие неожиданности, — улыбается Питер. — Я больше на него не сержусь, бедолаге просто надо было заработать пару долларов на кусок хлеба.
Когда мы спустились в самый низ, на глубину около десяти метров, то я увидела перед собой вовсе не бальный зал, как ожидала, но помещение достаточно просторное, чтобы сплясать танго, если, конечно, не боишься зацепиться за провода. Шероховатые розовые стены были покрыты неровными полосками, словно узник гигантского роста, запертый в подземелье, царапал их ногтем — этот росчерк сделан отбойным молотком. Мик поднял отбойный молоток, чтобы начать вскрывать породу. Шум отражался от стен, сливаясь с собственным эхом в какофонию. Потом Мик дал попробовать мне. Молоток оказался неожиданно тяжелым, словно держишь на плече мотоцикл. Не желая признаться, что у меня маловато силенок, чтобы управиться с этой штуковиной, я собралась с духом и приставила его к стене. Молоток так резко дернулся, что я чуть было его не выронила.
— Надо держать прямо и при этом вскрывать породу, а не просто водить молотком в воздухе, его не обманешь, — сказал Питер.
Я решила попробовать, и несколько минут порода крошилась и падала к моим ногам. Несмотря на шум и тяжесть отбойного молотка, старатели утверждают, что если приспособиться, то работа в шахте крайне способствует медитации. Обычно ты в шахте один, полностью концентрируешься на текстуре и внешнем виде породы: «Не стала ли она мягче или тверже? Не блеснуло ли что-то вон там, сбоку? Неужели где-то рядом опалы?» Потом мысли начинают скакать наперегонки: «Жила? Розовый? Серый? Цветной? Благородный?» Постепенно теряешь ощущение времени.