Страница 42 из 68
Самого доминиканца Юлиана, кажется, первого европейца, побывавшего во владениях Бату, нельзя назвать дипломатом. Во-первых, его целью было найти «Великую Венгрию» и обратить ее жителей в христианство, заодно убедив признать власть короля Белы; лишь прибыв на Волгу, Юлиан выяснил, что сородичи венгров уже были вынуждены признать другой сюзеренитет — властителя Улуса Джучи. Во-вторых, Юлиан к самому Бату не попал: его не пустили дальше передовых застав монгольских владений. Но и тут чиновники Бату столь успешно внушили Юлиану страх перед монгольским оружием, убедили его в своей многочислености и воинском опыте, что тот со спокойной совестью сообщил по возвращении в Венгрию в 1238 г.: «В войске у них с собою 240 тысяч рабов не их закона и 135 отборнейших [воинов] их закона в строю», хотя, как уже отмечалось выше, эта цифра мифическая. В описании венгерского доминиканца монгольское войско предстает некоей военной машиной: «Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Других же поселян, менее способных к бою, оставляют для обработки земли, а жен, дочерей и родственниц тех людей, кого погнали в бой и кого убили, делят между оставленными для обработки земли, назначая каждому по двенадцати или более, и обязывают тех людей впредь именоваться татарами. Воинам же, которых гонят в бой, если даже они хорошо сражаются и побеждают, благодарность невелика; если погибают в бою, о них нет никакой заботы, но если в бою отступают, то безжалостно умертвляются татарами» [Юлиан 1996, с. 29, 31]. Безусловно, сам Юлиан, не ставший свидетелем ни одного сражения, не мог создать такого описания на основании собственных впечатлений — это ему могли рассказать либо пережившие набеги монголов булгары и жители «Великой Венгрии», либо сами монголы. Вторбе представляется более правдоподобным: во-первых, в сообщении встречаются специфические детали, которые вряд ли отметили бы беженцы, а во-вторых, уж очень выгодным для Бату было подобное представление европейцев о монгольской армии! Вполне вероятно, что общавшиеся с Юлианом монгольские чиновники целенаправленно старались создать гиперболизированное представление о монгольских войсках с целью деморализовать будущего противника.
Странно, что внимание историков, с готовностью поверивших в «Альфреда фон Штумпенхаузена», практически не привлекла личность, гораздо более достоверная и, вероятно, сыгравшая не последнюю роль в дипломатии Бату. Речь идет о рыцаре Бодуэне де Гэно, уроженце Фландрии, который состоял на службе у константинопольского императора Бодуэна II де Куртенэ. Только у Н. М. Карамзина встречаем сообщение: «При дворе сына Батыева, Сартака, жил один из славных Рыцарей Храма, и пользовался доверенностию Моголов, часто рассказывая им о Европейских обычаях и силе тамошних Государей» [Карамзин 1992, с. 37] [22]. Чтобы содействовать заключению мира между кипчаками и Романией, де Гэно женился на кипчакской княжне и приобрел «связи» в степном мире. Вильгельм де Рубрук, встречавшийся с ним в Константинополе, сообщает, что Бодуэн Гэно виделся с Сартаком, сыном Бату, а затем предпринял путешествие в Каракорум [Вильгельм де Рубрук 1997, с.110, 150, прим. 62 на с. 396; ср.: Языков 1840, с. 134]. Надо полагать, что совершить это путешествие его заставил Бату, который отправлял к великому хану всех своих вассалов и иностранных посланников.
Возможно, историки не пытаются исследовать дипломатическую деятельность Бату потому, что европейские посланники к монголам, сведения о которых дошли до нас, проезжали через его двор к великому хану, и Бату воспринимался только как «передаточное звено». Подобное представление о роли Бату было бы ошибочным. Во-первых, и у Иоанна де Плано Карпини, и у Вильгельма де Рубрука была четкая задача доехать именно до владений Бату. Первому было поручено посетить первого монгольского военачальника, который ему встретится. Второй не собирался путешествовать в Каракорум, поскольку намеревался распространять христианство среди монголов при поддержке Сартака, сына Бату, про которого в Европе ходили слухи, что он христианин. И только повеление Бату заставило обе миссии отправиться в далекую Монголию. Почему же наследник Джучи принял такое решение?
Иоанна де Плано Карпини без преувеличения можно назвать одним из выдающихся европейцев того времени. Это был сподвижник Франциска Ассизского, высокообразованный ученый, в течение долгих лет исполнявший обязанности главы францисканского ордена в Германии (с 1228 г.), опытный политик и дипломат. Брат Иоанн, по мнению пославшего его папы римского Иннокентия IV, должен был с успехом решить поставленную перед ним задачу — «обследовать все в совокупности и тщательно осмотреть каждую подробность»: то есть фактически высокопоставленный посланец папы был шпионом! [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 36; см. также: Христианский мир 2002, с. 18]. Это прекрасно понимал Бату, и его не ввели в заблуждение декларации францисканца о том, что они «послы господина папы, который... посылает нас как к царю, так к князьям и ко всем татарам, потому что ему угодно, чтобы все христиане были друзьями татар и имели мир с ними... увещевает принять их как через нас, так и своей грамотой, чтобы они стали христианами и приняли веру Господа нашего Иисуса Христа» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 70].
