Страница 28 из 29
Некоторое время я слышал только дыхание Оскара.
— Я не был уверен, — наконец тихо сказал он, — сможет ли папа деньги… сможет ли он их достаточно быстро собрать. Ну и так далее.
Последняя фраза прозвучала так невыразимо печально, как будто Оскар не был уверен и в том, заплатит ли папа вообще за него выкуп.
— Только на этот случай, — продолжал он все еще очень тихо, — ты был моей единственной надеждой. Она была, конечно, совсем малюсенькой, но этого оказалось достаточно.
Он снова замолчал.
— Какая длинная история, — прозвучал чей-то голос над нами. — Но весьма содержательная, спасибо!
Ослепительно вспыхнул карманный фонарик.
Оскар и я взвизгнули одновременно. И одновременно рванули по лестнице вниз. Маррак, который все время нас подслушивал, стоя несколькими ступеньками выше, немедля бросился за нами, и это было, как ни странно, удачей, потому что его карманный фонарик освещал дорогу не только ему, но и нам. Мы прыгали, скакали и громыхали по заднему дому, и я еще подумал: какой идиот объявил его под угрозой обрушения — он и падение бомбы выдержит.
Сбежав вниз, мы оказались перед запертой дверью во двор. Я сунул в руку Оскару связку ключей. Он умнее меня.
— Давай ты! — прошипел я. — Я его отвлеку!
Маррак позади нас скатился с лестницы с таким грохотом, будто прыгнул в бассейне с вышки и приводнился задницей. Его карманный фонарик упал на пол и откатился в сторону. Поднялась пыль. В луче света я видел, как Оскар неподвижно стоит рядом со мной, будто ему именно сейчас захотелось испытать, каково быть деревом, или светофором, или чем-то в этом роде… Окаменел от страха — кажется, так это называется. За ним к стене приклеились три тени — две маленьких и одна огромная.
— Все, приехали! — подвел итог Маррак.
Если бы ярость можно было взвесить, его весила минимум тонну или даже больше. Во всяком случае, никак не меньше пятидесяти кило. У меня не было ни малейшего понятия, как можно задержать его, чтобы выиграть время и освободить Оскара от оцепенения. Но что-нибудь должно было прийти мне в голову. Я чувствовал, как лотерейный барабан медленно начал вращаться. Если я подожду еще пять секунд — будет слишком поздно. И вот я швырнул в Маррака, как кирпичом, первым же пришедшим мне в голову вопросом. Я, конечно, предпочел бы задать его в уютной обстановке за чашкой кофе или еще чего-нибудь. И чтоб при этом мы находились в какой-нибудь тюрьме, из которой невозможно убежать, а между нами были бы решетки.
— Почему вы позвонили отцу Оскара после похищения, а не написали письмо, как всегда?
Маррак злобно сверкнул на меня глазами, но ответ выпалил тут же, как из пистолета.
— Чтоб поскорее со всем разделаться, — прорычал он. — И как можно быстрее освободиться от этого зануды-всезнайки!
У окаменевшего Оскара не дрогнула ни одна ресница, когда лицо его похитителя, похожее на бычью морду, почти вплотную приблизилось к нему.
— Ты самый ужасный ребенок из всех, которые мне встречались! Остальным до тебя далеко, как до Луны! — завопил Маррак. — Знаешь, кем бы тебя считали еще в Средние века? Уродом! Наказаньем божьим! Четыреста лет назад таких безобразников, как ты, публично сжигали на костре!
— Средневековье, — сказал Оскар презрительно, — кончилось более пятисот лет назад. Потом была эпоха Возрождения, неуч вы эдакий!
Я ничего не знал про эпоху Возрождения, но наверно она была ужасной, потому что Маррак отпрянул как ошпаренный. На мгновение я испугался, что он сейчас двинет Оскару как следует. Но вместо этого он вдруг сделал самое что ни на есть умильное лицо всех времен и народов. В детективах это всегда знак того, что у преступника не все дома. А у Маррака — за последние несколько часов я убедился в этом стопроцентно — и с самого дома крыша съехала.
— Вообще-то я детей люблю! — сказал он сладким, как сахар, голосом. — Я их очень даже люблю. Просто их родители должны получше за ними смотреть, ничего другого я ведь не хотел. Мир вокруг нас — он злой. А деньги мне безразличны. Да, да, это правда, я люблю детей. Даже неполноценных!
