Страница 120 из 130
Бытия) не подчинены внутренней иерархии препотентности, с точки зрения
статистики все они равно важны и равно насущны для человека. Мне
представляется полезным сформулировать то же самое несколько иным
образом: каждый человек сам выбирает приоритеты для себя, сам
выстраивает свою собственную иерархию метапотребностей, сам определяет
меру насущности в соответствии со своими талантами, темпераментом,
умениями, возможностями и т. д. И если для одного человека красота
дороже правды, то для его брата столь же непреложным может оказаться
абсолютно противоположное отношение к этим высшим ценностям.
XVII
Похоже, любую из сущностных, высших ценностей можно исчерпывающе
описать в терминах других высших ценностей. Может быть, на самом деле
мы имеем дело с неким единством, которое при рассмотрении с разных
точек зрения представляется нам разнообразными высшими ценностями.
Иногда у меня складывается впечатление, что любую из высших ценностей
можно точно и целиком описать, пользуясь терминами иных высших
ценностей. То есть, для описания правды можно сказать, что в ней
должна быть красота, что она должна выражать добродетель, должна быть
совершенной, точной, простой, упорядоченной, справедливой,
адогматичной, понятной, всеобщей, преодолевшей дихотомию, вольной и
забав-
Теория мепгамотивации: биологические корни высших ценностей
339
ной. (Формула: <Клянусь говорить правду, всю правду, и ничего кроме
правды> с моей точки зрения лишена всякого смысла.) Описание красоты
не будет полным, если мы не скажем, что она должна быть правдивой,
благой, совершенной, исполненной жизнеутверждения, простой и т. д.
Порой мне начинает казаться, что мы имеем дело с неким магическим
кристаллом, а высшие ценности - лишь грани его.
XVIII
Ценностная жизнь (духовная, религиозная, философская, аксиологическая
и т. д.) - один из аспектов человеческой биологии и находится в одном
континууме с <низшей> животной жизнью (не отделена от нее, здесь нет
дихотомии, взаимного исключения). Возможно, поэтому понятие
<человеческий род> настолько широко, что не вмещается в
культурологические рамки. Культура в данном случае служит лишь
спусковым механизмом, триггером для реализации человеческих потенций.
Все говорит за то, что так называемая духовная или <высшая> жизнь
человека протекает в той же реальности (то есть определяется теми же
качествами вещей и явлений), что и плотская, телесная жизнь, животная
жизнь, материальная и <низменная>. Духовная жизнь - лишь проявление
биологической жизни, <высшее> проявление, но не стороннее, не
<внечеловечес-
кое>.
Духовная жизнь человека неразрывна с его сущностью. Духовное является
основной характеристикой человеческой натуры, определяет меру его
вочеловеченности. Оно является неотъемлемой частью настоящего <Я>,
частью идентичности человека, его внутреннего ядра, его видовой
принадлежности, его вочеловеченности. Насколько человек окажется
способным к самовыражению, насколько он спонтанен, настолько же он
проявит и реализует свои метапотребности. Раскрывающая, даоистичная,
экзистенциальная терапия, логотерапия (34), техники <онтогогики> (20)
призваны вскрывать и усилить не только базовые потребности человека,
но и его метапотребности.
Глубинная психодиагно стика и психотерапевтические техники в конечном
итоге придут к необходимости искать и находить в человеке
метапотребности. Парадокс здесь заключается в том, что <высшая
природа> человека одновременно является и его <глубинной природой>.
Жизнь ценностная и жизнь животная - не две отдельные реальности, как
считают религиозные Мыслители и философы, как считает классическая,
имперсональная наука. Духовная жизнь (созерцательная, <религиозная>,
философская или ценностная жизнь) находится непосредственно под
юрисдикцией человеческого разума, стремление к ней послушно
человеческой воле. Классическая безоценочная наука, следуя
физико-химическому подходу к реальности, отлучила от нее духовное, но
новая гуманистическая наука готова принять высшее и
духовное как предмет изучения и исследования. Такое расширенное
понимание науки легитимизирует научные проблемы, взывающие к
исследованию, введет в круг научного познания вечные истины,
абсолютные истины, высочайшие ценности и т. д., не отрываясь при этом
от реальности и <есте-
ственнонаучности>, базируясь на фактах, а не на пристрастиях, на
человеческом, а не на сверхъестественном.
С практической точки зрения нельзя не отметить, что эти проблемы
труднее поддаются исследованию. Низшая жизнь препотентна высшей, а это
значит, что человек живет высшим во многом с позволения низшего.
Необходимые предпосылки для высшей жизни чрезвычайно многочисленны.
Речь идет не только об удовлетворении всей иерархии базовых
потребностей, но и о разнообразнейших <хороших условиях> (85),
необходимых для того, чтобы высшая жизнь стала реальностью. Требует
улучшения то, что мы называем <окружающей средой>, человек должен
освободиться от гнета экономических проблем, ему должна быть
предоставлена широкая свобода выбора и обеспечены условия,
способствующие реальному и эффективному выбору, необходимы более
синергичные социальные институты (83) и т. д. От ученых требуется
большая осторожность - мы пока не вправе говорить о равновероятности и
достижимости высшей жизни для любого человека, речь может идти только
о принципиальной возможности ее.
Считаю нужным пояснить свой тезис о надкультурном характере
метамотивации. Я утверждаю, что метамотивация является достоянием
человеческого вида, но сит общечеловеческий характер и не определяется
принадлежностью человека к той или иной культуре. В этом вопросе мне
часто приходилось встречать недопонимание, поэтому я попытаюсь иначе
сформулировать свою точку зрения: мне представляется, что
метапотребности имеют инстанктоподобную природу, то есть наследуемый,
общий для вида, характер. Но это справедливо до тех пор, пока речь
идет об их существовании в потенции, о неактуализированных
метапотребностях. В деле их актуализации роль культуры несомненна и
непреложна, но мы знаем, что культура не всегда добивается этой цели,
и это можно сказать о большинстве культур на любом отрезке истории
человечества. Именно поэтому у меня появилась необходимость в неком
надкультурном факторе, факторе, стоящем вне культуры и выше нее,
способном измерить, насколько та или иная конкретная культура
способствует или препятствует самоактуализации человека, его
вочеловеченности, его метамотивированности (85). Мы знаем, что
культура может быть как синергична биологической сущности человека,
так и антагонистична ей, - то есть культура и биология в принципе не
противопоставлены друг другу
Можно ли на этом основании утверждать, что каждый человек стремится к
высшей жизни, к высшим ценностям? Здесь мы сталкиваемся с