Прежде всего наследник Джучи принял меры, чтобы по сланцы Рима постоянно находились под наблюдением, которое осуществлял «его управляющий Елдегай» (Элдэкэ), имевший большой опыт общения с иностранцами. Несомненно, ему был отдан приказ показывать и рассказывать любопытным францисканцам только то, что хотел показать и рассказать Бату, и Элдэкэ хорошо справился с поручением: в своих записках оба францисканца много внимания уделяют богатству правителей «тартар», высокой боеспособности и дисциплине армии, «изумительной власти вождей». Подозреваю, что вся информация, которую посланцы папы получили от монгольских чиновников и отразили в своих отчетах, была передана им по приказу Бату. А сами францисканцы, похоже, полагали, что им удалось выведать самые главные секреты врагов, которые помогут европейским народам в дальнейшем побеждать «тартар»! Несомненно, и сведения о воинских соединениях Улуса Джучи, которые стали известны брату Иоанну, были подброшены ему «осведомителями» Бату и Элдэкэ: уж очень внушительными выглядят силы монголов в изложении францисканца! Так, например, у одного только Курумиши, который был «самым младшим среди других» и вряд ли имел под командованием более одного тумена, Плано Карпини указывает 60 000 воинов! [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 72].
Ставка правителя Улуса Джучи поразила братьев-францисканцев роскошью. «А этот Бату живет с полным великолепием, имея привратников и всех чиновников как и император их», — пишет брат Иоанн. Францисканцев заранее обучили всем ритуалам: их заставили пройти между огней, Предупредили о недопустимости наступать на порог юрты, необходимости стоять перед Бату только на коленях. Им демонстрировали суровые меры безопасности, принимавшиеся при охране шатра правителя: «Никакой посторонний человек не смеет подойти к его палатке, кроме его семейства, иначе как по приглашению, как бы он ни был велик и могуществен, если не станет случайно известным, что на то есть воля самого Бату». Поразить воображение «нищих» миноритов должны были роскошь и в буквальном смысле слова китайские церемонии при дворе Бату: «На средине, вблизи входа в ставку, ставят стол, на котором ставится питье, и ни Бату, ни один татарский князь не пьют никогда, если перед ними не поют или не играют на гитаре. И когда он едет, то над головой его несут всегда щиток от солнца, или шатерчик, на копье, и так поступают все более важные князья татар и даже жены их» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 73].
Брат Иоанн сообщает интересные сведения о личности Бату. Прежде всего францисканец отмечает, что он «очень проницателен и даже весьма хитер на войне, так как сражался уже долгое время». Кроме того, «Бату очень милостив к своим людям, а все же внушает им сильный страх; в бою он весьма жесток» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 73]. Несомненно, францисканцу и об этих чертах характера Бату рассказали его приближенные. А вот «страх» мог подметить и сам брат Иоанн: действительно, приказы наследника Джучи выполнялись всеми подчиненными, включая и собственных братьев Бату, быстро и беспрекословно. Ни в одном источнике не сообщается, что кто-то из родичей или приближенных вступил в конфликт с Бату или изменил ему, следовательно, преемник Джучи и в самом деле имел способность внушать уважение и почтение, которые папский посланец определяет как «страх». Сам наследник Джучи своим поведением существенно отличался от собственных приближенных. Вильгельм де Рубрук, общавшийся с ним через несколько лет после брата Иоанна, отмечает, как в ответ на одну его фразу Бату «скромно улыбнулся, а другие моалы начали хлопать в ладоши, осмеивая нас» [Вильгельм де Рубрук 1997, с. 117; ср.: Языков 1840, с. 141-142]. Под «скромностью» францисканец подразумевал сдержанность Бату, ибо внуку Чингис-хана, сыну Джучи и властителю огромного улуса не приличествовало бурно выражать своих чувств, как это делали его приближенные!
22
В Интернете (http://teladim.xost.ru/site.bod.html) выложена статья самарского историка-религиоведа К. Серебренитского «Секретная миссия Бодуэна де Геннегау». Автор статьи попытался на основании косвенных свидетельств не только проанализировать дипломатическую деятельность мессира Бодуэна, но и восстановить его родословную, выводя его происхождение от графов Фландрии, а самого Бодуэна причисляя к ордену тамплиеров. Мои попытки связаться с автором Статьи или обнаружить ее печатную версию оказались неудачными.