Тут он вдруг резко повернулся ко мне. Через его плечо я с облегчением увидел, что Оскар наконец-то очнулся, как будто только и ждал возможности сначала немножко похвастать этой эпохой Возрождения, прежде чем приступить к делу. Он начал осторожно и беззвучно возиться с замком.
— Но еще я люблю мою свободу! — выдохнул Маррак мне прямо в лицо. Ухмылка у него была такая косая, будто кто-то разрезал маску клоуна посередине. — Не надо было тебе совать свой любопытный нос в мои дела, Рико Доретти! Боюсь, теперь его придется, к моему большому сожалению, отрезать.
Он сделал шаг ко мне.
Я наморщил лоб.
Так не пойдет.
— Надо в другом порядке, — сказал я.
Маррак озадаченно остановился.
— В каком еще порядке?
— Отрезать надо в другом порядке. Начинают ведь с ушей.
И я начал перечислять, ужасно гордый, что сумел запомнить все, что узнал от Феликса.
— Похитители всегдаотрезают сначала уши, сразу оба. Потом пальцы, а после…
— Ты слабоумный маленький приду…
— Будьте любезны, не перебивайте меня!
Нет, ну вообще, в кои-то веки удалось все запомнить, а тут еще кто-то возникает! Я так разозлился, что начал орать, и остановить меня было уже невозможно.
— Потом руку без пальцев! Другую надо оставить, чтобы можно было писать жалобные письма! Но я вам сразу скажу, моя мать может самое большее вскрыть для вас рейхстаг! И… все, баста!
Орание на Маррака пошло мне очень на пользу, хотя, вспоминая все случившееся, надо, к сожалению, признать, что мои слова были не особенно умными. Раз у мамы взять нечего, можно было тут же оттяпать мне обе руки, прежде чем взяться за ноги. Мне очень повезло, что у Маррака совершенно не оставалось времени, чтобы прийти к такой мысли.
Позади меня раздался щелчок.
Дверь распахнулась. Бледный лунный свет разлился по лестнице, как молоко. Я молнией промчался мимо Маррака. Если бы Оскар не был таким маленьким, я бы его наверняка заметил и не налетел на него. Понятия не имею, почему он не бросился тут же бежать, как я, у него ведь было даже преимущество во времени, но он, наверно, ждал меня. И в дверном проеме я со всей силы в него врезался.
Мы оба упали и вывалились во двор. Я проехался по шершавому асфальту, сильно ударившись предплечьем, и сразу почувствовал, как потекла кровь. Что-то тяжелое больно ударило меня в живот, раздался крик — это Маррак споткнулся о меня и рухнул на землю, как поваленное дерево. Рядом со мной Оскар поднялся на ноги и протянул мне руку. Я схватил ее и со стоном встал.
— Бежим дальше, скорее! — пропыхтел я.
Мы снова помчались, Оскар передо мной, его визг оторвал бы от корабельной мачты даже привязанного греческого героя «О» — того самого, с деревянной лошадью и осажденной женой. Я бежал быстрее Оскара, перегнал его и первым добрался до большой двери, ведущей в передний дом.
До двери, которую все время заклинивало.
Обеими руками я нажал на ручку и стал со всей силы дергать створку, которой полагалось открыться, но она едва сдвинулась — не больше, чем на три или четыре сантиметра! Получившаяся щель была слишком узкой — через нее не смог бы протиснуться даже Оскар.
Я обернулся и вжался спиной в жесткую дверь. Рядом притиснулся Оскар, вцепившись в мои штаны. В лунном свете я видел, как Маррак снова поднялся на ноги. Он вытаращился на нас дикими глазами и в следующее мгновение бросился на нас, словно бешеный бык.
— Полиция! — крикнул голос над нами.
Я запрокинул голову. Наверху, в окне пятого этажа, стоял Бюль, с пистолетом в вытянутой правой руке.
— Остановитесь, или я вынужден буду применить огнестрельное оружие!
Но Маррак уже давно настиг нас. Он обрушился на меня и Оскара ужасной горой из ярости и злобы. Я обхватил голову Оскара руками, защищая его, втянул свою собственную голову в плечи и пристально уставился Марраку в глаза. К сожалению, мама и Оскар почему-то владеют этим трюком гораздо лучше. У меня вообще ничего не получилось.