Страница 20 из 125
3 августа в 7 часов утра Бельгия в специальной ноте отклонила ультимативное требование Германии о пропуске войск на бельгийскую территорию. Тем не менее в Берлине сочли, что отказ бельгийцев принять ультиматум не более чем попытка сохранить свой престиж, за которой не последует решительных действий. Вечером 3 августа Вильгельм II направил Альберту I (представителю династии Гогенцоллернов — Зигмарингенов и потому дальнему родственнику кайзера) телеграмму, в которой уверил короля Бельгии в «дружеских чувствах», а предъявленный Бельгии ультиматум назвал «вынужденным шагом». Получив телеграмму Вильгельма, Альберт I воскликнул: «За кого он меня принимает?». Отреагировав таким образом на послание кайзера, Альберт распорядился взорвать мосты через Маас, а коменданту крепости Льеж генералу Жерару Леману направил приказ, в котором предписал «держаться до последнего».
Жерар Леман слыл профессионалом высокого класса, человеком долга, безукоризненной репутации и примерного мужества. В течение тридцати лет он преподавал в военном колледже в Брюсселе, а одно время был военным советником короля. Получив приказ «держаться до последнего», Леман посчитал главным не пропустить немцев через Маас.
Маас (Мез), берущий свое начало во Франции, вместе со своим левым притоком Самброй, был не раз ареной ожесточенных сражений. В 1792 году на этом оборонительном рубеже французские революционные армии остановили наступление вторгшихся во Францию прусско-австрийских войск. Героика тех боев нашла отражение в походной песне французских солдат «Самбра и Мез».
В начале августа 1914 года к Маасу в очередной раз шел неприятель. Немецкое оперативное соединение под командованием генерала Отто фон Эммиха перешло бельгийскую границу утром 4 августа. Вперед были высланы кавалеристы с листовками, разъяснявшими, что появление немцев на территории Бельгии носит вынужденный характер и никак не направлено ни против местного населения, ни против бельгийской армии. Однако после того как кавалеристы были обстреляны, они вернулись назад. Вскоре Эммих столкнулся с еще одной неожиданностью: мосты через Маас выше и ниже Льежа оказались взорванными, несмотря на сделанное бельгийцам предупреждение, что любая попытка препятствовать продвижению немецких войск будет расценена как враждебная акция. Генерал решил, что взорванные мосты — дело рук местного населения.
В Германии все еще помнили, как во время франко-прусской войны немецким войскам оказывали сопротивление не только части французской регулярной армии, но и партизаны — вольные стрелки (франтиреры). Партизанское движение немцы считали недопустимым, одновременно пребывая в твердой уверенности, что любое его проявление должно неизменно караться, и притом самым решительным и жестким образом. О том, что прусские партизаны в 1813–1814 годах активно боролись с войсками Наполеона, немцы не вспоминали.
Однако, как показали исторические исследования, в 1914 году в Бельгии не было и намека на движение франтиреров, а если таковые и были, то весьма малым числом. Более того, уже в первые дни войны бельгийское правительство обратилось с призывом к гражданскому населению не оказывать немцам ни малейшего вооруженного сопротивления, а, во избежание непредвиденных инцидентов, сдать имеющееся на руках оружие муниципальным властям. В занятых немцами населенных пунктах появились плакаты с аналогичными наставлениями. В результате в некоторых местах оружие сдали даже полицейские.
Руководствуясь призывом правительства, бельгийское гражданское население не оказывало немцам сопротивления, однако, несмотря на эту терпимость, немцы с первых дней пребывания в Бельгии приступили к насилию, сжигая деревни и физически уничтожая невинных людей. Действия немцев пытался оправдать начальник немецкого Генерального штаба Мольтке, уже в начале августа заявивший:
«Наше наступление в Бельгии действительно сопровождается жесткими мерами. Однако нельзя не учитывать, что мы боремся за паше существование, и все те, кто стоит на нашем пути, должны пенять на себя».
Однако Мольтке не удалось оправдать насилие. Бесчинства немцев на территории Бельгии осудило большинство европейских стран, от которых не отстали и Соединенные Штаты. Американские газеты отметили, что немцы ведут войну при помощи варварских методов, попирая нормы международного права, нормы морали и исторически сложившиеся обычаи войны.
