Страница 16 из 75
Направляясь обратно в Эдирне, Мехмед обнаружил — пересечь пролив и попасть в Галлиполи, как он намеревался, невозможно: корабли итальянцев перекрыли Дарданеллы. Тогда он двинулся вверх по Босфору к османской крепости Анадолухисар — «Анатолийский замок», — построенной его великим дедом Баязидом в 1395-м во времена осады Города. Здесь расстояние, отделяющее Азию от Европы, сокращается до всего-навсего семисот ярдов, давая наилучшую возможность пересечь стремительные, коварные воды. (Это было известно персидскому царю Дарию, который две тысячи лет назад, следуя к месту битвы, перевел здесь по мосту из лодок семьсот тысяч человек.) Покуда маленький флот Мехмеда курсировал взад-вперед, поспешно перевозя людей на территорию Европы, султан размышлял по поводу Босфора и, по-видимому, в его изобретательном уме родилось несколько идей. Проливы представляли собой уязвимый для османов участок: невозможно править двумя континентами, не подвергаясь опасности, если не удастся держать под контролем место переправы между ними. Вместе с тем, найдя способ господствовать на Босфоре, Мехмед смог бы перекрыть подвоз зерна и не дать греческим колониям на Черном море оказывать помощь Городу, а также лишил бы его дохода от таможенных сборов. Итак, ему пришло в голову построить вторую крепость на «европейской» стороне — на землях, принадлежащих Византии, — дабы взять под контроль проливы, что позволит «перекрыть путь судам неверных». Вероятно, именно тогда он также осознал острую надобность в увеличении флота, необходимого для противостояния господству христиан на море.
Вернувшись в Эдирне, Мехмед немедленно предпринял ответные действия в связи с ультиматумом Византии: он конфисковал доходы от налогов с городов на Струме, шедшие на содержание Орхана, и изгнал оттуда греческое население. Вероятно, Константин уже ощутил усиление давления на Город: летом 1451 года он отправил посольство в Италию. Сначала послы прибыли в Венецию с просьбой о разрешении набирать лучников в венецианской колонии на Крите, а затем отправились в Рим с посланием для папы. Но более вероятно, что Константин но-прежнему надеялся вести против нового султана уверенные наступательные действия: в посланиях, направленных в итальянские страны, нет ни одного намека на опасность.
Тем временем приближалась зима 1451 года. Мехмед находился в Эдирне, неустанно строя планы. Здесь он окружил себя группой людей с запада, в особенности итальянцами, с которыми беседовал о великих героях классической древности, Александре и Цезаре, — именно их он намеревался взять себе за образец в будущем. Памятуя о смуте среди янычар, произошедшей осенью, он проводил дальнейшие реформы армии и администрации. Он назначил в некоторые области новых правителей, повысил жалованье солдатам дворцовых полков и начал накапливать вооружение и провиант. Вероятно, он также запустил программу строительства флота. Мехмед разослал объявления по всем провинциям о наборе на службу тысяч каменщиков, рабочих и мастеров по обжигу на следующую весну. К тому же провели приготовления по сбору и перевозке строительных материалов — «камня, и дерева, и железа, и всего необходимого… для строительства замка в «Священных устах» выше Города» — близ руин церкви Святого Михаила.
Известие о решении Мехмеда быстро достигло Константинополя и греческих колоний на Черном море, а также на островах Эгейского моря. Мрачные предчувствия охватили народ; люди вспоминали давние пророчества о конце света: «Теперь вы видите предзнаменования близящегося уничтожения нашего народа. Настали дни антихриста. Что будет с нами? Что нам делать?» В городских церквах служили молебен за молебном, прося о спасении. В конце 1451 года Константин отправил в Венецию нового посланца с более насущными новостями о том, что султан ведет активную подготовку к штурму Города, и если помощь не будет отправлена, он непременно падет. Неторопливый венецианский сенат обдумал ответ и отправил его 14 февраля 1452 года. Что характерно, он оказался осторожным: Венеция не горела желанием подвергать риску свои коммерческие интересы, когда дело касалось Османской империи. Подразумевалось, что византийцам, скорее, следует поискать помощи у других государств, нежели рассчитывать на помощь одной лишь Венеции, хотя сенаторы все же санкционировали отправку пороха и кирас, о чем просил Константин. Пока же императору не оставалось ничего другого, как прямо обратиться с заявлением в адрес Мехмеда. Его послы покатили назад по фракийским холмам на новую аудиенцию. Они подчеркивали: Мехмед нарушил договор, угрожая построить новый замок без предварительного согласования, а ведь когда его великий дед строил крепость Анадолухисар, он обратился с просьбой о разрешении к императору, «подобно тому как сын просит отца». Ответ Мехмеда звучал кратко и точно: «То, что находится в черте Города, принадлежит ему; за пределами рва у него нет владений и ему не принадлежит ничего. Если я хочу построить крепость у «Священных уст», Город не может мне это запретить». Он напомнил грекам — христиане неоднократно пытались перекрыть османам проход через проливы — и заключил в типично откровенной манере: «Уходите и скажите своему императору следующее: «Нынешний султан не похож на своих предшественников. То, чего они желали достичь, он может совершить быстро и с легкостью; он делает и то, чего они делать не желали. Если кто-нибудь еще явится сюда с подобной миссией, с него заживо сдерут кожу». Более внятно выразиться было невозможно.
