История ордена Тамплиеров

В течение всего времени, ушедшего на сооружение цезарейского замка, тамплиеры выдалбливали себе путь в скале. По истечении шести недель они приступили к первым закладкам фундамента. Показалась древняя стена, длинная и широкая. Они также нашли клад из древних монет, незнакомых нынешним людям, ниспосланный благостью Сына Божиего, чтобы вознаградить их за их расходы и труды. [*8]

Затем они выкопали и убрали прочь песок, за которым обнаружили другую стену, и меж этих двух стен источник питьевой воды, которая в изобилии била ключом. Бог щедро снабжал их камнем и цементом. [336] Тамплиеры соорудили две башни перед фронтоном из четырехугольных отполированных камней, столь больших, что упряжка из двух быков едва могла тащить один из них. Каждая башня имеет сто шагов в длину на семьдесят четыре в ширину; это пространство состоит из двойной крепостной стены. Новая и высокая сгена, заканчивающаяся зубцами, связывает обе башни, и, благодаря замечательному мастерству [строителей], рыцари во всеоружии могут подниматься и спускаться по лестницам, устроенным внутри. Другая стена простирается от одного берега до другого и охраняет колодец с пресной водой у конца полуострова. Замок окружен со всех сторон высокой новой стеной с башнями, которая поднимается от самой отмели; внутри нее часовня с палатами и множество хозяйственных зданий. Главная задача этого сооружения - позволить монастырю ордена Храма при отступлении из города Акры, нечестивого и грешного, держаться здесь до тех пор, покуда будут готовиться к обороне стены Иерусалима. [*9]

Владение обладает рыбными промыслами, солончаками, лесами, выпасами, пахотными землями и обильными пастбищами. Виноградники, существовавшие ранее или посаженные, и фруктовые сады являются отрадой жителей. У сарацин нет ни одной крепости между Акрой и Иерусалимом. Этот новый замок наносит им чрезвычайный ущерб, и, объятые страхом, они готовятся покинуть свои обработанные земли между Иерусалимом и Иорданом. Там также есть порт, который хорош от природы и который мастерство [строителей] могло бы улучшить. Это укрепленное место лишь на шесть миль отдалено от горы Фавор, и полагают, что его сооружение предопределило уничтожение крепости на горе; ибо по всей протяженной и широкой равнине, которая простирается от Атлита до горы Фавор, сарацины из-за мощи нового замка не могут ни пахать землю, ни сеять, ни пожинать в безопасности. [337]

Крепость, столь гордо глядевшая в воды Средиземного моря, была сооружена из известняка; стены вырастали из самих волн. Позади крепостной стены, вокруг большого зала, огромного сводчатого строения, украшенного гигантскими головами изваянных рыцарей, сосредоточивались склады, конюшни, казармы. Шестиугольная часовня была, возможно, самой красивой, которую когда-либо возводили тамплиеры. Фундамент стен, разбитые опоры, огромные глыбы обтесанного камня, несколько резных карнизов - свидетели былой славы - и сегодня громоздятся на мысу. [338]

Когда Т. Э. Лоуренс был лишь оксфордским студентом и готовил свое дипломное сочинение по истории, он избрал в качестве темы "Замки крестоносцев". Во время каникул, с 1906 по 1909 гг., в поисках материалов пешком и на велосипеде он преодолел большую часгь Франции и Сирии, взбираясь на руины, археологически исследуя стены, оценивая взглядом стратега планы крепостей. Он основывал свою диссертацию на теории, тогда еретической, по крайней мере в Англии, но теперь ставшей штампом, что фортификаторы Иерусалимского королевства в течение длительного времени были учениками западноевропейских строителей, а не их учителями.

На лето 1908 г. Лоуренс задержался во Франции, в Провене и Куси. В следующем году он посетил развалины почти всех замков северной Сирии. Повсюду он вычерчивал планы восхитительной тонкости и проиллюстрировал свою работу очень красивыми фотографиями. Один из его биографов сказал, что Лоуренс появился на свет с опозданием на три столетия. Было бы еще справедливее сказать, что он опоздал родиться на восемь веков. Читая его "Семь столпов" и "Замки крестоносцев", угадываешь глубокую ностальгию по Средневековью. Под палатками арабов он разыскал и обрел не ислам, но XIII век. Многие разделили это увлечение, но Лоуренс был, возможно, последним, кто смог оживить подобную мечту. И лишь в конце книги "Семь столпов" читатель испытывает нечто вроде горького пробуждения.

Лоуренс был одарен гениальной способностью перемещаться в условия средневековой войны. Он сумел применить совет Фюстеля де Куланжа "позабыть все, что люди того времени еще не знали", и оценивал оборонительные укрепления крепостей с позиции современных им наступательных средств, подобно магистру ордена Храма или Госпиталя. Лоуренс начинает с анализа теорий Прокопия Кесарийского и планов византийских крепостей, расположение которых часто использовали крестоносцы. Замки времен Юстиниана располагали тремя линиями защиты - насыпью, рвом и двумя крепостными стенами за рвом. Стены поддерживал донжон, а надвратная башня часто была сооружена очень искусно. С появлением латинского Иерусалимского королевства крестоносцы восстановили или попросту отремонтировали греческие укрепления Сирии и Палестины.

