Леденящий ужас

– Все хорошо, Белинда. Не надо плакать, – попытался успокоить ее Квентин. – Ну что ты. – Он старался говорить как можно мягче и нежнее, но выходило неважно. – Сейчас мы отвезем тебя к родителям.

Девочка продолжала плакать, и Квентин не рискнул даже протянуть ей руку.

– Дай я попробую, – произнес Бишоп. Квентин охотно отошел, уступая ему место – у кострища вдвоем было не раз вернуться.

Это было древнее, давно заброшенное жилище, прилепившееся к скале и сооруженное из толстых бревен и камня, с низко нависшей крышей. Квентин подумал, что жутковато, наверное, пришлось здесь девчушке одной. Выглядела она испуганно и жалко, но была целой и невредимой, если не считать маленькой царапинки на лбу. Квентин не мог понять, что потянуло ее в эту глухомань и как ей удалось пройти по лесу такое большое расстояние. «Заблудилась, искала выход из леса», – решил он.

– Ну хватит плакать, Белинда, – таким же успокаивающим, как у Квентина, голосом заговорил Бишоп, но сейчас реакция у девочки была совсем другой. Она торопливо выбралась из расщелины и обхватила Бишопа за шею. Тот взял ее на руки. Квентин удивленно смотрел на него.

Девочка успокоилась, перестала всхлипывать, а через минуту усталость начала брать свое и она уснула.

– Давай выбираться отсюда, – проговорил Бишоп.

Квентин связался по рации с поисковой группой, сообщил, что Белинда нашлась, помог Бишопу, не выпускавшему из рук спящую девочку, сесть в седло, и они отправились вниз, к гостинице.

Квентин был доволен, что им удалось найти девочку, и одновременно поражен способностями Бишопа. Но больше всего его снедало любопытство – почему Белинда так не хотела идти к нему и так охотно пошла к Бишопу?

Когда до гостиницы оставалось менее полумили, Квентин наконец спросил:

– У тебя есть дети?

Бишоп посмотрел на темноволосую головку, прижавшуюся к его груди. Квентин вдруг увидел в его глазах печаль.

– Нет, – ответил он. – Своих детей у меня нет.

– У некоторых людей есть талант находить общий язык с детьми. Я к таким не принадлежу. И хотя я люблю детей, они ко мне тяжело привыкают.

– Она просто очень устала и испугалась.

Квентин почувствовал укол ревности и не стал убеждать себя в том, что ему безразлична разница в поведении Белинды по отношению к нему и Бишопу. Он молча смотрел на личико спящей девочки.

– Значит, все это время ты слышал ее голос? – прошептал он. – Ты можешь слышать, что она думает? Что с ней произошло?

– Она не помнит, – ответил Бишоп.

– Как? Ничего не помнит?

– Не совсем ничего. Она помнит, как проснулась утром, позавтракала, а потом – пустота. – Бишоп помолчал. – А что ты хотел после травмы головы? Ничего удивительного.

– Но как она ее получила? И как ей удалось пройти такое расстояние от гостиницы? Это же часа два пешком, если не больше!

– Понятия не имею.

– Я не видел там отпечатков подков, только от наших лошадей. Отпечатков протекторов тоже не было. Вообще никаких следов.

– Я тоже ничего не заметил.

Они подъезжали к Пансиону, и Квентин решил пока оставить тему. Только после того, как они передали Белинду ее обрадованным родителям, ответили на вопросы и выслушали (в основном Бишоп) слова благодарности и восхищения, он решил возобновить прерванный разговор.

Они сидели на веранде, за отдельным столиком в тени деревьев, потягивая пиво за счет владельцев Пансиона.

– Значит, ты заметил, что следов Белинды вокруг дома и на дороге не было. Может, ее кто-то туда привез? Или принес? Но зачем? Что вообще с ней произошло?

– Не знаю, – повторил Бишоп. – На этот вопрос тебе никто не ответит.

– Ты меня не понял. Я спрашиваю не о фактах, а о твоих ощущениях. Ты же знал, куда следует идти. А когда мы подошли к этой халупе, у тебя на лице было написано, что ты чувствуешь что-то недоброе. Чтобы такое заметить, не нужно быть телепатом.