В середине марта Мехмед выехал из Эдирне, собираясь начать строительные работы. Вначале он поехал в Галлиполи. Там он взял шесть галер и несколько судов поменьше, «хорошо приготовленных для морского боя — на всякий случай», а также шесть транспортных барж для перевозки оборудования. Затем он двинулся вместе с армией по суше к выбранному месту. Вся операция выглядела типичной для его стиля. Благодаря таланту Мехмеда в делах снабжения по его приказу люди и материалы мобилизовывались в огромных количествах; целью же стало выполнение поставленной задачи в сколь возможно более краткие сроки. Наместники провинций, как в Европе, так и в Азии, провели призыв и отправили людей на место. Громадная армия рабочих — «каменщиков, плотников, кузнецов и работников по обжигу, а также всех рабочих необходимых для дела специальностей (ни в ком не было недостатка) с топорами, лопатами, мотыгами, кирками и другими железными орудиями» — прибыла, чтобы начать работу. Строительные материалы подвозили на неуклюжих транспортных баржах: известь и все требуемое для обжига, камень из Анатолии, древесину из лесов на Черном море и из Измита, в то время как османские военные галеры курсировали, охраняя вход в проливы. Мехмед сам объезжал верхом выбранный участок и вместе с архитекторами (оба — бывшие христиане) разрабатывал детали плана: «расстояние между внешними и главными орудийными башнями и воротами и все остальное было им тщательно обдумано». Вероятно, он в общих чертах набросал план замка еще зимой, находясь в Эдирне. Он следил за разметкой земли и сам заложил краеугольный камень. Заклали баранов, и кровь их смешали с мелом и строительным раствором, скрепившим первый ряд кирпичей, — это должно было принести удачу. Глубоко суеверный Мехмед весьма внимательно прислушивался к советам астрологов. Кое-кто утверждал, будто замысловатая форма замка имеет мистический смысл и напоминает переплетенные арабские буквы — инициалы пророка и самого Мехмеда. Скорее причудливая форма крепостных стен продиктована рельефом местности — сложным, обрывистым, включавшим «извилистые, кривые, поросшие густым лесом мысы, вдающиеся в сушу заливы и береговые изгибы». Перепад высоты между побережьем и наиболее возвышенной точкой избранного участка достигал двухсот футов.
Работа началась 15 апреля в субботу и была тщательно организована по сдельной системе с использованием соревнования, основываясь на характерной для Мехмеда смеси угроз и поощрений. В нее были вовлечены все — от великого визиря до последнего подносчика. Постройка имела четыре стены; три ее башни были ориентированы по сторонам света, а четвертая, меньшая, помещалась в юго-восточном углу. За строительство — и его обеспечение — внешних башен отвечали четыре визиря: Халил, Заганос, Шехабеддин и Саружда. Их поощряли соревноваться в скорости строительства на вверенных им участках, чему способствовали также напряженная внутренняя борьба за власть при дворе и бдительный надзор повелителя, «оставлявший всякую мысль об отдыхе». Сам Мехмед взял на себя контроль за строительством связующих стен, а также меньших башен. Все работники числом более шести тысяч, что включало две тысячи каменщиков и четыре тысячи их помощников, а также других рабочих (ни в одной из специальностей не знали недостатка), тщательно подразделялись согласно системе, принятой в армии. У каждого каменщика было два помощника, работавших справа и слева от него; он обязан был построить определенный участок стены в день и нес за это ответственность. За дисциплиной надзирали кади (судьи), собранные со всей империи и имевшие право выносить смертные приговоры. Принуждение и вооруженная защита обеспечивались многочисленными армейскими соединениями. В то же время Мехмед «публично предложил чрезвычайно высокую награду тем, кто будет работать быстро и хорошо». В этой напряженной обстановке, где дух соревнования смешивался со страхом, как пишет Дука, даже знатные люди иногда находили полезным вдохновить рабочих, самолично поднося камни и известку трудившимся в поте лица каменщикам. Место действия напоминало маленький временный город и в то же время — огромную строительную площадку. Тысячи палаток появились поблизости от разрушенной греческой деревни Атоматон. Лодки маневрировали, двигаясь взад-вперед через неспокойно текущие воды пролива. В теплом воздухе раздавался звон молотов; звучали голоса. Работа продолжалась целый день; ночью она шла при свете факелов. Стены, закрытые решеткой из деревянных лесов, росли с поразительной быстротой. Вокруг места строительства цвела весна. На густо поросших лесом склонах раскрылись бутоны глицинии и багряника, свечи каштанов напоминали белые звезды. Среди ночного покоя, когда зыбкий свет луны мерцал на воде проливов, в соснах звучало пение соловьев.