Страница 2 из 7
Она широко зевнула и снова повторила свое «Да?», но я все никак не мог заговорить. Думаю, я пялился на нее, раззявив рот, как деревенский мальчишка. Не забывайте, это было три месяца назад, а за последние пятнадцать лет у меня не было ни одного приступа. С тех пор как мне исполнилось четырнадцать.
Она была чуть выше пяти футов и весила около сотни фунтов [Примерно 152 см и 45 кг.], у нее немного выпирали ключицы и икры выглядели слишком тощими. Но это было нормально. Абсолютно нормально. Добрый Господь знал, где нужно прибавить мясца и где оно действительнопойдет на пользу.
— О, боже мой! — вдруг рассмеялась она. — Входите. Я не привыкла к таким ранним визитам, но… — Она открыла сетчатую дверь и сделала приглашающий жест. Я переступил через порог, и она закрыла обе двери, причем основную заперла.
— Простите, мэм, — сказал я, — но…
— Все в порядке. Только я сначала должна выпить кофе. Проходите туда.
Я прошел через крохотный холл в спальню, тревожно прислушиваясь к шуму воды на кухне. Я вел себя как последний болван. И после такого начала я решил быть с ней жестким и твердым — что-то мне подсказывало, что именно таким и надо быть. Не знаю почему, до сих пор не знаю. Но я чувствовал это с самого начала. Перед вами дамочка, получившая все, что желает, и к черту ярлыки.
Хотя нет, черт побери, все это эмоции. Ведет она себя правильно, у нее здесь довольно мило. Я решил предоставить инициативу ей, во всяком случае, на первых порах. А почему бы нет? Я случайно посмотрел в зеркало на туалетном столике и понял, почему нет. Я понял, что не имею на это права. Верхний ящик туалетного столика был приоткрыт, а зеркало было немного наклонено. Шлюхи — это одно, а шлюхи с оружием — совершенно другое.
Я достал из ящика автоматический пистолет тридцать второго калибра как раз в тот момент, когда она вошла в комнату с подносом в руках. Ее глаза недобро блеснули, и она с шумом поставила поднос на стол.
— Что вы тут делаете? — возмутилась она.
Я отогнул полу пиджака и показал бляху.
— Департамент шерифа, мэм. А вот что выделаете с этим?
Она ничего не ответила. Она взяла с туалетного столика свою сумочку, открыла ее и вынула разрешение. Хотя и выданное в Форт-Уорте, оно было вполне законным. Обычно разрешения, выписанные в одном городе, правомочны в других.
— Ну что, доволен, ищейка? — хмыкнула она.
— Полагаю, все в порядке, мисс, — ответил я. — И меня зовут Форд, а не ищейка. — Я одарил ее широченной улыбкой, однако ответной улыбки не получил.
Мои подозрения насчет нее были чертовски верными. Всего секунду назад она готова была опрокинуться на спину, и вряд ли для нее имело бы значение, есть у меня деньги или нет. А теперь она нацелилась на что-то другое, и будь я полицейским или самим Господом Богом, это тоже не имело бы значения.
Интересно, как она ухитрилась прожить так долго?
— Боже! — с издевкой воскликнула она. — Стоило мне впервые в жизни встретить такого красивого парня — и тот оказался отвратительной полицейской ищейкой! Сколько можно? Я не ублажаю копов.
Я почувствовал, что краснею.
— Сударыня, — покачал я головой, — это невежливо. Я пришел, чтобы поговорить.
— Ах ты, мерзкий ублюдок! — закричала она. — Я спросила, что тебе надо!
— Раз вы ставите вопрос именно так, я скажу вам, — ответил я. — Мне надо, чтобы вы убрались из Сентрал-сити до заката. Если я увижу вас здесь после этого часа, вы будете привлечены к ответственности за проституцию.
Я нахлобучил шляпу на голову и решительно направился к двери. Она преградила мне дорогу.
— Вшивый сукин сын. Мерзкий…
— Не надо обзываться, — предупредил я. — Не надо называть меня такими словами, мэм.
— А я буду! Опять и опять! Вшивый сукин сын, ублюдок, подлец…
Я пытался обойти ее. Мне нужно было срочно выбраться отсюда. Я знал, что случится, если я не выберусь, и еще я знал, что не должен допустить этого. Я мог убить ее. И это вернуло бы болезнь. А если бы я не убил ее и болезнь не вернулась бы, со мной все равно было бы покончено. Она бы заговорила. Она орала бы на каждом углу И люди задумались бы, а потом стали бы интересоваться тем, что было пятнадцать лет назад.