Бишоп ответил не сразу:

– Старинное сооружение. И, как во всякой старинной постройке, в нем много... эха. Отголосков, – пояснил он. – К сожалению, мне неизвестна методика разделения временных наслоений. Я не могу определить, когда эхо возникло – сто лет назад или вчера. А может быть, и сегодня. Или двадцать лет назад.

Квентин долго смотрел на Бишопа.

– Двадцать лет назад это случилось не там, – тихо произнес он.

– Да, – кивнул Бишоп.

– Теперь я вижу, что знаешь ты много, – пробормотал Квентин.

Бишоп улыбнулся:

– Ну а как же еще? Всех своих людей я должен изучить досконально. Разве не так? Между нами секретов нет и быть не может. Иначе мы не сработаемся. Все мои люди, начиная от телепатов, способных улавливать чужие мысли, до эмпатов, мгновенно чувствующих чужую боль, – практически всё знают друг о друге.

Квентин покачал головой:

– Такая характеристика скорее отпугнет от вас потенциальных работников, чем привлечет.

– Ты уже испугался?

– Ответь сначала на мой вопрос, – продолжат Квентин. – Что ты учуял в той халупе?

– То же самое, что и в башне, когда рассматривал окрестности. Только там это ощущение продолжалось очень недолго, долю секунды, а в горах оно было сильнее. Я почувствовал что-то темное, холодное и древнее. Что-то недоброе. Проще говоря – зло.

– Какое зло?

– Никогда не сталкивался с чем-нибудь подобным раньше, потому не могу объяснить. Но одно точно – оно сидит там уже очень долго. Мы привели его в замешательство тем, что обнаружили Белинду. И еще я почти уверен, что именно оно затронуло твою жизнь двадцать лет назад.

– Откуда тебе известно? – Голос Квентина сделался резким.

– В башне ты схватил меня за руку. Помнишь? В ту секунду я сразу почувствовал, что все это как-то касается тебя. И тогда я сразу понял, почему ты постоянно возвращаешься сюда. Ты связан, я даже сказал бы – прикован к здешним местам не только своими воспоминаниями. Что-то еще тебя тут держит. И я уверен – ты будешь ездить сюда до тех пор, пока не найдешь ответы на свои вопросы.

– Может быть, ты мне их предложишь?

Бишоп покачал головой:

– Нет. И ты их не получишь. Потому что еще время не пришло.

– Ты говорил мне, что не провидец.

– Верно. Но только опыт подсказывает мне, что во многих событиях есть какая-то закономерность или ритм. Все подчиняется пульсу Вселенной. А во Вселенной все взаимосвязано причиной и следствием, образом действий. Я просто нутром чувствую, что существует определенный порядок. Иначе говоря, зло будет таиться здесь, пока не наступит подходящий момент.

– И этим подходящим моментом станет мой приход в твое подразделение, – горько усмехнулся Квентин.

– Не смешно. – На лице Бишопа появилась недовольная гримаса. – Если бы я мог поправить твое прошлое, я бы не замедлил сделать это здесь и сейчас, можешь мне поверить. Я не хуже тебя знаю, что такое постоянно смотреть назад и отворачиваться оттого, что впереди. Только меня прошлое не сломило. Надеюсь, что и тебя тоже не сломит.

– Ты в этом так уверен?

– Абсолютно. Как и в том, что несколько часов назад ты видел... да, Квентин, ты видел, как я иду к тебе. И ты знал, что я иду к тебе с предложением войти в мое подразделение.

Квентин рассмеялся горьким смехом:

– Нашел чем удивить. Я давно знал, что ты придешь ко мне.

– Потому ты и поступил в ФБР?

– Не совсем. После окончания колледжа и получения диплома юриста я некоторое время оставался без работы. Начал подумывать, не податься ли в полицейские. Потом я узнал о тебе и посчитал, что из твоей затеи со спецподразделением может что-то получиться. Я очень хотел войти в него.

– Но сам к нам не пришел. Ждал, когда я приду к тебе, – сухо заметил Бишоп.

– Человеку нравится, когда его ценят, – усмехнулся Квентин.

– Наверное, – согласился Бишоп. – Тем более такому, как ты. У тебя устойчивая репутация ненавистника коллективной работы.

– Что есть, то есть. Но мне кажется, мы отвлеклись. Тебе нужен мой ответ? Пожалуйста – я не собираюсь оставлять работу здесь.