Кофе с молоком

После дружеских объятий Каратаев вспомнил обо мне. Обернувшись, сказал:

— Знакомьтесь, это Полина.

Маша сощурилась и медленно протянула:

— Каратаев, да неужто…

Он решительно прервал ее:

— Маша, мы просто проездом, вот, везу Полину в санаторий, мать ее там лечится. Так что можешь напоить нас своим обалденным кофе, и мы помчимся.

Маша с недоверием приподняла брови:

— Саша, что я слышу?! Ты отказался от любви к чудному растворимому напитку со сгущенкой?!

Мы все рассмеялись, а Каратаев почесал в затылке:

— Ну любит человек сладкое, что ж теперь?

Маша подхватила меня под руку и повела в дом:

— Как только ни приучали его к хорошему кофе, ничего не выходит. Зато говорят, что сладкое любят очень добрые люди.

Я кивнула, оглянувшись через плечо на Каратаева:

— Это точно.

Маша накормила нас замечательными треугольными пирожками со страшно острой начинкой, которые они называли самсой, и слойками с сыром, и зеленью. А кофе и в самом деле оказался чудесным.

Тимур сказал:

— Настоящий кофе готовят в песке, иначе он никогда не получится таким вкусным.

Мужчины спустились с веранды и закурили.

Я тихо спросила у Маши:

— А почему Тимур назвал Александра Алексеевича земляком? Он и в самом деле из наших мест?

Маша снисходительно улыбнулась:

— Нет, конечно, Тимур родом из Узбекистана. Это Саша нас перетащил в свои родные места, когда у нас дома беспорядки начались. А земляк — потому что служили вместе. Понимаешь, все, кто служил вместе в горячих точках, себя земляками считают.

— А где они служили?

— На южной границе. Саша — военный инженер-строитель, они там мосты строили, а Тимур у него в части ротным был. Да разве Саша тебе не рассказывал?

— Нет. Он вообще не рассказывал, что служил.

Она вздохнула:

— Они не любят вспоминать об этом. Правда, бывает, сидят за столом, все вроде хорошо, а зайду — лица у обоих пасмурные, водку в руках греют. Знаю: вспомнили ребят погибших, друга своего, Алексея. Они еще с военного училища вместе, пять лет прослужили рядом, а погиб он перед самой демобилизацией.

Каратаев заглянул на веранду:

— Поехали, пора нам.

Маша начала уговаривать его заехать на обратном пути, но он отрицательно покачал головой:

— Назад вернемся другой дорогой, придется заехать в одно место. Юбилей у делового партнера, не годится обижать. Там и заночуем, а завтра — домой.

Тимур пожал ему руку на прощанье:

— Заезжай, братишка, здесь тебе всегда рады. Искандер скучает сильно, узнает, что был — расстроится.

Каратаев кивнул:

— Даст Бог, свидимся.

В машине я спросила:

— А кто это — Искандер?

Он неохотно сказал:

— Сына так назвали. — Покосился на меня и добавил: — В мою честь, между прочим.

Я не удержалась:

— А чего ж не Алексеем?

Он принужденно засмеялся:

— Вот поражаюсь я вашему женскому умению обменяться информацией в рекордно короткие сроки. Ультразвуком вы общаетесь, что ли? Вроде обсуждали рецепт самсы, а вон куда зашли.

Я слегка обиделась, замолчала.

Он вынул сигарету, закурил. Неожиданно продолжил тему:

— Слово мы дали. Если родятся сыновья, назвать в честь друзей. А у Тимура старший сын, и три дочки. — Он засмеялся: — Но надежды исполнить зарок он не теряет, как видно.

Посчитав тему исчерпанной, он прибавил громкость, и дальше ехали молча. Впрочем, не думаю, что он особо прислушивался к радио.

Я позвонила маме, чтобы не свалиться, как снег на голову.

Когда мы подъехали к воротам санатория, мама уже ждала меня там.

Уж не знаю, о чем они беседовали с тетей, но только она внимательно рассмотрела Каратаева.

Он неожиданно церемонно представился ей, уселся в машину, договорившись о том, что вернется за мной в шесть часов вечера, и отбыл, провожаемый нашими взглядами.

Мы с мамой тихо шли по аллее.

