Страница 20 из 48
— Илья, ложись! — Услышав крик Тушканчика, я ничком падаю на раскисшую глину.
Резкий хлопок, шипение маршевого двигателя — вскинув голову, успеваю заметить впереди блеск трассера ракеты… Со стороны это выглядело так, как будто вертолёту кто-то очень немаленький дал пинка под хвост. Винтокрылая машина качнулась вперёд, взбрыкнув задом, верхний ротор оказался почти перпендикулярным земле, затем из боковых дверей вырвались клубы дыма, отчего вертолёт стал походить на старинный парусник, давший одновременные залпы с обоих бортов. Длинный хвост неожиданно согнулся под необычным углом и, ставший похожим на креветку «Белл», нырнул за развалины домов. Я первый раз в реальной жизни видел, как сбивают вертолёт, и картинка сильно отличалось от таковой в кино! Никаких вращений на месте с испусканием длинного шлейфа дыма, никаких огненных столбов после падения… И звуковое сопровождение тоже подкачало — негромкий хлопок кумулятивной БЧ, [70]какой-то треск — и всё! Ладно, не время сейчас сравнительным анализом заниматься, я нащупал тангенту:
— Чпок, это Заноза. Мухой сюда — поедем посмотрим, что там и как! Может, живой кто остался…
Глава 10
Поначалу я торопился, надеясь, что кто-нибудь выжил при падении, всё-таки двадцать метров — это не двести, взрыва после падения не было. Но к моменту, когда наша машина остановилась рядом, за зубчатыми развалинами стены полыхал нешуточный костёр из топлива и остатков вертолёта, а спустя пару минут часто захлопали, взрываясь, патроны.
— Ну, Ванька, ты и дал им прикурить! — широко улыбаясь, похвалил нашего зенитчика-противотанкиста Мистер Шляпа.
«Эх, мне бы твой оптимизм!» Веселья товарищей я не разделял, да и с чего? Все главные фигуранты этого хитрого дела сейчас поджаривались в нескольких десятках метров от нас. Всей радости, что трофеи достались неплохие. «Тигры» уже лет пять как начали снова собирать всё в том же Арзамасе, но дешевле от этого они не стали. Когда случилась Катастрофа, янкесы в числе первоочередных целей обстреляли и Нижний Новгород, и его окрестности. Не так плотно, как Москву или Калининград, но десяток «стеклянных полянок» на территории города видел. Уж больно много всяких военных производств там было. И полигоны со стратегическими складами в окрестностях.
Но, когда всё устаканилось, людям понадобились машины. Понятно, что на радиоактивных развалинах никто жить и работать не будет, но ГАЗ потихоньку начали раскапывать, вывозя уцелевшее оборудование и материалы в Арзамас, которому повезло тогда, тридцать лет назад. То ли наши зенитчики сбили летевшие к нему «томагавки», а может, американцы собирались ударить по нему позже, но факт остаётся фактом — Арзамасу повезло. И, приняв к себе довольно много беженцев, предприятия города не только не исчезли, но даже и расширились. Наши добытчики, что ни неделя, отправляют туда по Волге баржи с металлоломом и всякими «ништяками». Но эти-то «Тигры» были довоенными, серьёзно превосходившими нынешние в комфорте и надёжности. Так что один я, скорее всего, «отожму» у родного коллектива. Мне, можно сказать, давно такая машина по статусу положена!
Уже забравшись в машину, я продолжал колебаться: тот «Тигр», в котором мы ехали с утра, — на пять человек с посадкой поперёк салона и четырьмя боковыми дверями, а наша нынешняя машина — на семь человек с посадкой вдоль бортов, какой выбрать, я, честно говоря, не знал. Когда грузились в машину, я заметил, что капот и правая сторона нашего «Тигра» покрыты мелкими оспинами от осколков. Но кого, право, в наше время беспокоит такая мелочь?
