Аманда

Джесс Далтон, как и следовало ожидать, всех их перехитрил. Во время «деловой» поездки в Эшвилл, в ту самую пятницу перед своей смертью, он нанес визит в одну очень известную юридическую фирму, предоставлявшую клиентам высокооплачиваемые и высококачественные услуги. В течение нескольких часов они подготовили новое завещание — совершенно замечательный документ, как признал Уокер, которого вместе с Салли назначили соисполнителем воли завещателя. Он сам зачитал завещание членам семьи.

Салли, несомненно, любивший «Славу» больше всех остальных, получил в наследство далтоновские конюшни и, кроме того, ровно одну четвертую часть имения, включая дом и земли. Рис, Кейт и Аманда также получили по равной доле всей собственности. Рису предоставлялось также право контроля над той частью дел «Далтон индастриз», в которой он был наиболее силен, — реализацией товаров. Кейт получала под свое управление все остальное. Это оказалось настоящим сюрпризом. Хотя Кейт действительно прекрасно разбиралась в делах, никто не ожидал, что Джесс знает об этих способностях своей дочери. Ведь он всегда демонстративно выказывал ей свое пренебрежение.

Уокер не сомневался в том, что Кейт будет прекрасно управлять семейным бизнесом, когда оправится от шока.

Что касается Аманды, то она сначала вообще не хотела принимать никакого наследства. Однако Уокер уговорил ее пока, по крайней мере несколько месяцев, не торопиться с решением. Она сейчас не в состоянии логически мыслить, сказал он. Пройдет время, она оправится от пережитых потрясений, вот тогда пусть и решает, чего ей на самом деле хочется. В конце концов «Слава» действительно принадлежит ей по праву рождения.

Уокер сомневался, что его уговоры переубедят Аманду, но письмо, оставленное Джессом для дочери, заставило ее задуматься. Письмо доставили одновременно с новым завещанием, в конверте с печатью той же юридической фирмы и инструкциями вручить так, чтобы никто этого не видел и не узнал о содержании письма. Впоследствии, если Аманда захочет, она может зачитать его остальным, так решил Джесс.

Пока она дала прочитать письмо только Уокеру. Он не просил об этом, она сама ему предложила. Ей хотелось, чтобы он знал о ее прошлом все, что знает она.

Уокер прочел письмо всего один раз, однако оно надолго сохранилось в его памяти. Каждый раз, когда он вспоминал его, ему слышался голос Джесса.

«Моя дорогая Аманда!

Мне бы хотелось найти какой-нибудь более щадящий способ сообщить тебе то, что ты, как я считаю, должна знать. Теперь я сожалею о том, что не нашел в себе сил рассказать тебе об этом раньше. Много раз я хотел это сделать, но мне не хватало смелости. Прости меня за это.

Я надеюсь, что ты поймешь, радость моя. Поймешь, как это чувство захватывает нас без предупреждения. И нам остается лишь один выбор — либо бороться со своими чувствами, либо подчиниться им. Я знаю, ты меня поймешь. Я видел, как ты смотрела на Уокера.

Я любил Кристин. Я не хотел этого, но это оказалось выше меня. Я влюбился в жену своего сына. Не могу передать тебе, какая это была для меня мука. Вина целиком лежит на мне, Аманда. Я должен был найти в себе силы побороть свое чувство. Или по крайней мере побороть свой эгоизм и не настаивать на том, чтобы они проводили так много времени в «Славе». Тогда Кристин и Брайан по крайней мере могли бы попытаться решить свои проблемы без постороннего вмешательства.

Но я был эгоистичен. Брайан так часто уезжал из дома на скачки. Зато Кристин оставалась со мной. Слишком близко… Слишком большое искушение.

Это произошло всего один раз, Аманда. Кристин чувствовала себя одинокой и несчастной… из-за эгоизма Брайана… и моего собственного. Она была беззащитна. А я к тому времени уже понял, что люблю ее так же сильно, как любил свою Мэри. Может быть, еще сильнее.