Действительно, немцы с этими обычаями не считались. Уже 4 августа, в первый день вторжения в Бельгию, они сожгли дотла бельгийскую деревню Баттис, а в городке Версаж расстреляли шесть человек. В дальнейшем репрессии немцев против бельгийского гражданского населения приобрели еще более масштабный характер. В течение первых трех недель августа немцы провели массовые расстрелы жителей городов Анденн, Тамин и Динан. В Анденне немцы расстреляли 211 человек, в Тамине — 384, а в Динане — 612. В Тамине немцы открыли огонь по людям на центральной площади города, и тех, кто не погиб от пули, добили штыками. Среди погибших было много детей и женщин. Заметим, что если во время Второй Мировой войны массовые экзекуции ни в чем не повинных людей проводились особыми командами немцев, то а 1914 году в Бельгии мирных жителей расстреливали обычные солдаты из немецких полевых армий, а в Анденне расправу над жителями учинили бывшие резервисты.
В конце августа немцы устроили настоящий погром в Лувене, «бельгийском Оксфорде», культурном центре страны. В ночь на 25 августа немцы приняли раздавшуюся стрельбу за огонь снайперов из числа якобы находившихся в городе франтиреров, хотя на самом деле стрельбу открыли входившие в город новые немецкие части. Посчитав, что в городе орудуют франтиреры, немцы начали обстреливать все подозрительные дома, а с утра принялись громить город. За три дня немцы расстреляли 209 ни в чем не повинных людей, разрушили 1100 зданий и сожгли на кострах 230 000 книг из университетской библиотеки.
Бесчинства немцев в Лувене вызвали новую волну возмущения в европейских странах и США. В появившихся публикациях отмечалось, что немцы на этот раз подняли руку не только на мирных жителей, но и на культурные ценности. В Германии реакция на произошедшие в Лувене события была противоположной. Немецкие интеллектуалы в угаре патриотических чувств обвинили в развязывании войны русских варваров, английских обывателей и французских декадентов, поставивших себе целью уничтожить великую немецкую цивилизацию. Еще до событий в Лувене, 11 августа, в Берлине директор Императорской библиотеки фон Гарнак перед большим стечением публики произнес патриотическую речь, в которой, представив Германию в виде оборонительной стороны, подвергшейся несправедливому нападению, призвал всех немцев встать на защиту национальных культурных ценностей, которым грозит опасность уничтожения со стороны французов, русских и англичан, Вот, к примеру, как он охарактеризовал угрозу со стороны русских:
«Московская цивилизация, впитавшая татаро-монгольские навыки и порядки, не сумела как следует воспринять ни плоды европейского Просвещения семнадцатого и восемнадцатого веков, ни достижения культуры девятнадцатого столетия. И вот теперь, в двадцатом веке, поднявшие головы московиты пытаются угрожать не только независимости нашего государства, но и нашим великим культурным ценностям».
Как мы отметили, подобных взглядов в Германии придерживался не один фон Гарнак. Когда английские и американские университеты выступили с инициативой собрать книги и средства для восстановления университетской библиотеки в Лувене, деятели немецкой науки и литературы (в том числе видные ученые Макс Планк и Вильгельм Рентген) высказались категорически против сбора пожертвований, подписав совместное заявление, в котором оправдали действия немецких солдат, объявив зачинщиками беспорядков бельгийских франтиреров, а резюмируя, заявили, что, если бы не доблестные немецкие воины, немецкая культура была бы давно уничтожена.
Завершая рассказ о разыгравшейся в Лувене трагедии, отметим, что виновниками погрома в городе стали солдаты 17-й и 18-й резервных дивизий, до того в течение трех недель находившиеся в Шлезвиг-Гольштейне на случай возможной высадки английских экспедиционных войск на побережье Северного моря. Находясь в Пруссии, солдаты узнали из немецких газет о неожиданном сопротивлении бельгийской армии немецкому наступлению, а также о якобы появившихся в Бельгии франтирерах, которые то и дело стреляют чуть ли не из любого укрытия. Вполне допустимо, что эти сведения привели немцев в ярость, особенно те из них, которые касались истинного положения дел: неожиданного сопротивления бельгийских войск, что вело не только к снижению темпа немецкого наступления, но и ставило под угрозу выполнение плана Шлиффена.