Страница 18 из 125
Действительно, в Первую Мировую войну европейские армии нуждались в лошадях почти в той же степени, что и во времена Наполеоновских войн. За первую неделю августа 1914 года более миллиона лошадей мобилизовали в русскую армию. 715 000 — в немецкую, 600 000 — в австро-венгерскую, 115000 — в английскую. Количество лошадей и солдат в Первую Мировую войну выражалось соотношением 1:3. Лошадей отправляли в пункты формирования войсковых частей так же спешно, как и призванных в армию резервистов.
Железные дороги работали на полную мощь. Подразделение перевозок немецкого Генерального штаба составило на мобилизационный период график движения 11 000 воинских эшелонов. Со 2 по 18 августа только но мосту «Гогенцоллерн» (через Рейн) прошли 2150 составов. Во Франции уже со 2 августа железные дороги были переключены на выполнение воинских перевозок по мобилизационному плану. Перевозки производились по десяти двухпутным линиям с пропускной способностью 56 поездов в сутки каждая.
В то время как одни поезда шли к линии фронта, другие формировались. Подъездные пути ко многим крупным железнодорожным узлам были забиты паровозами, тендерами, вагонами. Вот впечатления Ришара Кобба о поездках в Париж в начале августа 1914 года:
«Пассажирам поездов, следовавших на Лионский вокзал Парижа, еще за много километров до города открывалась удивительная картина. Все запасные пути и каждая боковая ветка были заняты пустыни составами, как пассажирскими, так и товарными. Мимо окон мелькали и смешанные составы, сформированные из самых разных вагонов по форме, габаритам и назначению. На многих вагонах мелом были выведены какие-то надписи. Все составы были без паровозов. Несколько иную картину можно было увидеть, подъезжая к Северному вокзалу. Здесь на путях стояли сотни локомотивов, образуя длинные очереди».
Составы, стоявшие вблизи железнодорожных станций, долго не пустовали — ни в Австро-Венгрии, ни в Германии, ни во Франции, ни в России. Заполненные солдатами, они трогались к линии фронта, одни — на восток, другие — на запад. В пути на вагонах появлялись жирные надписи, на одних: «На Берлин!», на других: «На Париж!». Общим было одно: царившее в поездах оживление — песня, шумные разговоры, а где и игра на губной гармошке. Солдаты высовывались из окон, улыбались подбегавшим к поезду людям, отвечали на их приветствия, размахивая головными уборами. Поезда шли со скоростью десять — двадцать миль в час, иногда неожиданно останавливались, но все как один добирались до места своего назначения, чтобы выплеснуть на платформу у тихого городка тысячу-другую солдат, собиравшихся вернуться домой со скорой победой.
Оживление сопутствовало и проводам солдат на вокзал. Где по тротуарам, а где и просто по пешеходным дорожкам, не отставая от строя, двигались провожающие, в основном женщины: жены, невесты, подруги тех, кто маршировал по проезжей части дороги. Немецкие солдаты шли на вокзал с цветами, засунутыми в дуло винтовки или в мундир между верхними пуговицами. Французы шли под оркестр, а если, случалось, музыканты отсутствовали, то и тогда находили выход из положения. Один французский фотограф поймал в объектив сержанта, который пятился перед строем солдат и, как дирижер, размахивал руками, помогая им печатать шаг. Впереди русских солдат шел капеллан с иконой. Австрийцы, направляясь на железнодорожную станцию, славили Франца-Иосифа, воплощение единства многонациональной империи.
Готовилась к войне и английская армия. Она тоже не обошлась без мобилизации резервистов. Один из них — Х.В. Сойер — получил назначение в пехотную бригаду, формировавшуюся в Колчестере. Вот его первые впечатления:
«Когда я оказался а расположении части, казармы были полны резервистов, многие из которых все еще не расстались с гражданской одеждой. Резервисты прибывали к нам с каждым поездом… Постепенно все получили обмундирование и оружие. Однако форменная одежда пришлась по вкусу не всем. Какой-то толстяк, весом по меньшей мере в семьдесят стоунов, еле передвигал ноги, облаченные в непривычно тяжелую обувь».
