Страница 20 из 33
Городское и сельское население Афин эвакуировали, большинство переправилось на остров Саламин. Флотоводцы союзников, возглавляемые спартанцем Эврибиадом, размышляли, что следует предпринять, когда до них дошла весть о том, что Ксеркс сжег Афины до основания. Кое-кто из союзников пожелал отплыть на запад, к Коринфскому перешейку и остановить вторжение персов на Пелопоннес. Однако афинянину Фемистоклу удалось убедить Эврибиада дать вражеским кораблям бой в узком проливе между Саламином и материком.
В конце сентября 480 года до н. э. персидский флот, перевозивший в тот момент бблыпую часть сухопутных войск, вошел в Саламинский пролив, где его поджидали греки. Корабельные палубы использовались как наступательные платформы, несущие воинов, и их разворачивали в нужную позицию с помощью весел — наиболее эффективным методом был таран вражеского судна и последующий абордаж. Греческие корабли были лучше приспособлены для такого маневра, а их экипажи — более опытны в морской войне. В сражении обе стороны понесли тяжелые потери, однако персов масштаб потерь лишил способности продолжать военную кампанию на враждебной территории — Саламин означал, что войне приходит конец. Ксеркс, который наблюдал за сражением с близлежащего холма, немедленно отправился на родину опасаясь, что новости о поражении персов могут спровоцировать мятеж в Сузах. Остатки его войска отступили домой по суше, остановившись на зимнюю стоянку в Фессалии. На следующее лето греческий союз разгромил персов в Платейской битве, после чего персидская армия окончательно покинула Балканский полуостров.
Греция была опустошена войной, но своим успехом греки изменили стратегическую географию Евразии. Их победа представляла собой симптом чего-то более глубокого, чем превосходящее тактическое мастерство полководцев. Дело заключалось не в моральном или интеллектуальном превосходстве (европейцев) греков над (азиатами) персами, как внушали нашим предкам, дело было в том, что на тот момент полюс экономической активности уже сместился из Плодородного полумесяца в Средиземноморье. Более мягкий климат, приток населения с Востока, открытие месторождений минералов, освоение земледельческих техник, эксплуатация самого Средиземного моря как обширной торговой магистрали — все это внесло свой вклад в растущее процветание и экономическую мощь народов, заселявших бассейн Средиземноморья. Афины и их союзники пока еще не могли сравниться с Персидской империей по силе и богатству, однако их триумф был знаком того, что Средиземноморье способно соперничать с державами Месопотамии, Анатолии и Леванта на равных.
Вторая Персидская война закончилась в 479 году до н. э… примерно за 20 лет до того, как историк Геродот начал собирать о ней материал. Геродот родился около 484 года до н. э. в Галикарнасе, ионийском городе, завоеванном персами. О его жизни известно немногое, но он, несомненно, много путешествовал по Средиземноморью, а детство и юность, проведенные на восточном берегу Эгейского моря, по всей видимости, научили его непредвзятому отношению к персам и другим негреческим народам. Он начал записывать и выступать со своими рассказами, вероятно, в 450-х и продолжал делать это до смерти в 420-х годах. По контрасту с тем бурным временем — между Афинами и Спартой назревала, а затем и разразилась война, охватившая остальную Грецию, — в своих сочинениях Геродот оглядывался на период, когда греки были едины. Начиная работать, он не имел готовой схемы, а значит, мог доверять только инстинктам. Его «История» содержит все: от басен и фольклора до путевых заметок и высококачественных сплетен, в ней расцветает талант отменного рассказчика — полезное качество для того, кто выступает перед слушателями вживую. И тем не менее Геродот стяжал славу именно историка, именно он впервые открыл нам, что такое история.
