Гипнотизер

— Проверим, когда вскроем ее, — сказал Нолен.

— Она сопротивлялась, — заметил Йона.

— Я думаю, что сначала она активно защищалась, — ответил Нолен. — На ладонях раны. Но потом, пытаясь спастись, она просто прикрывалась.

Нолен поймал взгляд молодого медика.

— Посмотри повреждения на руках, — предложил он.

— Раны, как при защите, — пробормотал Йона.

— Верно.

Йона нагнулся и заметил коричневатые пятнышки в открытых глазах женщины.

— Смотришь на солнышки?

— Да…

— Они проявляются только через несколько часов после смерти, а иногда и через несколько суток, — сказал Нолен. — Под конец чернеют. Это из-за того, что давление в глазницах падает.

Нолен взял с полки молоточек для проверки рефлексов и попросил Фриппе проверить идиомускулярную опухоль. Молодой медик стукнул по бицепсу женщины и пощупал мышцу после сокращения.

— Минимальная, — сказал он Йоне.

— Обычно так бывает через тридцать часов, — объяснил Нолен.

— Мертвые не совсем умерли, — вздрогнул комиссар. Ему почудилось, что вялая рука Катьи Эк шевельнулась.

— Mortui vivos docent — мертвые улыбаются живым, — ответил Нолен и улыбнулся, вместе с Фриппе переворачивая ее на живот.

Он указал на красно-коричневые пятна, расплывшиеся на ягодицах, пояснице и руках мертвой:

— Трупные пятна слабо проявляются, если жертва потеряла много крови.

— Это понятно.

— Кровь тяжелая, и когда человек умирает, давление в теле перестает поддерживаться, — объяснил Нолен Фриппе. — Это очевидно. Но кровь течет вниз, скапливается в низших точках и часто видна там, где труп контактировал с поверхностью, на которой лежал.

Он надавил большим пальцем на пятно на ноге, и оно почти исчезло.

— Вот видишь… Их можно убирать еще почти сутки после смерти человека.

— Кажется, я видел пятна на бедрах и на груди, — с сомнением в голосе сказал Йона.

— Браво. — Нолен посмотрел на него с немного удивленной улыбкой. — Не думал, что ты их заметишь.

— После смерти она лежала на животе, пока ее не перевернули, — по-фински сдержанно заметил Йона.

— Я бы предположил — два часа.

— Значит, убийца оставался два часа, — стал рассуждать комиссар. — Или же он либо кто-то еще вернулся на место преступления и перевернул ее.

Нолен пожал плечами:

— Я еще далеко не готов делать выводы.

— Можно спросить кое-что? Я заметил, что одна из ран на животе похожа на кесарево сечение…

Медики снова перевернули тело.

— Ты имеешь в виду вот это?

Нолен указал на длинный разрез, шедший вниз от пупка на пятнадцать сантиметров.

— Да, — подтвердил Йона.

— Я еще не успел осмотреть все раны.

— Vulnera incisa s scissa, [4]— сказал Фриппе.

— Да, похоже, что это резаная рана, говоря по-нашему, — подтвердил Нолен.

— Не колотая, — уточнил комиссар.

— Учитывая ровную форму и то, что здесь поверхность кожи не тронута…

Нолен указал на рану, и Фриппе нагнулся посмотреть.

— Да…

— Края, — продолжил Нолен. — Их не пережимали специально, чтобы избежать кровотечения, но…

Он внезапно замолчал.

— В чем дело? — спросил Йона.

Нолен посмотрел на него странным взглядом:

— Этот разрез сделан после смерти.

Патологоанатом стянул перчатки.

— Надо посмотреть, что там с компьютерной томографией, — нервно сказал он и подошел к компьютеру, стоящему на столе возле двери.

Нолен вывел на экран две трехмерные картинки, подумал и поменял угол.

— Рана как будто доходит до матки, — прошептал он. — Она, похоже, следует за старым рубцом.

— Старым? Что ты имеешь в виду? — спросил Йона.

— Разве не видишь? — улыбнулся Нолен и снова повернулся к телу. — Шрам после кесарева сечения.

Он указал на вертикальную рану. Йона нагнулся, чтобы рассмотреть получше, и увидел, что рана тянется вдоль тонкой ниточки старого бледно-розового шрама — давно зарубцевавшегося шрама от кесарева сечения.

— Но ведь в момент гибели она не была беременна? — спросил Йона.