* * *

Размещение гарнизонов военных орденов во всех крепостях на границе Латинского королевства открывает новую эру в сооружении замков в Сирии. Когда изучают сооружения светских сеньоров, даже самых знатных, становится совершенно очевидно, что их деятельность жестко сковывала нехватка материальных ресурсов, денег и рабочих рук. Другая причина сдерживания развития оборонительных сооружений заключалась в небезопасности сеньориальных держаний. Между семьями владельцев замков беспрестанно, вследствие характерной для Палестины слишком высокой смертности, вызванной несчастными случаями или болезнью, заключались новые браки. Вследствие этого фьефы все время переходили из рук в руки. Военные ордена в подобных условиях находились в более выгодном положении. Члены их были холостяками, послушными и лично незаинтересованными. У них не было ни алчных наследников, ни стремления сохранить неделимыми домены. Кроме того, ордена не имели границ и могли при необходимости черпать пополнение из неистощимого резерва лучшего рыцарства Европы. Военная одаренность их командоров и даже простых рыцарей поразительным образом противостоит недееспособнности светских сеньоров королевства. Среди рыцарей орденов скоро установилась собственная манера воевать против язычников, и каждая громкая удача давала новый импульс, одаряла их плодами плодотворного опыта. Суть, возможно, в том, что ордена были богаты не только тем непрочным богатством, которое основано на владении половиной самой плодородной земли Палестины, но и своим состоянием в Европе, а этот источник мог постаянно поддерживать процветание ордена, в то время как сирийским сеньорам любой внезапный набег грозил финансовой катастрофой. Пожалуй, все эти выгоды лучше ощущаются там, где они оставили больше всего следов, - в военной архитектуре.

Ордена заняли почти все важные замки севера Сирии, расширив или восстановив девять крепостей из десяти. В течение последних двадцати лет XII в. строительство было предпринято тамплиерами и госпитальерами. Но соперничество и прискорбная ревность, разделявшая их, заставили воспользоваться для своих сооружений противоположными архитектурными стилями. Тамплиеры, которых всегда подозревали в склонности к ереси и таинственным наукам Востока, возродили традицию Юстиниана, такой, какой она представала в пришедших в упадок крепостях северной Сирии, эту традицию они развили путем ее упрощения. Госпитальеры в силу своей консервативности взяли за образец фортификационную школу, процветавшую во Франции. Таким образом, врожденная антипатия Запада и Востока, стоящая ближе, чем что-либо другое, к истокам всех крестовых походов, проявляется в крепостях латинского Востока <...>

Характер тамплиерского стиля тут же станет понятным, если рассмотреть план Замка Паломника [Атлита], их главной крепости. Укрепление это занимает узкий скалистый и песчаный мыс, исключительно удобный для обороны согласно средневековым воззрениям. Тем не менее тамплиеры, принявшиеся за дело в 1218 г., отбросили все принципы системы фланкирующего огня и нескольких линий обороны, вырабатанной в эту эпоху в Европе. На Атлите они гордились единственной оборонительной линией - чрезвычайно толстой стеной, сооруженной из колоссальных каменных блоков, усиленной прямоугольными башнями, с полукруглыми в плане фасами. Здесь есть донжоны - главные башни замка, но стоят они отнюдь не в тех местах, где их менее всего могли бы атаковать, а на самом опасном направлении, чтобы принять на себя натиск приступа. Казалось бы, они должны быть исключительно массивными; но в истинно византийском стиле, их стены, по сравнению с их куртиной [участок стены между башнями], тонкие, а деревянные галереи поверх башен для усиления их оборонительной мощи, становившиеся уже привычными, не использовались. Башни слегка вынесены наружу - недостаточно, чтобы обстреливать фланги атакующего куртину противника; а выдвинутое вперед маленькое предмостное укрепление в одиночку сопротивляться не могло. Сила Атлита - сила грубая, зависящая от прочности почти не прикрытой куртины, от его непреодолимой высоты и от препятствия, которое представлял глубокий ров в уровень с морем, выдолбленный в скале под башнями. План является только переработкой старых идей Прокопия, понятых наполовину. Юстиниан, за исключением чрезвычайных случаев, не сооружал в завоеванных странах крепости, расчитанные на долговременную оборону. Ему нужны были только временные оборонительные сооружения, на которые могло опереться греческое войско, несравненно более маневренное, чем средневековое. Имея время и неограниченную рабочую силу, кто угодно может создать столь глубокий ров и высокую стену из таких массивных камней, чтобы все это сооружение казалось неприступным. Но подобное место для его защитников становится столь же ловушкой, сколь и убежищем: по сути дела, это глупость. Таков Атлит. [339]