Я расспрашивала ее о самочувствии, о соседке по комнате, о том, как их кормят… Мама взяла меня за руку и неожиданно спросила:

— И сколько лет твоему Александру Алексеевичу?

— Сорок два. Но он — вовсе не мой!

Мама грустно улыбнулась:

— Мне он тоже понравился. Я понимаю, он старше, от него исходит уверенность в себе, опять же немалую роль в этой уверенности играют руководящее положение, дорогая одежда и машины, его деньги…

Я оскорбленно завопила:

— Мама, что же я, по-твоему, из-за денег? И вообще, вы с тетей все-таки все неправильно поняли. Ему до меня и дела нет! Он со мной и не разговаривает никогда, и видимся мы только по необходимости…

Она кивнула:

— Это означает только одно: он тоже понимает, что тебе не пара. Он, наверное, и в самом деле очень хороший человек, этот Каратаев.

Упавшим голосом я подтвердила:

— Очень.

Мама улыбнулась мне:

— Ты же знаешь, что мы с Ириной хотим, чтобы ты была счастлива. Ты уже достаточно взрослая, чтобы сама распоряжаться своей судьбой, но житейского опыта у тебя нет вовсе. Я очень надеялась, что ты встретишь и полюбишь своего сверстника, у вас будут общие воспоминания, вы будете вместе взрослеть. И, может быть, у меня будет внучка, похожая на тебя…

Я умоляюще попросила:

— Мамочка, давай не будем об этом, ладно? Ничего непоправимого в моей жизни не случилось, и я тебе первой расскажу, если будет что. Договорились?

Мама кивнула мне и вздохнула:

— Ну, кому же счастье, как не тебе, девочка…

Мы погуляли с мамой в парке, а потом устроились в беседке около пруда. Лебеди и дикие утки подплывали к самой кромке воды, и мы бросали им кусочки хлеба. Утки затеяли веселую возню у берега, и мы смеялись, наблюдая за ними.

Мама отправилась на очередные процедуры, а я осталась ждать ее у главного крыльца лечебного корпуса.

До назначенного времени оставался почти час, но около ворот я заметила знакомую машину. Впрочем, Каратаева в ней не было.

Повернув назад, я увидела его дружески беседующим с высоким крупным мужчиной, но подходить не стала. К этому моменту ко мне вышла мама. Она тоже заметила Каратаева и сказала, кивнув на его спутника:

— Это директор санатория. Представь, он сам меня смотрел и сделал все назначения.

Каратаев, наконец, увидел, что мы рассекретили его присутствие, и простился со спутником, дружески пожав ему руку.

Подойдя к нам, объяснил:

— Однокурсник нашего Михаила Андреевича. Я приехал чуть раньше, чтобы вручить ему подарок от друга.

Мама улыбнулась:

— Пожалуйста, передайте от меня привет Михаилу Андреевичу. Мне гораздо лучше, и лечение явно идет на пользу. Правда, очень скучаю за девочками, но телефонная связь здесь хорошая, и мы каждый день перезваниваемся.

Мы подошли к машине, и мама повернулась к Александру Алексеевичу:

— Спасибо вам за все. За помощь Полинке, за внимание ко мне…

Каратаев исподлобья глянул на нее, и решительно прервал:

— Екатерина Васильевна, давайте все-таки объяснимся: Полина у нас работает больше полугода, и никто о ней худого слова не скажет. То, что я делаю для Полины, сделал бы для любого работника, которому нужна моя помощь. В бюджете предприятия для этого заложены определенные средства, например, ваше пребывание в санатории мы оплатили за счет средств социального страхования. А Полина у нас на хорошем счету. Понимаете, мы на работе проводим иногда больше двенадцати часов в сутки, и хочется, чтобы люди, которые находятся рядом, были тебе симпатичны, чтобы у них было все хорошо. Уверяю вас, работать так значительно легче. Так что особых своих заслуг не вижу, и благодарность вашу принимаю, но не только на свой счет. — Он посмотрел мне в глаза и строго сказал: — Я немного знаю вашу дочь, и мне не хотелось бы, чтобы она отрастила непомерное чувство благодарности.

Мы с мамой переглянулись, и я первой прыснула, представив себе эту отросшую благодарность в виде лосиных рогов.