— Нет, — усмехнулся Нолен и поправил пальцем очки.

— Мы имеем дело с убийцей с квалификацией хирурга?

Нолен покачал головой. Йона подумал, что кто-то убил Катью Эк с дикой, неистовой жестокостью. Через два часа убийца вернулся, перевернул ее на спину и разрезал старый шрам от кесарева сечения.

— Посмотри, нет ли чего-то подобного на других трупах.

— Искать такие разрезы в первую очередь? — спросил Нолен.

— Да, думаю, да.

— Ты в этом не уверен?

— Уверен.

— Значит, ты хочешь, чтобы мы искали в первую очередь всё.

— Ну, примерно так, — улыбнулся Йона и вышел из зала.

Садясь в машину, комиссар почувствовал, что мерзнет. Он завел мотор, выехал на Ретциусвег, включил обогреватель и набрал номер главного окружного прокурора, Йенса Сванейельма. Тот ответил:

— Сванейельм.

— Это Йона Линна.

— Доброе утро… Я как раз только что говорил с Карлосом — он предупредил, что ты позвонишь.

— Трудновато пока сказать, что у нас есть.

— Ты сейчас в машине?

— Только что закончил с судебными медиками, собираюсь заехать в больницу. Надо обязательно поговорить с выжившим мальчиком.

— Карлос объяснил мне ситуацию, — сказал Йенс. — Хорошо бы поторопиться. Профайлеры уже работают?

— Одного профайлинга недостаточно, — ответил Йона.

— Да, я знаю. Согласен с тобой. Если мы хотим хоть как-то защитить старшую сестру, необходимо поговорить с мальчиком. Только так.

Йона вдруг увидел фейерверк, совершенно беззвучный. Голубые звезды разлетелись над крышами Стокгольма.

— Я связался с… — продолжил Йона и откашлялся. — Я связался с Сусанной Гранат из социальной службы, а еще думаю взять с собой Эрика Барка. Он специалист по шоковым состояниям и травмам.

— Все своим чередом, — успокаивающе сказал Йенс.

— Тогда я еду прямо в нейрохирургию.

— Я так и подумал.

Глава 6

Симоне что-то разбудило еще до того, как на ночном столике рядом с Эриком зазвонил телефон.

Эрик промычал что-то про шарики и серпантин, взял трубку и вышел из спальни.

Закрыл дверь, прежде чем ответить. Голос через стену казался мягким, почти ласковым. Через несколько минут Эрик проскользнул в спальню, и Симоне спросила, кто звонил.

— Какой-то полицейский… комиссар, я не расслышал, как его зовут, — ответил Эрик и объяснил, что ему придется поехать в Каролинскую больницу.

— Спи, Сиксан, — прошептал он и вышел из комнаты.

Ночная рубашка закрутилась вокруг тела и натянулась на левой груди. Симоне поправила ее, перевернулась на бок и стала слушать, как Эрик ходит по коридору.

Он оделся, порылся в гардеробе, ища что-то, вышел из квартиры и запер дверь. Через пару минут Симоне услышала, как за ним хлопнула дверь подъезда.

Симоне долго лежала в кровати, безуспешно пытаясь заснуть. Она подумала, что разговор Эрика был мало похож на беседу с полицейским — слишком не по-деловому звучал голос. А может быть, Эрик просто устал.

Симоне наведалась в туалет, выпила йогурта и снова легла. Вспомнила о том, что произошло десять лет назад, и больше уже не могла уснуть. Полежала с полчаса, потом села, зажгла свет и взяла телефон. Посмотрела на дисплей, нашла последние входящие звонки. Симоне подумала, что следовало бы выключить свет и спать, но вместо этого набрала номер. Три гудка. Потом что-то щелкнуло, и она услышала женский смех совсем рядом с трубкой.

— Эрик, перестань, — весело сказала женщина. Потом голос прозвучал ближе: — Даниэлла.

Симоне слышала, как женщина подождала, потом устало, с вопросительной интонацией произнесла «алоха» и отключилась. Симоне сидела, уставившись на телефон. Она пыталась сообразить, зачем Эрик сказал, что звонил полицейский, мужчина-полицейский. Симоне хотела найти этому подходящее объяснение, но не могла не думать о том, что произошло десять лет назад, когда она вдруг обнаружила, что Эрик обманывает ее, что он врет ей в лицо.

4

Рана, нанесенная ножницами (лат.).