То, что Персидские войны повлияли на Геродота самым серьезным образом, не вызывает сомнений. Первые слова «Истории» гласят: «Геродот из Галикарнасса собрал и записал эти сведения, чтобы человеческие свершения с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров [читай: персов — хотя вообще это слово означало “не греки”] не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом». Это необычайно говорящее начало. Во-первых, Геродот не собирался излагать дела полубогов и героев мифического прошлого; он намеревался записать события, происходившие при его жизни, прямо затронувшие его отца, дедов и тех, кто их окружал. Во-вторых, он намеревался не оставить в безвестности «то, почему они [т. е. греки и персы] вели войны друг с другом». Прежний, рожденный в рамках обычая рассказ о прошлом не подразумевал вопроса «Почему?». Судьба и предназначение человека разворачивались в его отношениях с богами, и хотя подробности реализации судьбы могли быть запутанными и непростыми, никто не спрашивал, почему то или иное событие имело место и почему человек должен был жить или умереть тем или иным образом — нечто происходило потому, что так было угодно богам.
Городот начинает свой поиск причин, повествуя о разнообразных похищениях царских дочерей финикийцами, критянами и греками, каждое из которых совершается в возмездие за предыдущее преступление и которые в конченом счете разрешаются похищением Елены Парисом и воспоследовавшей Троянской войной. «Таков, по словам персов, был ход событий, — пишет Геродот, — и взятие Илиона, думают они, послужило причиной вражды к эллинам. С этим, конечно же, не согласны финикийцы, которые говорят, что самое первое похищение — Ио — вовсе не было похищением, ибо она сама, влюбившись в хозяина корабля, бежала от гнева родителей». Никакое из этих объяснений не впечатляет Геродота, который говорит, что предпочитает полагаться на собственное знание.
После такого зачина мы готовы ожидать от Геродота рационального анализа со ссылками на источники — но напрасно. Собираясь выяснить, почему греки и варвары начали менаду собой войну, он по-настоящему так и не добирается до объявления причин. Вместо этого мы выслушиваем рассказы — удивительные, занимательные, очаровательные, поучительные. Так, например, первые несколько страниц его первой книги повествуют о войне между персами и Крезом, царем Лидии, но тут же Геродот почему-то считает нужным сделать отступление и рассказать о Периандре, незначительном участнике этого конфликта. «С ним, как говорят коринфяне (и этот рассказ подтверждают также лесбосцы), приключилось в жизни величайшее диво», — пишет Геродот, а затем излагает чудесную историю о музыканте Арионе, спрыгнувшем с коринфского корабля в море и вынесенном на греческие берега на спине дельфина. Эта история, как и многие другие в «Истории» Геродота, не служит никакой цели. Однако рядом с ними Геродот дает подробный отчет о рождении Персидской империи, ионийском восстании, жизни Дария и греко-персидских войнах.
Нас, современных людей, озадачивает способность Геродота совмещать предания, путевые заметки, слухи и серьезную историю в одном произведении, однако в этом Геродот показывает себя как человек своего времени. Его задачей было увлечь слушателей занимательным сюжетом. но не только — одновременно от него ждали повествования и о событиях великих войн, в которых участвовали деды, и о его путешествиях в далекие страны. Хотя сам Геродот наверняка рассказывал по памяти, в то время для выступающих — поэтов, драматургов, рассказчиков — записывать свои сочинения становилось все более обычным. В начале записи, может быть, существовали только в виде вспомогательных заметок на память, но использование их для личного и коллективного чтения получало все большее распространение. Таким образом, Геродот представлял собой своеобразный мостик от устной культуры к письменной, и особенно отчетливо такое положение Геродота становится видно на фоне его младшего современника Фукидида.
Фукидид писал только об одном — о долгой войне, в которой прошла большая часть его жизни, на которой он служил и которая покончила с афинской гегемонией среди греческих государств. Его труд — единственный сохранившийся источник сведений о Пелопоннесской войне и первая история, написанная скорее для чтения наедине, нежели перед аудиторией. Ко времени опубликования истории Фукидида, вскоре после его смерти в 400 году до н. э., золотой век Афин уже склонился к закату.