Гражданскую одежду резервисты отправляли домой посылками. Один из них, англичанин Шоу, уже после войны, вспоминая первые дни пребывания в армии, рассказывал, что, отправляя свои вещи домой, он вдруг пришел к мысли, что они ему могут больше не пригодиться.
Коль скоро зашла речь об одежде и в первую очередь форменной, приведем более приятную картинку на эту тему. Вот небольшой рассказ лейтенанта Эдварда Спиарса, прибывшего в Париж в порядке обмена офицерами между Англией и Францией:
«Когда я вошел в подъезд французского военного министерства, консьержка, взглянув на меня, воскликнула: «Ну ты и вырядился, красавчик. Похож на извалявшуюся в пыли канарейку». Я решил, что удивление женщины вызвал не только мой мундир цвета хаки, но и галстук. Носить офицеру сей предмет туалета французы считали верхом легкомыслия, несовместимого с положением военного времени».
Консьержка, о которой упомянул Спиарс, вероятно, не знала, что английские военные вот уже несколько лет как перешли на новую форму одежды, заметим, удобнее прежней и более отвечавшую своему назначению. В отличие от англичан, французы не спешили с нововведениями. Французские военные в 1914 году носили почти такую же форму, что и в годы франко-прусской войны, а иные внешне походили даже на тех, кто сражался при Ватерлоо. К примеру, кирасиры все еще не расстались с латами и медными шлемами с плюмажем из конского волоса, а гусары все еще носили серебристо-черные доломаны, красные рейтузы и ментики. Зуавов, как и прежде, можно было легко узнать по их арабским костюмам. Французские пехотинцы носили красные брюки и голубые шинели, вряд ли помогавшие маскировке.
В австрийской армии форма кавалеристов также не претерпела значительных изменений, оставаясь в основном той же, которую носили в годы австро-прусской войны, а вот обмундирование пехотинцев все-таки изменилось: ему придали защитный цвет. Не пренебрегли маскировкой и русские: у пехотинцев появились оливково-зеленые гимнастерки. О немцах и говорить нечего. Они не отстали от англичан, позаботившись о защитной форме для своей армии. Тому мы уже привели свидетельство немецкого пехотного офицера, получившего в расположении формировавшейся части серо-зеленый китель, такого же цвета брюки и каску, обтянутую серой материей. В ряде армий некоторым разнообразием отличалась форма военных, предпочитавших не отходить от своих национальных привязанностей. Так, солдаты шотландских полков носили или клетчатые штаны, или килты, а боснийские пехотинцы — красные фески.
Однако вне зависимости от формы одежды пехотинцам всех армий приходилось во время войны носить на себе тяжелое снаряжение: винтовку со штыком, подсумок с патронами, саперную лопатку, фляжку с водой и, наконец, вещевой мешок со сменным обмундированием, столовыми принадлежностями и неприкосновенным запасом провизии. Общий вес воинского снаряжения пехотинца доходил до 25 кг.
Англичане после англо-бурской войны 1899–1902 годов, в ходе которой солдатам приходилось совершать длинные переходы по южноафриканским степям с тяжелым заплечным грузом, снабдили солдатский ранец системой ремней, позволившей более равномерно распределить нагрузку на тело, но и это усовершенствование, как выяснилось впоследствии, мало чем помогло.
В теплое время пехотинцам приходилось нести еще и шинель. Немцы укладывали ее поверх вещевого мешка, предварительно завернув в непромокаемую материю, а русские носили через плечо, свернув в скатку. В отличие от немцев, французы укладывали поверх вещевого мешка котелок, что во время войны оказалось крайне неосмотрительным: котелки блестели на солнце. Как рассказывал после войны немецкий лейтенант Эрвин Роммель, его солдаты нередко пользовались этой неосмотрительностью французов, а однажды и вовсе нанесли им большой урон, когда те залегли в ржаном поле, казалось бы, надежном укрытии.
Однако, как бы ни было тяжело снаряжение, во время войны пехотинцам всех армий приходилось совершать длинные переходы в тяжелой и грубой обуви, подчас натирая, а то и разбивая в кровь ноги. На марше появлялись и другие заботы. Лошади, перевозившие пушки, полевые кухни, повозки, время от времени теряли подковы, и тогда приходилось искать кузнеца, а потом догонять колонну. На марше пехотная дивизия растягивалась на несколько миль.