Не повторяй ошибок

— Мы найдем способ, Миранда. И ты уже догадываешься какой.

— Я ни о чем не догадываюсь. Передо мной — темнота.

— Вспомни, и тогда во тьме забрезжит огонек. Мы несколько раз оказывали величайшую услугу друг другу — спасали жизнь!

— И что?

— Жизнь — тот огонек. Руке с того света трудно до него дотянуться и погасить.

Они притормозили у дверей больницы, и уже не осталось времени для разговоров.

Сет приподнялся со стула, придвинутого к кровати Бонни, встречая их.

— Я уже собрался звонить вам. До сих пор она спала спокойно, но недавно мне послышался какой-то непонятный звук, и Бонни открыла глаза, хотя и не проснулась. И так все продолжается до сих пор. Взгляните сами!

Колин Дэниэлс. отец Сета, подтвердил слова сына.

— У меня достаточный врачебный опыт, но подобный случай я наблюдаю впервые. Ее пульс и кровяное давление в норме, зрачки и рефлексы — также.

Он хмуро посмотрел на Миранду.

— Я кое-что слышал о ее уникальных способностях, о том, чем занималась сегодня Бонни и что ей удалось сделать. Я могу понять, что такое деяние опустошило ее, забрало много энергии, но… — Он сделал паузу, не решаясь продолжить и не будучи уверенным в своем выводе. — Но здесь нечто иное.

— Конечно, иное. Ее тело в полном порядке, Колин, — заверила врача Миранда.

Она приблизилась к кровати Бонни, но Бишоп перехватил ее руку, потянувшуюся к сестре:

— Позволь мне.

Оба они были телепатами, но раньше они имели дело с излучениями живого мозга и не были медиумами, способными уловить то, что за гранью.

Но ведь на кого-то надо положиться, когда судно терпит крушение.

Бишоп сжал в руке запястье Бонни, и мгновенно его лицо так осунулось, что кожа туго обтянула кости.

— Он здесь, будь он проклят! Он проник…

Сет недоуменно спросил, отказываясь верить, что это не спектакль, разыгрываемый внезапно свихнувшимися взрослыми людьми:

— Куда проник? В голову Бонни? Кто?

— Ее давний враг, — объяснила Миранда. — Он долго ждал своего часа… Ты был с нею рядом. Расскажи в подробностях, как это случилось.

Миранда была не только сестрой Бонни, но и шерифом. Сет особо отчетливо осознал это в данный момент. Он собрался с мыслями:

— Я давно ощущал, что здесь что-то неладно… И чертова доска возвращалась из кладовой, словно преследуя ее. Я подумал, что Бонни подшучивает надо мной, использует какие-то фокусы. Я не верил ей… И мне стыдно, что я вел себя по-дурацки.

— Не вини себя, Сет. Против нас выступает сила, о которой мы мало что знаем. Может быть, Бонни, если ей хватит…

— Что? — встрепенулся юноша, готовый, кажется, отдать все.

— Нет… К сожалению, твоя кровь не требуется. Может быть, поможет нечто другое… твоя симпатия к ней, твоя воля.

— Объясните мне. — Сет совсем растерялся. — Что за загадки вы мне загадываете?

— Чтобы не солгать, я лучше промолчу, — ответил старший Дэниэлс. — Я в этом полный профан.

— Кто же может ее спасти?

Чистый, исполненный недоумения взгляд юноши, познавшего еще не любовь, а влюбленность, а потому тем более яростного в своей страстности, окинул лица окружающих его взрослых, многоопытных людей, сталкивавшихся и с психозами, и со смертью.

— Никто из вас не может? Даже ты, папа?

— Я всего лишь врач, — откликнулся доктор Дэниэлс. — Вероятно, есть многого такого, что находится за пределами познания обычной медицины.

Глаза Сета, устремленные на отца, выражали удивление, разочарование в своем прежнем кумире и печаль, которая не могла оставить равнодушными тех, кто наблюдал за юношей.

Первым не выдержал Бишоп.

— Я попытаюсь, — пообещал он Сету, далеко не уверенный в своих силах, сомневаясь, не заронил ли впустую в мертвенный пепел маленькую искорку надежды.

Он крепко стиснул тонкие пальцы Бонни.

— Я воевал с ним прежде. Я проникал в его мозг, предугадывал его поступки, я был им какое-то время, жуткое время, когда мы слились, сплавились в единую личность. Я смог убить его — уничтожить физически. Я смогу убить его еще раз… там, за пределом.