Она дала мне пощечину с такой силой, что у меня зазвенело в ушах, сначала в одном, потом в другом. Удары сыпались на меня как из рога изобилия. Даже шляпа слетела. Я наклонился, чтобы поднять ее, и она врезала мне коленом в челюсть. Я качнулся назад и сел на пол. Я услышал смешок, потом еще один, только на этот раз он прозвучал примирительно.
Она сказала:
— Черт возьми, шериф, я не хотела… я… вы просто взбесили меня…
— Конечно, — усмехнулся я. Круги перед глазами исчезли, и я снова обрел дар речи. — Конечно, мэм, я знаю, как это бывает. Со мной нередко случается такое же. Пожалуйста, дайте мне руку.
— А вы… вы ничего мне не сделаете?
— Я? Послушайте, мэм!
— Нет, — решительно заявила она, и мне показалось, что она даже немного разочарована, — я знаю, что не сделаете. С первого взгляда видно, что вы добродушный человек. — Она подошла ко мне и подала руку.
Я встал. Одной рукой я держал ее за запястье, а другой нанес удар. Я оглушил ее, но не полностью — я не хотел, чтобы она вырубалась. Я хотел, чтобы она понимала, что с ней происходит.
— Послушай, малышка, — оскалившись, проговорил я, — я ничего тебе не сделаю. Мне это даже в голову не приходило. Просто я отлуплю тебя.
Я произнес это вслух, я действительно собирался и готов был это сделать.
Я задрал ей пуловер и завязал его узлом у нее над головой. Я бросил ее на кровать, содрал с нее брючки и связал ими ее ноги.
Я снял с себя ремень и занес руку…
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я остановился, прежде чем ко мне вернулась способность мыслить. Знаю только одно: у меня чертовски болела рука, а ее попка превратилась в один большой синяк. И я страшно испугался, просто до смерти.
Я развязал ей ноги и одернул пуловер. Я намочил полотенце в холодной воде и обтер ее. Я влил ей в рот кофе. И все это время я говорил, умоляя ее простить меня и рассказывая, как я сожалею.
Встав на колени рядом с кроватью, я продолжал умолять и просить прощения. Наконец ее веки дрогнули, и она открыла глаза.
— Не надо, — прошептала она.
— Клянусь, — сказал я, — я больше никогда…
— Молчи. — Она легко прикоснулась губами к моим губам. — Не извиняйся.
Она еще раз поцеловала меня. А потом начала неуклюже развязывать галстук, расстегивать рубашку Она раздевала меня после того, как я едва не содрал с нее кожу.
Я приехал на следующий день, и через день. Я стал приезжать постоянно. Создавалось впечатление, будто ветер раздул умирающий огонь. Я начал намеренно злить людей — они заменяли мне того, кого я уже не мог позлить. Я начал подумывать о том, чтобы свести счеты с Честером Конвеем из компании «Конвей констракшенз».
Я бы не сказал, что никогда не думал об этом. Возможно, я все эти годы не уезжал из Сентрал-сити, потому что меня удерживала надежда отомстить. Если бы не Джойс, вряд ли я пошел бы на что-то. Но она заставила огонь вспыхнуть с новой силой. Она даже подсказала мне, как разделаться с Конвеем.
Она дала мне ответ, сама не зная об этом. И произошло это однажды днем, вернее, ночью, через шесть недель после нашего знакомства.
— Лу, — сказала она, — я не хочу жить по-старому. Давай уедем из этого мерзкого города, вдвоем, ты и я.
— Да ты с ума сошла! — воскликнул я. Эти слова вырвались непроизвольно, я не успел остановиться. — Ты думаешь, я…
— Ну продолжай, Лу. Послушаем, что ты скажешь. Например, — она заговорила, растягивая слова, — что у вас, Фордов, замечательная семья с давними традициями. Что вам, Фордам, мэм, даже страшно представить, что кто-то из вас свяжет свою жизнь с жалкой проституткой, мэм. Что вы, Форды, сделаны из другого теста, мэм.
Она действительно угадала, что я хочу сказать, во всяком случае, большую часть. Но не главное. Я понимал, что с нею делаюсь хуже. Я знал: если я не остановлюсь в ближайшее время, то не остановлюсь никогда. И закончу свои дни в клетке или на электрическом стуле.