Не стану лгать тебе, не стану уверять, будто сожалел о том, что произошло. Нет, я сожалел лишь о том, что она жена моего сына и поэтому никогда не сможет стать моей. Она сказала, что любит меня. Может быть, она говорила правду. Она хотела даже развестись с Брайаном. Но этого я не мог допустить. Разрушить брак сына, отнять у него жену… Это грозило публичным скандалом. Однако то, что я сделал, оказалось намного хуже. Просьбами, лестью, угрозами я заставил ее остаться с Брайаном. Потом она обнаружила, что беременна. На некоторое время Брайан стал к ней более внимателен.

Клянусь тебе, Аманда, я не подозревал тогда, что ты моя дочь. Лишь когда ты начала ходить, я увидел родимое пятно, которое могло быть только у моего ребенка. Но к тому времени любовь Кристин ко мне превратилась в горькое чувство, почти в ненависть.

Что я мог поделать? Если бы я сказал правду, это погубило бы моего сына, разрушило его семью и загубило бы твою жизнь. Я должен был молчать.

Таково было наказание за то, что я совершил. Мне пришлось видеть, как ты растешь, и знать, что я никогда не смогу назвать тебя своей дочерью. Видеть, как Кристин год от года становится все несчастнее, как Брайан мучает ее своей ревностью и одновременно своим пренебрежением.

Потом случилось неизбежное. Она полюбила другого.

Я не много помню из той последней ночи, Аманда. Не знаю, что ты видела и что рассказала тебе мать. Не знаю, насколько важно для тебя знать это. Но думаю, мой долг — рассказать о том, что произошло.

Мне казалось, что в моем чувстве к Кристин больше нет ревности. Но когда я понял, что она любит другого… Я как будто сошел с ума. У меня не все сохранилось в памяти. Помню, что я загнал ее любовника в конюшню и набросился на него. Оставил его лежащим без сознания. После той ночи я его не видел и решил, что он сбежал так же, как и Кристин. Должно быть, она увидела достаточно, и это напугало ее на всю жизнь. Может, она решила, что после Мэтта я накинусь на нее или что Брайан узнает о ее любовнике… Точно не могу сказать. Знаю только, что она забрала тебя и уехала.

Если бы я мог на этом закончить свою печальную исповедь, Аманда… Но нет. В своем безумии я сделал еще одну непростительную вещь — сказал Брайану о том, что ты не его дочь. Это я виноват в том, что он потерял голову и попытался совершить прыжок, на который в здравом рассудке ни за что бы не решился. Я погубил собственного сына, Аманда.

Знаю, ты не сможешь меня простить. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что мною руководила любовь. Любовь к Кристин, к Брайану и к тебе.

Тебе решать, Аманда, захочешь ли ты формально признать своего настоящего отца. Одновременно с этим письмом я подготовил подписанный и юридически заверенный документ, подтверждающий, что ты моя дочь. Это же подтверждают и анализы крови; копия результатов хранится в лаборатории. Так что если ты решишь публично признать это, никаких проблем не будет.

Аманда, если ты не можешь простить меня, поверь по крайней мере, что я всегда любил тебя. Ты — драгоценность для меня. Ни я, ни Кристин ни минуты не сожалели об этом.

С любовью, Джесс».

Уокер был потрясен. Сколько человеческих жизней загублено по вине Джесса! Он мог себе представить, каково сейчас Аманде, на которую так внезапно обрушилась страшная правда. Неудивительно, что она совсем притихла, ходит, как во сне. Ей столько пришлось узнать…

Главное, что она с ним. Большего он пока не требовал. Хотя нельзя сказать, чтобы это далось ему легко — ничего не требовать, терпеливо ждать, пока она оправится от шока.

И вот сегодня, знойным июльским утром, Уокер понял, что рубеж перейден.

Услышав у своих ног глухое ворчание, он опустил глаза: черно-рыжее существо смотрело на него, подняв одно ухо.

— Ну нет, отдай мои туфли, — строго приказал он щенку-доберману. — Если тебе скучно, найди своего братца и пойдите повозитесь в цветочной клумбе.

Щенок по имени Ангел — идея Аманды — энергично почесал за ухом, издал непонятный звук, по-видимому, заменявший ему лай, и пошел искать брата, любившего раскапывать цветочные клумбы.