Поле мы пересекли минут за пять, и я, отправив Тушканчика и Саламандра осмотреть вторую машину, с остальными пошел к месту авиакатастрофы. Боеприпасы взрываться уже перестали, но керосин ещё полыхал, и мы устроились под стеной одного из разрушенных домов. Адреналин, переполнявший нас во время боя, постепенно сходил на нет, нас, что называется, отпускало. И, как всегда в такие моменты, я просто наслаждался покоем. Раскинулся на коврике-скатке, ноги расположил на каком-то камне, рюкзак — под голову, и — отдыхать. Первым, минут через пять, отпустило Говоруна: как обычно, не говоря ни слова, он поднялся, отряхнул брюки и принялся собирать хворост. Немного странно — разводить костёр, сидя в нескольких метрах от полыхающих сотен литров авиационного керосина, но такова уж наша жизнь — целиком состоит из странностей и нелепостей. Взять хотя бы нас, Следопытов, — по старым временам наши функции несколько министерств тащило: и МВД с ФСБ, и Министерство обороны со всеми их спецназами; разведкой ценных ресурсов, наверное, тоже специальная контора заведовала. А у нас каждый Следопыт — «и швец, и жнец, и всем вам трындец»!. Да ещё и внешней политикой занимаемся. И распусканием слухов…
Вспомнился мне тут на днях один из первых моих рейдов в Столицу. Вместе с отцом тогда поехали. Уровень радиации к тому времени уже упал заметно, десять лет прошло всё-таки. И большинство «горячих» мест на схемы и карты нанесли. И я очень хорошо запомнил, как мы остановились километрах в двух от развалин Университета, на высоченной круче над рекой, и я высмотрел в бинокль странное здание вдалеке, стоявшее напротив какой-то гигантской статуи, и спросил у отца, что это такое. Он взял бинокль, долго всматривался, а потом выматерился в полголоса и ответил:
— А это, сынок, наш «Атомный дом». Раньше у японцев в Хиросиме был, а теперь и у нас. А раньше это собор был. Не любил я его, а оно вон как получилось… — И понуро пошёл к «уазику».
В тот раз меня ещё удивило, что приехали мы не за автоматами или электроникой, а за карандашами! Несколько часов попетляв по развалинам, наша маленькая колонна, состоящая из двух «уазиков» и «шишиги», [71]выехала на Садовое кольцо.
— Сухаревка, — сказал отец. — Хорошо, что почти все дома вокруг старые, дореволюционные. Видишь, Илья, только верхние этажи ударной волной снесло. Фонит, конечно, изрядно до сих пор, — он бросил взгляд на счётчик Гейгера, прикреплённый к лобовому стеклу с внешней стороны, — но проехать можно.
Потом мы вылезли из машин, и он сказал, обращаясь к Огарку и Приснопамятному, двум Следопытам, приехавшим на «УАЗе»-«буханке»:
— Видите двухэтажный дом? Второй слева? Вам — туда. Первый подъезд после арки. Первый этаж — кафе, второй — магазин рыбацких товаров. Там, если мне память не изменяет, слева — туристическое снаряжение, ножи и обувь, а справа — лески, удочки-крючки. За работу!
Когда мужики, молча кивнув, сели в свою «буханку» и стали пробираться между остовами сгоревших в пламени ядерного взрыва машин к цели, он посмотрел на остальных и скомандовал:
— А мы направо! В подвале этого дома книжный был.
Я посмотрел на большой грязно-серый дом, в фасаде которого зиял огромный, от первого этажа до крыши, проём.
— Бать, а зачем нам книжный, у нас и своих книг дома хватает? — тихонько спросил я его, тиская в руках свой первый «военный» автомат.
— Книг, Илюшка, боюсь, там немного осталось. Если не сгорели, то сгнили давно. А вот канцелярщина нам ох как нужна. Детям в школах писать нечем и не на чем. А там карандаши, чернила, краски. И бумага хорошая, мелованная. В штабеле, да в хорошей упаковке могла сохраниться. Если крысы не сожрали.
Когда мы вошли, оглушительно хрустя битым стеклом, сплошняком покрывавшим каменный пол, в огромный зал, я спросил:
— Па, а это главный магазин в Москве был, да?
Отец усмехнулся:
— Нет, главный раз в десять больше… Был… А это так — обычный торговый центр. Ты пока вон часы с пола собери и фляжки. Тут отдел мужских подарков раньше был при входе. А я с мужиками пока в подвал спущусь, посмотрю, как там.
Через минуту где-то внизу раздались звонкие удары, а затем — дребезг разбитого стекла.
Минут пятнадцать я осторожно, чтобы не истрепать перчатки, разгребал залежи стекла и костей и складывал добычу в крепкий холщовый мешок.
70
Боевая часть ракеты.
71
Жаргонное название полноприводного грузового автомобиля «ГАЗ-66».