— Но у тебя не хватит сил на повторный уход. Я знаю, я это чувствую… — Миранда старалась убедить Бишопа, раздираемая одновременно страхом за сестру и любимого мужчину. — После того, что было сегодня, после твоего возвращения.

— Выбора нет. С твоей поддержкой я справлюсь, — пообещал он.

— Наша связь очень слаба, мы почти не слышим друг друга, — напомнила ему Миранда.

Он посмотрел на нее, и неожиданно слабая улыбка, подобная солнечному зайчику, озарила его похожее на гипсовую маску, рассеченное шрамом лицо.

— Я верю, что у тебя найдется дополнительный источник энергии, как водолаз верит, что ему успеют подать кислород, даже если оборвется главный шланг.

Он был готов погрузиться в темную глубину, и только Миранда оставалась для него связующей нитью с этим миром.

— Сопровождай меня, Миранда, до границы. Оставайся там и жди, — попросил Бишоп и… ушел.

Ничего вроде бы не произошло. Бишоп не закатывал глаза, не дергался в конвульсиях, улыбка оставалась на его лице. И грудь его, вдохнувшая воздух лишь на мгновение, оставалась неподвижной перед выдохом.

Но это были последние его вдох и выдох. Он умирал, уходил, погружался в бездну, скатывался по склону в пропасть смерти, а Миранде предстояло нащупать в окружающей ее, не имеющей никаких границ пустоте спасительные ниточки, чтобы вернуть его обратно.

«Ты здесь, ты на страже, любимая», — донесся до нее далекий зов.

«Я на страже», — подтвердила она.

«Он сопротивляется… Он силен… Поддержи меня. Заставь его сконцентрироваться на мне и возьми на себя защиту Бонни».

«Я так и сделаю», — успокоила его Миранда.

— Пожалуйста, положи руки на голову Бонни, — попросила она Сета. — Скорее, скорее!

— Что? — воскликнул Сет изумленно, но отец властно направил его руку и прижал ее ко лбу Бонни.

— Не спрашивай, подчиняйся.

Сету показалось, что он коснулся льда. Живая кожа не могла источать такой холод.

— Терпи… Помоги ей… — приказал старший Дэниэлс сыну.

Он был слишком любознателен, чтобы с позиций своего медицинского опыта свысока воспринимать все происходящее, как спектакль, разыгрываемый безумцем. Ему было интересно то, что происходило в мозгу Миранды и агента ФБР.

Где-то в глубинах сознания этой пары, обладающей сверхчеловеческими способностями, развертывалось сражение не на жизнь, а на смерть. Бишоп подавал какие-то неуловимые для простых смертных сигналы, Миранда их воспринимала. Все это продолжалось не более двух секунд.

Дэниэлс хотел бы, но не успел засечь время, как обычно делал при любом эксперименте или операции. Никакое воображение не помогло бы ему воочию представить себе, что творилось в загробной темноте: мелькали кадры, словно из мультфильмов, — зло и добро в виде каких-то темных и светлых сгустков. Может быть, так все и взаправду происходило.

Взрослый, умудренный опытом врачебной практики мужчина заставил себя, тряхнув головой, отрешиться от навязчивых видений, которые, как на экране, устроили жуткую пляску на белой с гене больничной палаты. Он не мог позволить своей фантазии настолько разыграться.

Доктор с тревогой посмотрел на Сета — захлестнули ли такие же галлюцинации его трезвомыслящего сына — и, увидев, как тот указывает дрожащей рукой на Бишопа и Миранду, вспомнил прочитанные когда-то описания казни преступников на электрическом стуле, то, как корчится тело под воздействием сверхмощного тока, как меркнут лампы в соседних тюремных камерах, потому что вся энергия забирается на убийство… но чего? Тела или души?

Вместе с невидимым нечто такую же пытку принимали на себя и Бишоп с Мирандой. И когда эти страшные мгновения истекли, Дэниэлс ощутил запах озона, будто в комнате разрядилась шаровая молния. Потом, опять же через мимолетный, не поддающийся фиксации промежуток времени, его сознание прояснилось, и он увидел трех больных, трех пациентов, которых надо срочно спасать, — Миранду, Бишопа и Бонни. В каждом из них лишь теплилась искорка жизни, малый остаток энергии. Сет понял отца без слов и стал нажимать кнопки экстренной помощи, вызывая больничный персонал.